— Так что же вы придумали? — спросил господин Видаль.

— Для начала я хочу, чтобы сад был расчищен, — ответила она. — Надо выполоть бурьян и обнести сад забором. Для этого потребуется нанять пять человек. Потом колодец... Он очень старый, сэр, но еще может давать воду.

Заложив руки за спину, господин Видаль прошелся по крыльцу. Его тяжелые кожаные ботинки слегка поскрипывали.

— Ах, так! — сказал он, внезапно останавливаясь. — Неплохая мысль. Вы умеете думать, а это как раз то, что нам требуется. Свежие мысли! Вам следует получить постоянное место.

— Благодарю вас, сэр, — сказала мисс Иносенсио. — Видите ли, сэр, я забочусь о том, чтобы детям было лучше.

— И прекрасно. Однако этому селению очень повезло, что тут вообще открыли школу, — заметил господин Видаль. — Ведь у нас не хватает средств. Впрочем, эти деньги не потрачены зря.

— Вы хотите сказать, сэр, что школу открыли временно, что вы можете ее закрыть?

— Ну, я закрыть ее не могу, — ответил господин Видаль. — Но могу рекомендовать это в отчете.

— Какой ужас! — мисс Иносенсио растерянно прижала ладонь к губам. — Не делайте этого, сэр! Пожалуйста!

— Тут многое зависит от вас, — сказал господин Видаль.

— Я буду стараться, обещаю вам, сэр! А вы видели это здание раньше, сэр, сразу после оккупации?

— Нет, но я слышал, что японцы использовали его как казарму для воинского гарнизона.

«Надо рассказать ему!»

— Вон в том углу все было черно от сажи, сэр. Японцы кипятили там чай. А на дрова, конечно, изрубили парты и половицы. И еще они держали тут пленных. Партизан, сэр. Среди них были молодые люди из этого селения.

Ноздри господина Видаля раздулись, и он посмотрел по сторонам.

— Так, значит, сына господина Малабанана убили тут? — спросил он.

Такой поворот разговора застал мисс Иносенсио врасплох.

— Да, — ответила она, замявшись.

— И его близкие до сих пор не могут этому поверить.

— Да, сэр.

— Он ведь был единственным сыном. Вы его знали?

— Пепито Малабанана, сэр?

— Совершенно верно, его звали Пепито! — Господин Видаль щелкнул пальцами. — Отец все еще надеется. Как и старая госпожа Малабанан. Не далее как сегодня, когда я завтракал у них, они спрашивали, верно ли, что некоторым партизанам из отряда с острова Панаи удалось спастись и они потом сражались в частях регулярной армии. В один прекрасный день Пепито вернется домой — они в этом убеждены. Как вы думаете, может быть так, что он жив, что он вернется?

— Не знаю, сэр.

— Старики очень добры и самого лучшего мнения о вас, — сказал господин Видаль, спускаясь с крыльца. — Вы ведь приглашены отужинать у них, если не ошибаюсь? Госпожа Малабанан хочет сделать мое пребывание тут как можно более приятным.

— Благодарю вас, сэр, что вы зашли в школу.

Вернувшись в класс, чтобы посмотреть, как справляются со своей работой девочки, мисс Иносенсио все еще испытывала неловкость и смущение. Она посмотрела в окно, на Леонсио и других мальчиков, которые выпалывали в саду когон. Но думала она о том, как господин Видаль, прежде чем повернуть за угол и скрыться позади высокой бамбуковой изгороди, помахал ей рукой, словно говоря: «Я ваш друг, а вовсе не придирчивый школьный инспектор».

Теперь, когда инспектор ушел, девочки принялись болтать. Они трещали, как сороки, и мисс Иносенсио немного отвлеклась. Девочки совсем развеселились. Десятилетняя Клара, водя тряпкой по ободранной доске, вдруг запела «Сердце банана». Пепито Малабанан любил эту песню не больше, чем все другие юноши и девушки селения, и все-таки для мисс Иносенсио это была его песня. Сколько раз он, наигрывая на гитаре ее тоскующую мелодию, пел у нее под окном. В апрельские и майские ночи. Перед войной. «Но я не должна больше о нем думать», — сказала себе мисс Иносенсио, разобрала учебники на столе, вынула тетрадь с планами уроков и, сняв колпачок с авторучки, начала размышлять о том, как построить завтрашние занятия.

