Помня о противоречивости мировоззрения Лондона и о том, что нередко влияние буржуазного общества искажало его замыслы, нельзя не признать в Лондоне одного из самых выдающихся американских писателей, выдвинувшихся на рубеже XIX–XX веков. Это была пора, когда литература США переживала процесс бурного развития, формирования новых талантов, новых направлений. Хотя апологетическая литература, прославлявшая буржуазный строй в США как образец демократии, была господствующей и решительно влияла на умы и вкусы массового читателя, плеяда молодых писателей — Э. Синклер, Ф. Норрис, Т. Драйзер, С. Крейн, Г. Фуллер — властно утверждали традиции реалистического искусства, остро критичного по отношению к американскому образу жизни, полного тревоги за будущее США и сочувствия к народным массам.

К плеяде молодых писателей США, выводивших американскую литературу на международную арену, бравшихся за самые острые и актуальные в мировых масштабах проблемы, в полной мере относился и Джек Лондон. Подобно Андерсену Нексе и М. Горькому, Лондон испытал сильнейшее воздействие борьбы рабочего класса и — в той или иной форме — идей научного социализма.

И с полным основанием А. В. Луначарский в своем курсе «История западноевропейской литературы в ее важнейших моментах» сказал о Лондоне, что «некоторые его повести, особенно большой роман «Железная пята», должны быть отнесены к произведениям подлинно социалистической литературы»[1].

В пределах нашего тома нет возможности дать представление о всем многообразном творчестве Джека Лондона. Он писал и стихи, и романы, и драмы, — и новеллы, и повести, и очерки. Пожалуй, не было такого жанра, в котором он не попробовал бы свои силы. Для нашей книги выбран лучший роман Джека Лондона — «Мартин Иден», группа рассказов, которая достаточно широко демонстрирует диапазон его новеллистического мастерства, и повесть «Мексиканец» — лучший образец этого жанра в творчестве Лондона.

Над всеми романами Лондона возвышается «Мартин Иден», это бесспорно высшее достижение его таланта.

Трагедия художника, талантливого человека в буржуазном обществе — одна из заметных проблем американской и мировой литературы на рубеже XIX–XX веков. Ставилась она и раньше — романтиками, реалистами XIX столетия — но не так остро, как в эпоху возникающего империализма с его «реакцией по всей линии», сильнейшим образом задевавшей и судьбы людей искусства. В частности, в литературе США тема художника, вынужденного трудиться в жестоких условиях буржуазного мира, нашла отражение в романе Э. Синклера «Артур Стирлинг», в романе Т. Драйзера «Гений», в большом цикле новелл безвременно умершего С. Крейна и т. д. Но роман Логгдона поднимается над общим уровнем решения этой темы в американской литературе. Он глубже, трагичнее, значительнее, чем названные выше произведения, он затрагивает более широкие эстетические проблемы.

«Мартин Иден» — роман социально-психологический. В нем резко противопоставлены друг другу мир Бэтлеров, Морзов, Хиггинботамов — мир американского мещанства, от банкира до лавочника меченный одним клеймом, и мир людей труда, представленный прежде всего самим Мартином, его друзьями, Лиззи Конолли, участниками массовых сцен романа — этими безымянными, но важными героями. Роман Лондона полон контрастов. Из салона Морзов читатель попадает в прачечную, где трудится Мартин, или в жалкую каморку, где, задыхаясь от чада керосинки, он пишет свои первые стихи и рассказы, читает книгу за книгой, овладевая сокровищами мировой культуры, но и впитывая в себя в то же время болезнетворные идеи из книг модпых декадентских авторов.

