Едва не зарычав, Джейсон испросил у Господа больше сил и терпения. Кажется, он изрядно погорячился, приняв скоропалительное решение укрыть учёного у себя. Но кто ж знал, что он окажется ещё той задницей?

Расположившись за накрытым клетчатой скатертью столом в уютной, тёплой столовой, Джентри поинтересовался:

— Пока будем ужинать, не соблаговолите просветить меня на счёт наших дальнейших действий? Я так полагаю, что вас уже заждались в главном офисе Объединённого Совета?

Отодвинув стул, Крейг последовал примеру Джейсона и с видимым наслаждением вытянул ноги под столом. Неспешно пригладив зачесанные назад, смазанные гелем тёмные волосы, учёный сказал:

— Вижу, как вам не терпится от меня избавиться, старший инспектор! Не буду вас мучать неизвестностью. Завтра нас с вами ждёт увлекательная прогулка за город.

— За город? — недоумённо нахмурившись, Джейсон пододвинул к себе столовые приборы. — А разве здание академии ОСУ не располагается в центре города по улице Алхимиков?

— А кто сказал, что мне нужно в здание академии? — у аккуратно затыкающего хрустящую салфетку за отворот рубашки Крейга был донельзя хитрющий вид.

— Но я подумал… — Джентри почувствовал себя полным идиотом и с раздражением покосился на учёного. Этот ушлый тип начинал его изрядно нервировать. — И куда мы отправимся, чёрт вас дери?

— В Блумбери, — последовал невозмутимый ответ.

— Блумбери? — Джентри ушам своим не поверил. — Но это же в пятидесяти милях от Раневола! Какого, хм, чёрта вам понадобилось в Блумбери?

— Там располагается испытательная лаборатория ОСУ, — терпеливо, словно малому ребёнку разъяснял Крейг, посматривая на старшего инспектора с видом подавляющего превосходства. — Именно в Блумбери проводится тестирование советом всех новейших технологий. Неужели вы думаете, что ОСУ будет подвергать опасности жителей столицы, пойди во время испытаний что-нибудь, м-м-м, скажем, НЕ ТАК?! Хотя, напомню, что мои изобретения абсолютно безопасны. Но ради меня никто не будет делать исключения. Даже ради того, что способно в корне перевернуть все представления о мире, того, что я собираюсь представить совету.

Джентри молча стиснул кулаки. Бог свидетель, как ему сейчас хотелось двинуть Крейгу в зубы. К своему стыду, Джейсон раньше и представить себе не мог, что его способен вывести из равновесия совсем малознакомый человек. А ведь он считал себя вполне спокойным и уравновешенным парнем…

— Блумбери, значит, — натянуто сказал Джейсон. — И как мы будем туда добираться?

— О, всё давным-давно продумано и отрепетировано, — успокаивающе сказал Крейг. — В девять утра от Северного железнодорожного вокзала по маршруту Раневол — Вайрут каждый день отходит поезд «Столичный экспресс» с остановкой в Блумбери. Добраться до нужного нам места не составит никакого труда. Признайтесь, Джентри, как часто вы ездите на поезде?

— Не чаще, чем летаю на дирижабле.

— А вот и жареный гусь! — торжественно провозгласила миссис Монро, появляясь в столовой с подносом в руках. — И пока вы будете ужинать, я и слышать не хочу, как вы обсуждаете свои наиважнейшие неотложные дела.

________________________________________________

Генриетта Барлоу смотрела голодным взглядом сквозь витрину кондитерского магазина. Там, за стеклом, в уютном сумраке, на многочисленных полках располагались до того вкусные на вид вещи, что у несчастной девушки непроизвольно начинали течь слюнки. Пироги с фруктовой начинкой и пирожные с кремом, сдобные, усыпанные корицей и маком пухлые булочки и воздушные торты, засахаренные марципаны и горы цукатов, целая страна сладостей, королевство лакомств и вкусностей. У Генриетты тоскливо заныл живот, и она с неимоверным усилием воли заставила себя отвернуться от такой притягательной картины.

Ночь обрушилась на столицу, придавливая улицы чёрным саваном. Небо затянула стая непроглядных туч, словно отыгрываясь за подаренный горожанам прошедший солнечный день. Задул промозглый ветерок, принеся холод и сырость. Генриетта порядком продрогла. Кружевные чулки, фривольное платье и тонкая кофточка не спасали от холода. Её роскошные золотые кудри в свете газовых фонарей потускнели, васильковые глаза к концу дня приобрели выражение полного отчаяния, хорошенькое личико осунулось. Генриетта устала, замёрзла и оголодала. А ночь только начиналась! Ночь, главное и основное рабочее время ночных бабочек. С наступлением ночи они вылетают на улицы. Генриетта ненавидела ночь.

