— Это виртуальная реальность? — уныло спрашивает Арчи, как только мы одновременно просыпаемся на территории сна.
Интересно. Он слишком хорошо осознает себя и понимает, что это не обычная греза — а такой слой сознания, в котором мы можем общаться так же непринужденно, как в повседневности.
— Нет. Это наша реальность, только с изнанки.
— Значит, виртуальная, — жмет он плечами.
Можно сказать и так. Только в виртуальной или дополненной реальности ты можешь умереть и закончить игру — а потом снять шлем и датчики и пойти на кухню за чизбургером. Та Сторона же ничего не оставляет без последствий.
Вильгельм разъяснил мне это в свое время так: "Наши судьбы не прописаны раз навсегда. У большинства событий есть некий шанс наступления — они могут произойти с большей или меньшей вероятностью. Всегда есть варианты, вариации, ответвления судьбы. Например, у человека была высокая вероятность попадания в аварию на Этой Стороне, что закончилось бы комой. Но если на Той Стороне в дело будет введен усилительный потенциал, он превратит эту вероятность в неизбежность".
Вот тебе виртуальная реальность, Арчи, на. Играй смелее.
В большом темном доме накрыт стол на двадцать-тридцать персон. Несколько поколений семьи готовятся приступить к застолью — но пока что сидят по диванам или топчутся по углам, ожидая, по всей вероятности, прибытия виновника торжества.
— Видишь кого-нибудь знакомого? — спрашиваю я.
— Нет, — еще раз жмет плечами он. Апатия удивительная.
Я же вижу не знакомую, а квази-знакомую по имени Аделаида. На изнанке реальности иногда приходит понимание, что ты знаешь многое о существе, которое на самом деле встречаешь в первый (и, скорее всего, последний) раз. Знаешь имя, биографию, привычки и секреты вплоть до сокровенных детских обид — только не знаешь, зачем Та Сторона подтолкнула этого человека к тебе и чем увенчается ваша встреча.
Разведенная Аделаида воспитывает двоих малюток и сияет чистотой. Ее бледное овальное личико с узким подбородком обрамляет рамка чернющих волос, а светло-серые глаза источают нежность и скромность.
Но так было не всегда. За плечами Аделаиды — годы ненависти и саморазрушения. Она пришла к свету только потому, что не нашла смерти. Она оказалась на стороне любви случайно — но честно сделала все усилия, чтоб закрепиться там. Такие лица, только суровее, встречаются у монашек.
Она почтительно беседует с матроной, чья фигура напоминает избушку на курьих ножках: неотесанная глыба в клетчатом платье, водруженная на тонкие кривоватые икры.
— Как это… Как это так? — вздрагивает Арчи.
Время сместилось, и застолье теперь в полном разгаре. Мы же продолжаем стоять на том месте, где и минуту назад.
— Наша первостепенная задача сейчас — бережное восстановление работы твоей памяти. — Я стараюсь выговаривать врачебно-успокоительные фразы так, будто не заучила их с подачи менторов, а произношу их уже не впервые и не для первого подопечного. — Для начала мы разогреем твои нейроны — как бы мотор заведем — отвечающие за ориентацию во времени. Я с тобой, я тебе все объясню — но ты и сам, пожалуйста, проявляй как можно большую внимательность.
Очередная ложь из коробочки. На самом деле, Та Сторона просто отрицает линейность и любит сдвиги и искривления. Арчи еще предстоит на это насмотреться…
— Помянем же, — всхлипывает матрона в клетчатом платье, — нашу славную Аделаиду. Да спится крепко ей на облаках тенистых…
Гости тихонько завывают и подносят к глазам бокалы, чтоб сдобрить вино слезами.
— Она ведь… только что ушла на грядку, нарвать свежих овощей? — бормочет Арчи.
Изумительно. Это его дебютный осознанный переход на Ту Сторону — а он уже улавливает то, что недоступно взгляду. Я тоже знала, что Аделаида отправилась на огород — но мы не видели, как она вставала с дивана, так как уже находились на середине временного сдвига.
— Что с ней случилось? Как все об этом узнали?
Я понимаю, что моего подопечного волнует вовсе не судьба незнакомой девушки — а те вихри, которые разрывают сейчас его собственное сознание, сметая на своем пути устаревшие представления о логических связях во вселенной.
Аделаида предстает перед нами — призрак, материализовавшийся спиной к столу, откуда ее никто не замечает:
— Я наклонилась к душистой зелени и принюхалась. Вместо аромата свежести меня накрыло ощущение тревоги. Переведя взгляд на соседнюю грядку, я увидела, что там лежали две отрезанные детские ручки. Чистые и пухлые кисти рук, без единой капли крови… Не настоящего ребенка, конечно — игрушки, манекена. Но кому потребовалось оставлять на грядке такой зловещий знак?
Арчи слушает в завороженном смятении.
Покойницу перебивает визг издалека: "Черное существо! Черное существо!".
Гости вскакивают из-за стола и уносятся врассыпную. Аделаида, с любопытством крутя головой, заглядывает в соседнюю комнату в поисках чудовища. Затем проследует в коридор…
— Мы сейчас наблюдаем течение сразу нескольких пластов времени, — я не уверена, что Арчи меня слышит — все его внимание сконцентрировалось на коридоре. Но все равно продолжаю: — Аделаида сейчас одновременно и проживает свои последние секунды, и показывает нам, как это было, будучи уже привидением. Ее родственники сейчас и поминают ее, и спасаются от того зверя, что загрыз ее. Мы же стоим и смотрим — и в то же время… Арчи, бегом!
Я хватаю его за локоть и мчусь к крошечной ванной, куда успела забиться вся сидевшая за столом толпа. А это уже пространственные искривления Той Стороны, ее метрический сколиоз — и он предусматривает, что в закрывающуюся дверь, как в последний вагон, заскочим Арчи и я. И еще — что, захлопнувшись и сделав нас невидимо-недоступными для зверя, она в то же время не будет доставать нескольких сантиметров до косяка, оставляя щедрый зазор для просмотра.
— Там у нас есть что-нибудь? — Аделаида наклоняется и приподнимает невидимые листья высокого огородного растения.
Сзади на нее бросается нелепое создание: словно бы человек среднего роста, с головы до пят в черном махровом чехле без лица. Чехол дешевый, драный, старый и велик ему. Эта тьма наваливается на Аделаиду и сминает ее — а когда встает, Та Сторона уже выдвигает нас далеко за пределы дома.
— Зачем нам показали это? — безучастно спрашивает карнавалет.
— Чтоб ты почувствовал острое различие между смертью и жизнью и понял, насколько жизнь в своей непостижимости прекрасна и достойна того, чтоб за нее держаться, — скомканно бубню я. Я никак не ментор-теоретик, ну совсем. И дальше — неправдоподобно елейным, дурацким голосом добавляю: — Тебе понравилось упражнение?
— Вполне, — кивает он с вялостью разминаемого в ладони мармелада.
И отшатывается от меня на Эту Сторону, чтоб проснуться в Ритрите.
Поразительное владение навыками перехода. Интересно, это у карнавалетов врожденное?