— Что у него в руках? — спросила она у мальчиков.

Они смотрели на Леонсио, не подходя близко. Озаренный солнечными лучами, Леонсио гордо повернулся к ним. Он стоял совсем один, и ветер перебирал листья алоэ у него за спиной. Потом он торжественно пошел к ним, словно неся святые дары.

— Это череп, госпожа учительница, — объяснил кто-то из мальчиков.

Остальные поспешили отречься от Леонсио:

— Мы говорили, чтобы он не лазал в колодец, госпожа учительница!

Леонсио осторожно положил череп на охапку когона у ног мисс Иносенсио. Все молчали. Мальчик стоял, опустив голову, как подсудимый. Его губы задрожали, и он с трудом проговорил:

— Это череп Магтанггола, госпожа учительница. Сына господина Малабанана. Его так называли.

— Откуда ты знаешь? — строго спросила мисс Иносенсио.

— Знаю, госпожа учительница! — ответил мальчик. — Я знаю! — добавил он убежденно.

Клара испуганно ухватилась за юбку мисс Иносенсио. На фоне желтовато-зеленого когона череп казался голубовато-синим, точно кусок металла, отмеченный печатью времени. В нем была надменность безымянности. Пустые глазницы упрямо хранили свою тайну.

Мисс Иносенсио нагнулась и подняла череп с травяного ложа, на которое опустил его Леонсио. Она сама не понимала, зачем сделала это, но не могла совладать с собой. Череп казался очень тяжелым, и ее руки дрожали. Мальчики сбились в тесный кружок. Ее руки дрожали все сильнее, и вдруг она уронила череп. Он разбился на три куска. Опустившись на колени, она подобрала их.

Вечером, в половине седьмого, она пошла к господину Малабанану. Ему принадлежал единственный деревянный дом в селении, и крыша из оцинкованного железа даже в сгущающихся сумерках светло белела на фоне кокосовых пальм.

Господин Видаль встретил ее на крыльце и сказал из полутьмы:

— Вы полагаете, что череп можно будет опознать?

Она растерялась от неожиданности, но вежливо ответила:

— Не знаю, сэр.

Наверное, мальчики по дороге домой рассказали о том, что произошло. А она тогда аккуратно завернула череп в носовой платок, унесла в класс и положила на верхнюю полку шкафа.

Теперь с некоторым усилием она призналась:

— Не знаю, что мне делать, сэр.

— Когда я услышал про это, то понял, в каком вы окажетесь затруднении. И немедленно обсудил все с господином Малабананом. Чей он, это, в сущности, неважно. Но я порекомендовал позаботиться об урне и о надлежащих молитвах.

Они сели за небольшой столик на крыльце. Их разделял цветочный горшок.

— А что сказала госпожа Малабанан, сэр?

Лицо мисс Иносенсио посветлело.

— Престарелая мать сама сказала, что следует прочесть «росарио». Пусть никто не скажет, что мы, образованные люди, не почитаем умерших. — Господин Видаль откинулся вместе со стулом к стене. — Я рекомендовал послать за священником в соседний город и, собственно говоря, предложил для этой цели свою лошадь. Вопрос о погребении следует предоставить на усмотрение преподобного отца.

Он начал покачиваться на стуле, а мисс Иносенсио растерянно молчала. Она понимала, что должна быть благодарна ему, — он по-рыцарски пришел к ней на помощь и избавил от лишней боли.

К дому подошли две женщины, почтительно произнесли: «Добрый вечер, господин инспектор! Добрый вечер, госпожа учительница!», вытерли босые ноги о циновку перед дверью, развязали черные платки и тихо, гуськом вошли в залу.

— Мне следует пойти с ними, как вы думаете? — спросила мисс Иносенсио.

Она встала, но господин Видаль задержал ее:

— Чтобы не забыть... Я хотел спросить, подписались ли вы на «Педагогический журнал». По правилам учитель обязан подписаться хотя бы на один профессиональный печатный орган. И кстати, в ближайшем номере, — продолжал мистер Видаль, — будет напечатана моя статья «Будущее сельской школы».

— Я непременно прочту эту статью, сэр, — сказала мисс Иносенсио.