Ведь должно же быть что-то новое, что-то такое, чего еще никто не делал, чего нет в учебнике и что будет полезно детям! Но имеет ли она право на самостоятельность? Вот перед ней в бумажном переплете методическое пособие с официальными разработками уроков...

Другие девочки принялись дразнить Клару:

— Поглядите на нее, госпожа учительница! Будто мы эту песню по программе проходим!

— Ничего, девочки, — отозвалась мисс Иносенсио, и Клара, тотчас воинственно повернувшись к подругам, показала им язык.

По классу залетали тряпки и кусочки мела.

— Прекратите! — прикрикнула мисс Иносенсио, и тотчас ее охватило раскаяние.

Зачем ей понадобилось одергивать детей? Может, все дело в том, что она теперь взрослая и сама зарабатывает себе на жизнь? И не завидует ли она их беспечности? А что с ней будет дальше? Выйдет замуж и будет растить собственных детей?

Тут она задумалась: есть ли дети у господина Видаля? Уж наверное, у него хорошенькая жена и двое детей — мальчик и девочка. А где Пепито Малабанан? «Я знаю, Матильда, знаю. Я же его мать. Ты не можешь чувствовать, как чувствую я. Молись о его благополучном возвращении. Господь ниспошлет нам эту милость, если мы будем молиться».

Она перебирала в уме подробности разговора с господином Видалем на крыльце, опасаясь, не сказала ли она что-нибудь не так. Наверное, старики рассказали ему про ее помолвку. Ведь иначе господин Видаль не коснулся бы этой темы? Впрочем, нет: она сама виновата — она первая ее затронула. «Вы видели это здание раньше, сэр, сразу после оккупации?» Только она думала совсем о другом. Но господин Видаль мог принять это за намек. Так что же он подумал о ней? «Эта девушка умеет любить по-настоящему»? Гм. Или же он сказал себе: «Как глупо с ее стороны — не уметь разорвать с тем, что прошло и кончено! А жаль! Она ведь очень хорошенькая»?

Мисс Иносенсио отложила ручку и тетрадь, похвалила девочек за старательность и велела им идти домой, а сама пошла в сад посмотреть, каковы успехи мальчиков. Их усердие соответствовало их желанию привести сад в порядок, а потому они уже расчистили довольно большой участок. Леонсио, руководивший работой, начал рубить кусты, скрывавшие старый колодец, и взгляду теперь открылась кладка из известняковых плит, обросших серым лишайником. Можно было разглядеть желобки для ворота. Мисс Иносенсио осторожно наклонилась над колодцем, боясь запачкать платье. Она с минуту глядела в черный провал, вдыхая запах сырости. Потом отошла, испытывая слабость и головокружение — во всяком случае, первые три-четыре шага. Ее охватило жуткое ощущение, что мрак, в который она заглянула, — это бездонный омут и когда-нибудь она в нем утонет.

Чтобы отогнать это чувство, она заговорила с мальчиками. Они достаточно поработали для одного дня, сказала она им. Надо что-то оставить и на завтра, хотела она добавить, но ноги, словно по собственной воле, уже несли ее к крыльцу. Она шла как во сне.

Часы на пустом шкафу были немы. Она взглянула на циферблат, но он ей ничего не сказал. Время словно остановилось.

Мисс Иносенсио собрала свои книги и вздрогнула, услышав шаги на крыльце. Господин Видаль? Но это была Клара.

— Можно, я понесу ваши книги, госпожа учительница?

— Я думала, ты ушла домой, — сказала мисс Иносенсио и сложила книги в сумку. — Спасибо, Клара. Скажи, кто научил тебя этой песне?

Девочка растерянно помолчала, а потом воскликнула с радостной улыбкой:

— Я вспомнила, госпожа учительница. Мой дядя Пепито.

— Ах да, как же я забыла? — Ее охватила нежность к этой девочке. — Ты ведь его племянница.

Они вместе вышли из класса. Когда они спускались с крыльца, в саду позади них раздались пронзительные крики. Еще вопли — и мимо крыльца с быстротой оленя пробежал Леонсио, сжимая что-то в руке.

— Леонсио! — крикнула ему вслед мисс Иносенсио. — Что случилось?

Но мальчик словно не слышал ее и продолжал бежать дальше, туда, где за школой начинались заросли алоэ.

Леонсио не мог бы больнее предать мисс Иносенсио.