— Ох, Джентри, мальчик мой, я как раз хотела тебе сказать, что… М-м-м… Ты уж прости глупую страху, но я… С прошлого месяца поднялась цена на уголь и воду, и услуги наладчика котельных стоят нынче недёшево, а на носу зима…

Джейсон отложил в сторону вилку и взял в руки злополучный листок. В самом низу, под подчёркнутой последней строчкой была выведена итоговая сумма. Ровно семьдесят два фунта. Немудрено, что у миссис Монро еда не пропал дар речи. Набежавшие за текущий месяц лишнее двенадцать фунтов казались ей огромными деньжищами. Собственно, деньги и впрямь были не маленькими. Но старшие сотрудники Империал-Ярда, в принципе, на заработную плату никогда не жаловались. И Джейсон едва ли не впервые подумал, насколько существенна разница в доходах между представителями власти и рядовыми трудягами, вкалывающими сутками на заводах или ворочающих мешки в районе Пирсов. Почему-то ему внезапно стало стыдно. Стыдно, что он явно получает больше многих жителей города и может позволить себе то, что не по финансам среднему труженику. Стыд — чертовски неприятное чувство. Даже когда он беспочвенен. Джейсон мягко положил руку на маленькую ладошку миссис Монро и сказал:

— Джульетт, ради всего святого, не вздумаете волноваться по этому поводу. Я с радостью выплачу вам эти семьдесят два фунта и буду платить и впредь столько же. И я не сбегу из вашего дома. Лучшего места жительства я и представить себе не могу. Меня здесь всё устраивает. И плата в том числе. Так что прекратите…

Миссис Монро беспомощно улыбнулась и хрипло сказала:

— Благослови тебя господь… Джейсон, ты на редкость добрый и отзывчивый мальчик. Признаться, я боялась, что повышение ренты напугает тебя, и ты захочешь съехать… А я так привыкла к тебе. Мне не надо других постояльцев, даже если они будут больше платить. Я бы с радостью снизила цену, но ты сам понимаешь, что сейчас…

— Миссис Монро, кажется, я вам всё сказал, — Джейсон повысил голос. — Вопрос закрыт. Я не собираюсь паковать чемоданы, и новая рента, клянусь, меня вполне устраивает. Надеюсь, больше вы не будете переживать из-за нескольких фунтов. Я бы осмелился вас попросить накрыть на мистера Крейга. Уверен, что он проголодался не меньше моего. И пора бы ему же появиться. А то всё остынет…

_________________________________________

Когда дворецкий попросил Элен сходить за покупками на овощной рынок, девушка изрядно обрадовалась. Она не привыкла целыми днями сидеть взаперти. И отрезок времени с семи утра до двух пополудни в доме Гиллроев давался ей особенно тяжело. В эти семь часов она была предоставлена сама себе. Двойнята грызли гранит науки в престижной гимназии, а их нянька была вынуждена коротать время, слоняясь по огромному особняку. Эти семь часов для Элен Харт стали самым тяжким испытанием.

Утро каждого нового дня для обитателей старинного дома начиналось так же, как и предыдущее. Мистер Гиллрой, не завтракая, уезжал на работу. Элен будила детей, одевала, кормила их, а Уильям отвозил на паромобиле в гимназию. Катрин тоже не сидела без дела. Она либо распивала полдня чаи в гостиной, либо вызывала таксомотор и отправлялась на встречи с бесчисленными подругами. Иногда подруги приезжали в гости к ней. Шатнер бессловесной тенью периодически возникал то в одном, то в другом уголке огромного особняка. Иногда Элен казалось, что пожилой дворецкий умудряется быть в нескольких местах одновременно.

Стефан… Стефан мог быть где угодно. Иногда девушка замечала его, прячущимся в корзине с грязным бельём, иногда под кроватью в детской комнате, а то и притаившимся за кухонным буфетом. А бывало, что он бесследно исчезал, и тогда оставалось только гадать, где может находиться умственно отсталый паренёк. Оставаясь в доме вместе с дворецким и Стефаном, Элен чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. И тут же начинала скучать по родным, да и, чего скрывать, по неугомонным двойняшкам, к которым успела привязаться всем сердцем.