Он встал и поклонился, пропуская ее в дверь, и потом, когда она шла через залу, у нее было ощущение, что он любуется ею.

Семейный алтарь стоял в спальне госпожи Малабанан. И мисс Иносенсио смутилась, потому что чтение «росарио» уже началось. Когда она на цыпочках вошла в спальню, от запаха самодельных свечей, от вида молящихся старух, господина и госпожи Малабанан, смиренно стоящих на коленях перед вестником смерти, ее охватило тягостное чувство. Сердце словно стиснула ледяная рука, губы задрожали, и, опустившись на колени, она тоже начала молиться.

Из открытого окна ей в спину пахнуло холодом. Комната начала вращаться, левая стена словно грозила вот-вот обрушиться, и только алтарь в глубине спальни оставался неподвижным.

Вдруг тиски, сжимавшие ее сердце, расслабились. Стало легче дышать. Глаза увлажнились слезами. Почему-то она вспомнила Клару и ее песню и снова посмотрела на алтарь, на образ девы Марии, на деревянную урну с голубым черепом.

Мисс Иносенсио поднялась с колен, полная решимости освободиться от прошлого. Она подумала: «Если я действительно свободна, то никто не осудит меня за то, что я уйду».

Она вышла, не зная, смотрит ли кто-нибудь ей вслед с укоризной. Она сама пришла к ним, а теперь хотела уйти.

Она шла через залу и слушала, как шелестят листья кокосовых пальм по ту сторону улицы. Наверное, решила она, пальмы машут листьями, приветствуя ее освобождение.

Не слишком ли легко досталась ей свобода? Когда мисс Иносенсио вышла на крыльцо, она почувствовала, что дышит с трудом. Господин Видаль опять покачивался на стуле и курил сигарету. При виде нее он встал и предложил ей стул.

— Благодарю вас, — сказала она, все еще задыхаясь, но не села.

— Жаль, что я не набожен, а то бы присоединился к вам. — Господин Видаль мягко усмехнулся, а затем добавил уже серьезным тоном: — Тут в темноте я размышлял о вашей работе. Я понимаю всю трудность вашего положения — ни общения с коллегами по профессии, ни книг, ни журналов! Что за глушь, забытая богом! Как тут можно работать над собой?

Она облокотилась о перила, глядя на силуэты пальм — стройные темные тени на фоне еще более темного неба.

— Мне кажется, — продолжал господин Видаль, — школьный совет выбрал для вас неподходящее место. Я упомяну об этом в моем отчете.

Господин Видаль бросил сигарету, подводя черту под официальной частью разговора. Затем он привлек ее к себе так, словно, убежав из спальни, она кинулась к нему в объятия. Оглушенная неожиданностью, она вдруг услышала гул молящихся голосов в спальне и будто оказалась рядом с рассерженным пчелиным роем.

— Быть может, вас устроит перевод в большую школу? — говорил господин Видаль. — В столице провинции есть подходящая вакансия. Ну, так как же?

Его голос был очень ласковым, но у нее не было сил произнести хотя бы слово. При мысли о том, чтобы стать его протеже, она как будто онемела.

— Быть может, вы хотели бы получить летом направление на курсы повышения квалификации?

Он обвил рукой ее плечи — вполне уместный покровительственный жест, решила она, который должен уберечь ее от посягательств селения и его призраков. Она позволила господину Видалю нежно обнять себя и услышала свой голос:

— Это очень любезно с вашей стороны... — Словно кто-то другой принял за нее решение. Она вздрогнула, отступила на шаг и с холодной твердостью договорила: — Я должна остаться тут...

Вот она и сказала эти слова!

А сказав, позволила господину Видалю снова взять ее руку и ласково задержать в своих. Но лишь на одно мгновение. Темные пальмы пристально смотрели на нее.

ПЕДРО С. ДАНДАН

Педро С. Дандан (род. в 1916 г. в Маниле) — один из видных’ представителей старшего поколения тагальских новеллистов. Выступает в печати с 1938 г. не только с рассказами, но и с романами, пьесами, стихами. Работал в Маниле в управлении национальных железных дорог, литературой занимался в свободное время. Рассказы П. Дандана отмечены различными национальными литературными премиями.