— Юра, вовремя надо все делать, — нравоучительно сказал Семенов и направился в сторону столовой. Двери туда были еще закрыты, и около них скопилась уже толпа желающих пообедать.

Когда двери наконец открылись, вся эта толпа ринулась к прилавку, за которым стояло несколько поварих. Привычных полок, холодильных камер здесь не было и следа. Да и аппетитных запахов особо не было. Пахло кислой капустой и комбижиром. Когда очередь дошла до них, подавальщица устало сказала:

— Обед три блюда — восемь рублей.

Вовка протянул ей деньги и карточки. Та удивленно на него посмотрела, вырезала один талон и на отдельное блюдце положила кусочек черного хлеба и кусок колбасы толщиной с сантиметр. После этого налила тарелку жидких щей, в другую кинула половник непонятной каши, по которой расплывался тающий комбижир, плюс положила еще один кусочек черного хлеба. Дальше стояли стаканы с непонятным зеленым содержимым. Фомин осторожно понюхал его, пахло мятой и еще чем-то.

— Бери, — сказал сзади Семенов, — это витаминный напиток, говорят, там мята, щавель и что-то еще, ревень какой-то вроде.

Они перенесли все это богатство на ближайший свободный стол.

— Слушай, Толя, — спросил Вовка, — а что все на руках носят тарелки, у вас подносов, что ли, нет?

— Да ты что, у нас вообще недавно так стало, еще в прошлом году мы за столами садились, а нам подавальщицы все носили. Ох, и морока была. Сейчас в два раза быстрее можно пожрать, — с энтузиазмом сказал Толя и тихо добавил: — Только вот пайка с войны нисколько не подросла. А про какие подносы ты говоришь?

— Ну как же, вот примерно такие штуки, — Вовка обрисовал руками, — видишь, примерно такого размера из жести, ну там, или фанеры, поставил все и отнес на стол, ничего нового.

— А-а, понял, — сказал Толя, — мне кто-то рассказывал, что в ресторанах на таких носят еду. Слушай, так ты дело сказал, не знаю, почему до сих пор у нас на руках всё таскают, ты Василию Ивановичу свою идею подкинь, он с заведующим столовой дружен.

После этого они принялись за еду.

Да, сейчас Вовка понял, как, оказывается, хорошо готовит его мать из тех же продуктов, что и здесь. Столовские щи были жидкими и безвкусными, привкус комбижира в каше отбивал аппетит вообще, колбаса, которая была выдана доппайком, мясом не пахла. Но тем не менее он съел все и корочкой хлеба подобрал остатки. Хотя он никогда особо хорошо не знал историю, но был осведомлен, что в ближайшие два года жизнь будет не очень сытная. И если так кормят рабочих оборонного завода, что делается в деревне, можно было себе представить. А вот витаминный напиток оказался вполне съедобным и даже вкусным, несмотря на то что в нем было море щавеля.

Встав из-за стола, он обнаружил, что обеда как бы и не заметил.

«Ну что же, будет легче работать», — решил он и вместе с наставником пошел обратно на участок.

Семенов шел назад очень быстро, хотя на больших часах до конца перерыва оставалось еще почти двадцать минут. Вовка подозревал, зачем он так торопится, и оказался прав. За большим столом рядом с бытовкой сидели несколько человек и с размаху шлепали на него самодельные костяшки домино. За ними стояли еще желающие сыграть и периодически тревожно посматривали на часы. Толик облегченно вздохнул и сразу влез на место проигравшего, раздались возмущенные возгласы, но он в ответ тоже возмущенно заорал:

— Вы чо, я еще до столовки занимал очередь!

Вовке были не интересно смотреть на игру, и он подошел к станку и стал его разглядывать. От стола периодически слышался дружный смех и вопли:

— Рыба!

Тут кто-то тронул его за плечо. Это был молодой парнишка, чуть постарше его, улыбчивый, с комсомольским значком на спецовке.

— Привет, ты наш новый ученик токаря? — утверждающе спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — А меня зовут Паша Чернавский, я фрезеровщик и комсорг участка. Рад, что молодежи у нас прибавилось, ты ведь комсомолец?

— Нет, — ответил Вовка, — меня весной не успели принять в школе, я думал, что осенью примут. Но видишь, пошел на работу.

Чернавский задумался на минуту.

