Стоило Элен свернуть на Яблочную, как всё вокруг неуловимо изменилось. Тянущиеся вдоль улицы дома утопали в аккуратно подстриженных кустарниках, зарослях вьюна и дикой лозы. Почти в каждом дворе был разбит сад. Пожелтевшие кроны деревьев, сбросившие к октябрю половину листьев, скрывали фасады невысоких, преимущественно одно и двухэтажных зданий. Улица тянулась на несколько миль: дома, скамьи, омнибусные остановки, пара фонтанчиков, тротуары по обеим сторонам, стройные фонарные столбы, широченная мостовая. Вроде бы всё тоже, что и на любой другой приличной улице любого из прилегающих центральных кварталов, но… Элен неосознанно понимала, что отличия есть. Она шла по левой стороне, вдоль дороги, осматриваясь с живым детским любопытством.

Солнце приятно грело плечи, широкие поля шляпки бросали на лице девушку спасительную тень. Воздух… Элен с удовольствием вдохнула полной грудью и внезапно всё поняла. Всё дело в воздухе. На яблочной улице даже воздух пах иначе. Носик девушки улавливал ароматы зелёной травы и свежескошенного сена, цветущих деревьев и опадающих листьев. В пронизывающих воздух запахах соединялись невероятные, казалось бы, невозможные по своей совместимости запахи. Молодой, только выкопанный из земли картофель и едва проклюнувшийся лук, морковь и кабачок, вишня и земляника, груша, яблоко… Ароматы фруктов наслаивались на запахи овощей. Элен поражённо всматривалась в лица прохожих. Неужели никто из них не чувствует того, что она? Неужто носы живущих на этой улице людей потеряли всякое чутьё? Или всё дело в том, что она впервые окунулась в это многообразие поразительных запахов расцветающей весны, зрелого лета и увядающей осени?..

Вскоре взору Элен предстал огромный, сверкающий на солнце купол, раскинувшийся над огороженной территорией овощного рынка. Даже издалека было видно, насколько колоссальна конструкция опирающейся на несущие стальные элементы чаши купола. Она напоминала гигантское лоскутное одеяло, состоящее из сотен кусков матового стекла. Купол ощетинился молниеотводами и толстенными железными трубами котельных. Даже зимой, внутри укрытых от непогоды павильонов поддерживалась нужная для сохранности товара температура.

Рынок находился примерно посередине улицы, утопая в изогнутой, словно подкова, нише и занимая площадь равную двум полям для игры в крикет. Стеклянный купол, поднимался на высоту добрых двадцати ярдов в самой верхней точке. Сотни тон стекла удерживались благодаря хитроумным переплетениям металлических ферм и швеллеров, придающих куполу форму чаши. Столичные инженеры-архитекторы поработали на славу, создав для города несколько подобных сооружений. Помимо рынков, куполами из стали и стекла укрывались центр промышленных достижений, ярмарка, выставочный салон паромобилей и одно из игровых полей. Поговаривали, что архитекторы бьются над задачей расширить возможности гигантских куполов, сделав их раздвижными, чтобы в тёплое время года купола могли складываться, открывая над головами небо, а в случае дождя вновь соединяться, точно две половинки скорлупы грецкого ореха. Скептики ворчали, что подобное немыслимо. Что не существует силы, способной заставить двигаться огромные стеклянные чаши. Но все недоверчивые высказывания вдребезги разбивались о последние достижения науки. Паровые машины на сегодняшний день являлись той силой, что была способна перевернуть мир.

Чем ближе подходила Элен к рынку, тем больше людей двигалось по тротуарам в обоих направлениях. Десятки, затем сотни, нагруженных корзинами и сумками горожан. Женщины и мужчины, почтенные старцы и неугомонные дети, носильщики и лакеи, грузчики и водители дилижансов. Сотни людей самых разнообразных слоёв общества и профессий, от обычных домохозяек, до важных чиновников, от простого сапожника до механика; на подступах к рыночным павильонам кипело настоящее человеческое море. А перед самым входом на просторной подъездной площади и вовсе творилась сущая толчея. Там же в хаотичном порядке стояли кареты, повозки и паромобили. На противоположной от рынка стороне находилась омнибусная остановка.

