28. Одушевленный добровольным решением бегства и стремлением освободить девицу, к тому же и убежденный ударами, которые частенько меня подбадривали, я с лошадиной скоростью застучал по земле четырьмя копытами, пытаясь даже отвечать ржанием на нежные обращения девушки. Неоднократно даже, повернув морду, будто для того, чтобы почесать спину, я целовал красивые ноги девушки. Наконец она, вздохнув из глубины души и обращая к небу взволнованное лицо, восклицает:

— Вы, всевышние боги, помогите же наконец мне в крайней опасности, а ты, жестокая слишком Судьба, перестань уже быть ко мне враждебной! Достаточно для умилостивления тебя этих достойных сострадания мучений. Ты же, опора моей свободы и спасения, если ты меня невредимо доставишь домой и вернешь родителям и жениху моему прекрасному, как я тебе буду благодарна, какими почестями осыплю, какой корм предоставлю! Прежде всего гриву твою, старательно расчесав, моими девичьими драгоценностями украшу; челку же, кудрявую когда-то, красиво разделю на две пряди; лохматый и свалянный, оттого что долго его не мыли, хвост старательно размягчу; весь, украшенный золотыми шариками как небесными звездами, заблестишь ты, приветствуемый радостными криками толпы; насыпав в шелковые мешки миндалей и лакомства, каждый день буду кормить тебя как спасителя своего.

29. Но кроме нежной пищи, полного бездействия и спокойствия в течение всей жизни, не будет тебе недостатка в достойном прославлении. Запечатлею я память о настоящем счастье моем и божеском промысле вечным свидетельством; закажу картину, где будет изображено теперешнее мое бегство, и повешу ее в сенях своего дома.259 И все будут видеть, и в сказках слышать, и на вечные времена в книгах ученых людей читать историю о том, как «девица царской крови из плена на осле убежала». Причислен будешь ты к древним чудесам, и твой живой пример заставит поверить и Фриксу,260 переплывшему море на баране, и Ариону,261 правившему дельфином, и Европе, возлегшей на быке. Если правда, что Юпитер мычал,262 обратившись в быка, может быть, и в моем осле скрывается какое-нибудь человеческое лицо или божеский лик?

Пока девушка несколько раз это повторяла и обеты свои прерывала частыми воздыханиями, дошли мы до некоего перекрестка, откуда, схватив за недоуздок, старалась она изо всей силы повернуть меня направо, где, по ее мнению, шла дорога к ее родителям. Но я, зная, что разбойники по ней же пошли за остальной своей добычей, крепко заупрямился и так молча в душе своей к ней обращался:

— Что делаешь, дева несчастная? Что творишь? Зачем спешишь к Орку? Зачем стремишься насильно направить мои шаги? Ведь не только к своей точной гибели, но и к моей ведешь! — Пока мы так тянули друг друга в разные стороны и спорили, будто на суде о владении землей или о межевании, внезапно появляются разбойники, нагруженные своей добычей, и издали еще, узнавши нас при лунном свете, приветствовали нас злорадным смехом.

30. Один из их числа взывал к нам: — Куда это вы по этой дороге спешным шагом по ночам шатаетесь, не убоявшись в глухую полночь усопших душ и привидений? Или ты, честнейшая девица, спешишь увидаться со своими родителями? Но в одиночестве твоем мы будем тебе защитой и к родителям твоим путь укажем.

За словом последовало и дело, и, схватив рукой за привязь, повернул он меня в обратную сторону, не скупясь на привычные для меня удары узловатой палки, которая была у него в руках. Тут невольно вспомнил я, приближаясь к скорой гибели, о боли в копыте и, мотая головой, принимаюсь хромать. Но тот, что меня тащил обратно, восклицает: — Вот как! Снова ты принялся хромать и ковылять и ноги твои гнилые бегать могут, а идти не умеют! А только что в быстроте ты с Пегасом мог поспорить!