В отсутствие хозяев, Шатнер по-прежнему не обращал на няню ни малейшего внимания, занимаясь своими личными, одному ему понятными делами. Как и обещала миссис Гиллрой, от Элен никто не требовал никаких дополнительных услуг. Её не заставляли подметать полы, выбивать ковры, перестилать постельное бельё в хозяйской спальне. Элен не стряпала на кухне, не проверяла почтовый ящик, не ходила в магазины. Все её просьбы позволить ей заняться домашней уборкой или разбитым во внутреннем дворике палисадником стойко игнорировались. И поэтому, оставаясь на эти долгие семь часов без своих подопечных птенчиков, она начинала отчаянно скучать.

Этот день поначалу ничем не отличался от трёх других, уже прожитых в особняке. Подъём в семь утра, сборы детей, рокот отъезжающих паромобилей, шикарного чёрного «Корвета» мистера Гиллроя и более скромного «Варгута», на котором ездил дворецкий. Элен заметила, что Катрин предпочитает таксомоторы или извозные дилижансы. Супруга Джеймса выбирала независимость и самостоятельность, всякий раз отметая предложения Шатнера доставить её, куда она пожелает. В этот день, Катрин, получив по телеграфу приглашение от старинной приятельницы пропустить чашку-другую чаю, закуталась в шелка и меховое манто, и ближе к обеду умчалась на таксомоторе. Стефан так и не дал о себе знать, Шатнер, выпроводив миссис Гиллрой, скрылся в недрах особняка, и Элен вновь осталась одна.

И когда спустя буквально несколько минут в детскую комнату, где Элен прибирала раскиданные по паласу игрушки, вошёл дворецкий и предложил съездить за овощами к ужину, её удивлению не было предела. Овощной рынок был совсем неподалёку от дома Гиллроев, на соседней улице. Денёк выдался тёплым и погожим, радуя безоблачным небом и радостным солнцем. И поэтому, не раздумывая, она согласилась. Дворецкий кивнул с невозмутимым выражением на каменной физиономии, словно он и не ожидал другого ответа и сказал, что отвезёт её на паромобиле. Элен, взвесив все за и против, вежливо отказалась. Идти было не далеко, солнечный денёк так манил, что она просто не могла себя заставить сесть в душную кабину пыхтящего железного монстра. Уж корзину с зеленью и картошкой она как-нибудь донесёт. Девушка она крепкая и выносливая, так что… Дворецкий молча, не проронив ни слова, выдал ей десять фунтов и корзину.

Выпорхнув из дома, Элен сбежала вниз по ступенькам, с наслаждением вдыхая осенний, пахнущий бурлившим жизнью городом и надвигающейся зимой воздух. С её девичьих плеч словно свалилась гора. Эти проклятые семь часов одиночества ощутимо давили на неё, она ощущала себя узницей в роскошном замке, и, оказавшись на улице, всем естеством вкушала чувство свободы.

Девушка шла лёгким размеренным шагом. Она никуда не спешила. В запасе у неё целых два часа. К тому времени, как дворецкий поедет в гимназию за двойняшками, она успеет десять раз сходить на рынок и обратно. На улице припекало солнышко, приятно поглаживая жёлтыми лучами и Элен ничуть не пожалела, что оделась относительно легко для конца октября. Пора тёплой одежды и сапог ещё придёт, а пока она испытывала ни с чем несравнимое удовольствие, шагая по тротуару в лёгких туфельках, юбке, тонкой блузке и кофточке из нежной шерсти. Туалет девушки довершала шляпка с широкими полями, и сумочка на длинном ремешке через плечо.

Элен звонко цокала каблучками по вмурованным булыжникам, улыбаясь встречным прохожим. Многие мужчины приподнимали в знак приветствия котелки и шляпы, охотно улыбались, подсознательно выпячивая грудь и распрямляя плечи, а некоторые оборачивались ей в след. От Элен за несколько шагов веяло заразительной бодростью и весельем. Она была очень эффектной и привлекательной девушкой и обладала множеством видимых достоинств. Вот только пользоваться своими козырями Элен совсем не умела…

Улица, на которой располагался овощной рынок — огромный крытый павильон — называлась Яблочной. Кто и почему придумал такое название, толком не знал никто. Даже живущие на улице люди лишь пожимали плечами в ответ на задаваемые вопросы о, мягко сказать, странном названии. Кто его знает? Может, Яблочной улица называлась от того, что приютила на своей территории один из крупнейших в городе овощных рынков? Но, следуя логике, в этом случае она должна была зваться Свекольной или же Репчатой. Как бы там ни было, Яблочная улица была одной из самых больших и ухоженных в центре столицы.