Элен невольно замедлила шаг. Она и представить себе не могла, что здесь окажется столько людей! И всем чего-то надо, и все чего-то тащат! Шум, гвалт, сотни неумолкающих голосов, степенный говор и пронзительные крики, детский плач и собачий лай, конское ржание, вопли зазывал и отборная ругань. Здесь начинались рыночные законы. Рынок жил по своим правилам. В толпе втекающих в распахнутые ворота людей мелькали синие мундиры констеблей. Стражи порядка намётанными взорами выискивали в разношёрстной толпе карманников и воришек. Этой братии здесь было самое раздолье. Вечный прокорм и нескончаемая работа.

Элен тяжело вздохнула. Витающие в осеннем воздухе ароматы потеряли свою волшебную ауру, ещё недавно согревающее солнце стало экономить на жаре своих лучей. Девушка поёжилась и, поудобнее перехватив ручку корзины, решительно двинулась на штурм. Главное — преодолеть давку у входа, а дальше, внутри огромного строения, будет попроще. Стеклянный купол бросала ей в глаза тысячи ярких бликов, словно насмехаясь, но Элен трудно было заставить повернуть назад.

Она не дошла до подъездной площади каких-то полсотни шагов, когда услышала очень странный посторонний звук, ну никак не вписывающийся в гомон муравейника рынка. Это был очень необычный, размеренный, звучащий в одной тональности шум. Он нарастал, как снежный ком и приближался к рынку с западной стороны. Шум катился по широкой улице, отражаясь от булыжной мостовой. Шух-шух-шух. Элен остановилась. Ей стало чертовски интересно. Она взяла левее и, рассекая бурлящую толпу человеческих тел, подбежала к самой обочине проезжей части. Проскользнув между двух крытых повозок, запряжённых подозрительно покосившимися на неё фыркающими лошадьми, Элен выскочила на мостовую и уставилась вдаль. И то, что она увидела, ей сильно не понравилось.

Враз стала понятна причина столь необычных звуков. Помимо Элен, другие горожане, самые внимательные и чуткие, стали крутить головами в поисках источника шума и выходить к проезжей части, минуя заслоняющие обзор запрудившие площадь дилижансы и паромашины.

Шух-шух-шух. Это тёрлись друг о дружку кожа и хлопок, это размеренно печатали шаг сотни обутых в грубые башмаки ног, это надвигалась волна из сотен затянутых в промасленные спецовки и одетых в грязные робы людей. Элен изумлённо и недоверчиво захлопала глазами, когда, наконец, сообразила, из кого состоит поглощающая улицу надвигающаяся орава. С запада, прямо по мостовой, огромной неуправляемой толпой к рыночной площади приближались рабочие. Над головами реяли знамёна, растянулись транспаранты и плакаты. В руках рабочие сжимали древки и шесты. Это была настоящая демонстрация. Митинг. Вот только Элен никак не могла понять — митинг чего? Ей были отлично известны все профессиональные праздники трудового люда. Её отец сам частенько участвовал в праздничных демонстрациях. Но сегодня… Сегодня никакого праздника не было. Да и вид у приближающихся людей был совсем не праздничный. От надвигающейся угрюмой толпы весельем и не пахло.

— Господи, да это же забастовка… — пробормотала девушка, догадавшись прочитать написанные на огромных полотнищах транспарантов лозунги. — Эти люди вышли бастовать!

«ДОЛОЙ КРОВОПИЙЦ», «ГДЕ НАШИ ДЕНЬГИ?», «ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ», «К ЧЁРТУ ПРОФСОЮЗ», «РАБОТА — ЗНАЧИТ ГОЛОД», «К ДЬЯВОЛУ ПАРЛАМЕНТ», «МИНИСТР — ПРЕДАТЕЛЬ», губы Элен едва шевелились, когда она читала эти страшные надписи. Сказать, что девушка была потрясена, значило ничего не сказать. Она была в шоке. Элен и представить себе не могла, что у кого-то хватит отваги и смелости не только такое написать, но и вынести эти слова на всеобщее обозрение. Это были чудовищные слова, слова, которые призывали к мятежу. Слова, распаляющие пламя бунта. У неё закружилась голова. Девушке стало плохо, корзина едва не выскользнула из ослабевших пальцев. На миг Элен представила, что в этой лаве обозлённых и решительно настроенных людей затерялся и её отец, такой же честный труженик, как и они. Но почему? Почему они вышли на улицу с этими ужасными надписями на плакатах? Неужели?.. Неужели хотя бы половина того, что они хотят сказать, правда?