Он тоньше льдинки или бабочкиного крыла. Он похож на музыкальный инструмент. Он лежит на простыне кремового оттенка, по которой рассыпались бестолковые синие мотыльки — где нарисованные, где вышитые.
— Уже совсем скоро, — шепчет Тильда, накручивая на палец свой огненный локон. — Мыслительная активность повышается. Поднимается, как прибой.
Настоящий прибой шебуршит о берег в нескольких минутах ходьбы. Светлый и солнечный день даже не подозревает о драме, которая разворачивается внутри Ритрита: выход из Неподвластных слоев — процесс сложный, болезненный и… не всегда увенчивается успехом.
Мальчик делает первый по-настоящему глубокий вдох. Не пытаясь открыть глаза, шевелит губами — но по их движению, быстрому и выразительному, нельзя опознать язык фраз.
— Поток мыслей в его голове сейчас похож на вихрь мусорной кучи во время предштормового ветра, — констатирует Тильда. — Очень плотный, но совершенно бессистемный. Ничего не могу понять.
Он всхлипывает и тянет вниз простыню, которой укрыт до горла. Аона прикладывает палец к губам и велит всем особенно тщательно молчать.
Аона именно тот человек, к которому хочется прижаться всем телом после испуга, травмы и неожиданного пробуждения. Улыбчивая, в теле, с крупными и чистыми чертами лица, эта ментор олицетворяет собой все гостеприимство Ритрита, всю его материнско-домашнюю сторону.
Только вот мальчик смотрит на нее совсем не с радостью и не с надеждой. Его глаза мутноваты и полны раздражения.
— Привет! С пробуждением! — тембр голоса у Аоны такой, будто она сейчас вытащит из духовки противень с пирожками.
Раздражение в глазах пациента сменяется злобой.
— Ты в Ритрите. Это не Большая Земля, это Архипелаг, — делает свою попытку Тильда, — и тут же злость, коротко моргнув, переключается на нее.
Грабабайт, повиливая упитанной тушкой, подходит к краю кровати, встает на задние лапки и обнюхивает пальцы мальчика — ничем пока не выдавая, что он не совсем обычный питомец. Вот же умный хитрюга!
— Киса! — мальчик вскрикивает тонким, слишком детским для его возраста голосом и начинает гладить Байта, демонстративно не обращая внимания на людей.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — снова Аона.
— Возьми, попей, — протягивает стакан Эмма.
— Привет, — с полувопросительной интонацией говорю я.
Грабабайт прыгает на кровать, под бок к мальчику. Тот гладит его — и полумертвецкое выражение с лица спадает. Может, он недоразвитый? Не понимает наш язык? Повредился умом при выходе из Неподвластных Слоев?
— Тебя доставили сюда на спасательном корабле, — подает голос Кикко. Уж на него не обратить внимание невозможно: статный ментор с темно-шоколадной кожей и волосами, выкрашенными наполовину в оранжевый, наполовину в сиреневый цвет. — Одного, без документов и сопроводителей. Тебя спасли после экстренных событий. Ты помнишь, что именно с тобой случилось?
— Такой пушистый, — улыбается мальчик, видя и слыша только Грабабайта.
— Муррр, — подтверждает кот.
— Такие глазки большие…
— Муррр!
Вильгельм неподвижно стекленеет — признак скорого начала большого гнева — но пока молчит.
— Пузико тебе можно почесать?
— Можно. Только сначала скажи, как тебя зовут, — соглашается Байт.
— А! — вскрикивает мальчик на куда более басовой ноте и вжимается макушкой в спинку кровати, — А…рчи.
Эмма успела предупредить нас, что у карнавалетов может быть до нескольких десятков имен: пять или даже больше даются при рождении, остальные человек выбирает сам или получает в подарок в течение жизни. Данные при рождении имена используются для тех первых масок, которые юный многоликий освоит первыми. Дальше он сможет культивировать столько личин, сколько сочтет нужными, подбирая для них новые имена — или оставляя безымянными. Итак, в своей первой для Ритрита ипостаси наш новый гость решил стать Арчи.
— Как, вы говорите, меня везли? — не отпуская Байта, Арчи удосуживается поднять глаза на Кикко. Слышал, значит, вредина, от кого исходил голос.
— На спасательном корабле. Ты был без сознания и в критически тяжелом состоянии непонятного свойства.
— Как это? — голос Арчи уже совсем не как у малыша. Теперь он в цельном, обычном образе подростка.
— Не бойся, у тебя нет переломов, разрывов органов — ничего такого. Но твое тело ни на что не реагировало, было бесчувственным и стабильно слабело. На Большой Земле не знали, что произошло с тобой и как тебя лечить, и поэтому отправили сюда — как можно быстрее, потому что время твое истекало. Какие у тебя последние воспоминания остались?
Арчи жует губы — значит, помнит. Я обычно имитирую незнание, когда знаю что-то слишком хорошо. Менторы на него не давят: от того, что он сейчас скажет, будет зависеть их стратегия общения с ним. Комплекты лжи во спасение давно заготовлены и ждут, чтоб один из них открыли.
— Я не помню никакой катастрофы, — выталкивает из себя новый гость Ритрита. — Спасательный корабль тоже не помню, вообще ничего не помню.
— Что ж, будешь вспоминать постепенно, по мере восстановления. Память к тебе вернется, не волнуйся, — успокаивает Аона. — Если при критических состояниях наступает временная амнезия, это хорошо — это свидетельствует о том, что включились защитные механизмы нервной системы.
— Но постарайся, пожалуйста, вспомнить, по максимуму о том, что касается твоего здоровья, прошлых травм и заболеваний, — просит-настаивает Кикко. — Остальное сейчас не так важно.
Менторы хитрые и опытные, а я нет. Я впервые приглашена стать участницей такого спектакля, поэтому чуть хриплю от волнения, когда делаю шаг вперед и произношу:
— Арчи, тебе предстоит альтернативная ментальная терапия. Не волнуйся, это довольно весело — больше развлечение, чем лечение. На первых порах проводить для тебя эту терапию буду я.
Ночью я без спроса веду его на Ту Сторону.