Девушка крепко стиснула зубы и медленно пошла прочь от манящей её кондитерской лавки. Она шла, звонко цокая каблуками алых туфель, инстинктивно прижимаясь к обочине тротуара. Высившиеся вдоль дороги фонарные столбы освещали её неспешный путь. Генриетта весь день ничего не ела, её желудок громко взывал к совести, а ноги протестующе подкашивались. Проходя мимо наглухо закупоренной и ярко освещённой ювелирной лавки, Генриетта тяжело вздохнула. Она бы отдала все драгоценности мира за полдюжины пирожков с повидлом. Обычно девушки с её внешностью не голодают. У жриц любви, обладающих данными Генриетты, нет отбоя от клиентов. Они всегда хорошо одеты, сыты, цветуще выглядят и даже могут себя побаловать различными милыми побрякушками. И это несмотря на то, что львиную долю прибыли ночные бабочки вынуждены отдавать крышующим их сутенёрам. Генриетта и тут выбивалась из общего правила. Ей просто нечего было отдавать. За месяц деятельности на нелёгком поприще продажной любви она зарабатывала ровно столько, чтобы сводить концы с концами. Поэтому почти всегда голодала, и её частенько шатало от слабости. А всё потому, что Генриетта была самой никчёмной и глупой проституткой в городе.

Эффектная девушка с внешностью принцессы привлекала многих желающих вкусить запретный плод. Вот только она сама с трудом могла себя заставить позволить к себе прикоснуться. Выйти на панель Генриетту заставили определённые обстоятельства, но она никак не могла привыкнуть к своей новой роли в этом проклятом жутком мире, где девушки вроде неё вынуждены торговать своим телом, лишь бы только… Она, вздрогнув, торопливо прогнала прочь настырно вползающие в голову мысли. Она даже не хотела думать об этом. НЕ думать и не вспоминать. Воспитанной в приличной семье, в достатке и атмосфере тёплых родственных отношений, Генриетте претила её нынешняя жизнь. Ха, жизнь! Это не жизнь, с горечью говорила она себе. Это жалкое подобие жизни. А она сама из порядочной и воспитанной девушки превратилась в презираемую сама собой продажную девку. Да ещё в неимоверно тупую и бездарную, не способную даже как следуют прокормить себя!

Сутенёром Генриетты был Большой Вилли — здоровенный и злобный малый, который плевать хотел на её душевные терзания и проблемы с нравственностью. Он то и не поколотил её до сих пор лишь потому, что был далеко не глуп и понимал, что негоже бить курочку, способную нести золотые яйца. Рано или поздно Генриетта «созреет» и тогда денежка потечёт рекой. Так зачем же портить эту смазливую мордашку, ради которой клиенты будут готовы платить полновесными фунтами? Вот и получалось, что Генриетта зачастую склонялась одна одинёшенька по улицам центральных кварталов города. А одинокая беззащитная девушка привлекает людей разного сорта. У Генриетты никогда не было проблем с представителями городского дна или товарками — репутация у Большого Вилли была не меньше чем он сам и бежала впереди него. Никто не посмел бы и пальцем тронуть собственность Вилли, без согласия на то самой девушки. Другое дело — некоторые клиенты. В тех редких случаях, когда Генриетта, доведённая до отчаяния, соглашалась на интимные предложения, далеко не всё складывалось хорошо и гладко.

Неоднократно она шла на попятную в самый последний момент, когда распалённый страстью и желанием клиент был уже, что называется, готов. За что частенько ходила с ссадинами и синяками, тратя последние гроши на косметику, чтобы замазать следы побоев. Она старалась. Честно старалась. И делала вроде всё правильно. Зазывающе улыбалась, соблазнительно надувала губки, мурлыкала бархатистым голоском пошлые словечки, но обычно этим всё и заканчивалось. Максимум, что она могла заставить себя сделать, так это помочь клиенту руками. Некоторые соглашались и на такой облегчённый вариант, остальные (а их было большинство) оскорбляли её последними словами и пускали в ход кулаки. За последний месяц девушка выплакала столько слёз, что, казалось, её глаза давно должны были пересохнуть как пустыня Тархида. Но нет, всякий новый раз, получив взбучку, она убегала, пряталась в каком-нибудь закутке и рыдала. Рыдала так сильно, что потом у неё начинала болеть голова и першить в горле.