Покуда милостивый спутник мой, потрясая палкой, так со мной пошучивал, добрались мы до первого забора ихнего жилища. И вот видим: на одном суку высокого кипариса в петле висит старуха. Моментально ее сняли и так, не развязывая веревки, и бросили в пропасть, затем девицу заключили в оковы и, как звери, набросились на ужин, посмертный плод заботливости несчастной старухи.

31. Покуда с жадной прожорливостью они все поедали, начали между собою совещаться, какую казнь придумать нам себе в отмщение. И, как в каждом бурном собрании, мнения разделились: один считал, что сжечь следует девицу, другой убеждал отдать ее диким зверям, третий требовал распять ее на кресте, четвертый советовал насмерть палками ее замучить; в одном все мнения сходились, что обречена она должна быть на какого бы то ни было рода смерть. Тут один из них, когда шум стих, спокойно обратился к собранию с такими словами:

— Не приличествует ни общему нашему, ни каждого в отдельности милосердию, ни личной моей умеренности, чтобы допустили мы чрезмерную ярость в наказание за проступки и чтобы с помощью диких зверей, креста, огня, пыток и какой бы то ни было преждевременной смерти ускорили кончину ее. Итак, последовав моим советам, даруем же девице жизнь, но такую, какую она заслуживает. Из памяти у вас не вылетело, что уже раньше решили вы относительно этого осла, лентяя и обжоры, который теперь ложно прикидывается калекой, а между тем оказался посредником и помощником девушки в ее бегстве. Лучше всего зарежем его завтра же и, выпотрошив, зашьем ему в живот голую девицу, которую он нам предпочел, так, чтобы только одна голова ее была наружу, а все остальное тело скрывалось в звериной шкуре. Затем выставим этого начиненного и откормленного осла на какую-нибудь каменистую скалу и предоставим действию солнечного жара.

32. Таким образом оба преступника будут претерпевать все то, что вы справедливо постановили. Они подвергнутся давно уже заслуженной смерти, а та и зверями будет съедена, так как тело ее будут пожирать черви, и огнем будет сожжена, так как солнечная жара будет палить ослиное брюхо, и на кресте будет мучиться, когда собаки и коршуны потянут внутренности наружу. Но прикиньте, сколько и других еще пыток и мучений предстоит ей: заживо зашитая в желудок дохлого животного, мучимая зловонием при усилении зноя, терзаемая смертельным голодом от длительной голодовки, она даже не сможет сама себе причинить смерть, так как руки ее будут несвободны.

После такой речи разбойники подали голоса, не сходя с места, за его предложение. Я же слушал все это своими длинными ушами, заранее оплакивая себя, который завтра будет не более как падалью.

1. Едва, разогнав мрак, забелел день и показалась все освещающая блестящая колесница солнца, как пришел какой-то человек из числа разбойников; на это указывали приветствия, какими они обменялись друг с другом. Сев у самого входа в пещеру и переведя дух, он сделал своим товарищам следующее сообщение:

— Что касается до дома Милона Гипатского, который мы на днях разграбили, тут мы можем, отложив всякую тревогу, успокоиться. После того как вы все имущество с большой смелостью растащили и вернулись в нашу стоянку, я вмешался в толпу местных жителей и, изображая то горесть, то возмущение, старался узнать, к какому решению придут они по поводу события и заблагорассудится ли им преследовать разбойников, чтобы обо всем донести вам, как мне и было поручено. Заключаю я не по сомнительным догадкам, а на основании правдоподобных соображений, что, по общему мнению всей толпы, очевидным виновником преступления считается некий Луций, который несколько дней перед этим, посредством подложных рекомендательных писем выдав себя Милону за порядочного человека, добился того, что ему было оказано гостеприимство и ввели его в самый тесный круг домочадцев; проживши же несколько дней, он вскружил голову Милоновой служанке и успел внимательно рассмотреть дверные запоры и тщательно исследовать все места, где обычно хранилось хозяйское добро.