Еще резче острые социальные контрасты характеров: как убедительно свидетельствует Лондон, подлинная человечность, настоящие искренние чувства живут в среде трудового люда — такова любовь Лиззи Конолли к Мартину, чувство Мартина к Руфи, его отношение к сестре, дружба старых товарищей, спаянных общими лишениями и тяжкой работой. А в мире Морзов и Бэтлеров чувства оказываются фальшью, готовностью продать себя за славу и богатство. Ведь именно так можно назвать отношение Руфи к Мартину — известному писателю, которого деньги и признание публики превращают для Руфи из смешного поклонника в серьезного и желанного претендента на ее руку. Сцена их расставания — сцена морального падения Руфи — это страшная, безжалостная, но и правдивая сцена. Вот где с полной силой сказался талант Лондона, умевшего ненавидеть и презирать буржуазный мир. В этой сцене заключается отрицание и осуждение буржуазной культуры и морали, классовая оценка буржуазного понимания любви. Классовые конфликты, которые в политическом романе «Железная пята» выражены в массовых сценах битв, в социально-психологическом романе «Мартин Иден» раскрыты в сложных отношениях двух молодых людей, в борьбе Мартина за овладение культурными ценностями прошлого, в его попытках создать новые культурные ценности, принципиально отличающиеся от старых, как бы прекрасны они ни были.

Большое место в романе занимает проблема нового человека, идущего на смену людям, чьи души искалечены миром собственнических отношений. Черты нового человека, предвестника тех, кому должно принадлежать будущее, заметны в Мартине. В его таланте заключено новое восприятие мира. Мартин рожден и воспитан трудовым народом, «четвертым сословием», он несет в себе его одаренность, его мораль, его понимание действительности. Проблема формирования новой интеллигенции, выходящей из рабочего класса и готовой отдать ему свои силы, воплощена пе только в Мартине, но — и, быть может, не с меньшей силой — в образе Лиззи Конолли.

Как расцветает ее душа, как быстро зреет ее живой и энергичный разум под влиянием знаний, доступ к которым ей помог получить Мартин! Может быть, она стала на этот путь, чтобы не быть ниже Мартина, которого она навсегда и самоотверженно полюбила, но в конце романа она уже настолько самостоятельна, личность ее настолько развилась, что она чувствует себя сильнее Мартина, говорит с ним, как нежный и заботливый друг. Нельзя не сравнить ее с образами женщин из народа, выведенными в романах Драйзера «Сестра Керри» и «Дженни Герхардт»: в обоих этих романах судьбы женщин ограничены рамками и возможностями буржуазного общества. Лиззи Конолли — предвестница того нового типа американской женщины, который сложился в борьбе американского рабочего класса за свои права, тип сознательной дочери американского пролетариата.

Кризис, губящий молодого, полного сил писателя, тоже заслуживает того, чтобы читатель задумался над его причинами. Конечно, судьба Мартина — прежде всего яркое доказательство того, насколько враждебно подлинному искусству буржуазное общество. Мартину, писателю, вышедшему из рабочего класса, нечем дышать в мире Морзов и Бэтлеров, даже если они вынуждены признать его талант. Они умеют поработить и подчинить своим вкусам талантливого, хотя и чуждого им художника. Буржуазное общество сначала отравило талант Мартина, а затем привело его к смерти. Мысль о страшной судьбе подлинного художника в буржуазном мире настойчиво преследовала Лондона, это была мысль о своей собственной судьбе, пророческая мысль о судьбах многих других талантливых писателей XX века — в том числе и американских. Сколько таких судеб видели мы уже после смерти Лондона!

Но есть и другая причина гибели Мартина. Она кроется в том, что Мартин утратил пути к народу — туда, откуда он вышел и где лежат корни, питающие его талант и характер. Он потерял свою среду[2]. Кроме того, Лондон прямо говорит о необратимом отравляющем воздействии, которое оказали на еще неопытный ум Мартина различные декадентские теории. Особенно сильным и губительным было воздействие ницшеанских идей: они воспитали болезненный индивидуализм Мартина, от которого он уже не в силах освободиться, хотя и чувствует всю порочность и ложность идей Ницше. Эта ситуация лишний раз напоминает об известной автобиографичности романа: комплекс ницшеанских идей остался не преодоленным до конца и для Лондона, хотя Лондон сам писал о том, что «Мартин Идеи» и «Морской волк» — книги, направленные против ницшеанства.