— Нет, так дело не пойдет, ты теперь рабочий класс. И должен быть в комсомоле. Или ты не хочешь вступать? — спросил он вдруг с подозрением.

Вовка про себя вздохнул. «Так и знал, что без этого не обойдется. Ну что же, придется становиться комсомольцем», — подумал он. В его памяти сразу всплыли комсомольские собрания первой молодости, на которые было потрачено столько времени, — но что же делать, без этого не обойтись.

— Ты что говоришь, Паша, конечно, хочу, вроде бы я из пионерского возраста вышел, — обиженно ответил он.

— Ну мало ли, что вышел, — с серьезным видом сказал Чернавский, — у нас тут хватает людей, которые не хотят в комсомол вступать, взносов им, видите ли, жалко. Не хотят принимать участия в общественной работе. Хорошо, раз ты согласен, тогда принесешь мне характеристику из школы, и учи устав, чтобы цели и задачи нашего Союза у тебя от зубов отскакивали, понял?

Вовка еще раз мысленно вздохнул и бодро произнес:

— Все понял: характеристика, устав и чтобы всё от зубов отскакивало.

Пашка засмеялся, стукнул его по плечу.

— Молодец! Наш человек! Ну, давай, действуй, а я побежал к станку, мне пахать надо, деньги зарабатывать.

И он действительно почти побежал на другую сторону цехового пролета, где встал у фрезерного станка, хотя до конца перерыва оставалось еще десять минут.

Тут из-под стола с огорченным видом, под взрыв хохота прокукарекал Толик, вылез и подошел к Вовке.

— Опять продул, — пожаловался он, — уже третий день подряд вылетаю. К тебе чего Чернота приставал?

— Это Чернавский, что ли? — переспросил Вовка. Семенов кивнул.

— Ну, он по комсомольской линии, узнавал, комсомолец ли я, ну и всё такое. Послушай, Толя, что это он сразу работать побежал, может, стахановцем хочет стать?

Семенов махнул рукой:

— Да какой там стахановец, у него сын недавно родился, жена не работает, дома сидит. А у нас ползарплаты последний раз облигациями займа выдали. А Пашка комсорг, вот он на три четверти зарплаты и подписался. Теперь дома жрать нечего. Мы ему, дураку, уже собирали кое-что, чтобы семья с голоду не померла. А он теперь любую минуту на работу тратит. Ковш ему тут работу денежней нашел, так у него прынципы, — с легкой насмешкой сказал Толик. — Ведь отказался, сообщил, что ничем не лучше остальных и на поблажки не собирается рассчитывать. Так, ну, что мне с тобой делать, ты хоть какое понятие имеешь о токарном станке?

— Да, конечно, — ответил Вовка, — пожалуйста, вот станина, это суппорт. Вот это передняя бабка. Здесь ручка обороты переключать, здесь автоматическая подача суппорта.

— Хм, ты что, уже где-то видел такой станок? — заинтересованно спросил Толя. — Может, еще кое-что знаешь?

Вовка лихорадочно перебирал в своей памяти хоть что-то оставшееся там с времен юности.

— Ну, про посадки знаю; горячая, прессовая, скользящая.

— Понятно, — вздохнул токарь, — ладно, пошли со мной.

Они прошли к такому же станку, за которым сегодня никого не было.

— Тут у нас девушка работает, симпатичная, — подмигнул наставник, — Валя Силкина. Заболела она, так что сегодня и завтра станок простаивает. Сейчас мы обучение с тобой и начнем. Видишь, у меня лежат отливки болтов. Ты сейчас их будешь протачивать, а я нарезать резьбу, ну чего, не сдрейфишь?

— Постараюсь, — буркнул Вовка, — только ты мне уж расскажи и покажи на первый раз, что да как.

— Тогда тащи сюда несколько заготовок, — распорядился Семенов, — а я пока станок буду настраивать.

Пока Фомин таскал тяжелые болты, Толик быстро установил обороты и сейчас вертел в руках резец.

— Смотри сюда, пацан, видишь — это проходной резец для черновой обработки из специальной быстрорежущей стали, сейчас я его немного подправлю, и начнем.

Он подошел к наждаку и, включив его, слегка коснулся резцом наждачного круга, брызнул сноп искр. Глянул на свет и удовлетворенно кивнул головой.