«…развернуть строительство Бурейской ГЭС…»

(«Основные направления развития народного хозяйства СССР на 1976—1980 годы»).

C берега пахло свежевыпеченным хлебом. Это было тем неожиданнее, что на Бурее стояли оглушительные запахи талых снегов. Правда, сейчас, к вечеру, река, устав и успокоясь, затихла. Но сырой, напористый ветер все еще гнал к земле ароматы лесов, поднимающихся с обоих берегов плотной зеленой массой. Сквозь сизо-голубую дымку за избами на склоне мелькали белая кора берез и красные пятна багульника… И все же пахло хлебом.

Сюда, на Талаканский створ, мы добирались с начальником экспедиции Ленгидропроекта Оркиным. Новичков было трое: три студента – один из Львова, двое из Вильнюса. Сразу же, как только катер коснулся берега, Оркин спрыгнул и пошел навстречу изыскателям, а ребята остались выгружать на песчаную отмель ящики с приборами. В какое-то мгновение студент из Львова – его звали Андреем, – передавая треногу, потянул носом и выжидающе посмотрел на меня. Наши сомнения наконец рассеяла реплика одного из литовцев:

– Слушай, Леонардас, тебе не кажется, что нас встречают хлебом и солью?

– Нет, – ответил малыш сонно. (Малышом он казался рядом с двухметровым здоровяком.) – Я думаю, ты просто хочешь есть.

Рафаила Абрамовича Оркина все еще не отпускали изыскатели. Он, как вышел из катера, так и стоял в их окружении. Все задрали головы вверх и что-то рассматривают. Пес путается под ногами у людей, пытаясь обратить на себя внимание. Мы подошли и поняли, что все разглядывают свежий бульдозерный след, темный, петляющий на зеленом теле хребта.

– Стоит на дороге буровая, – жестикулируя, рассказывал высокий блондин. – Мы предложили бульдозеристу обойти ее, а он вдруг остановился, развернул свою машину и полез в лоб, на крутизну…

– Кто же за рулем был? – спросил Оркин.

– Да мы не успели ахнуть, как он ушел за сопку, – не унимался парень. – Кто? Зейский ас.

– Хорошо, хорошо. Завтра поднимем оборудование наверх…

Если бы не рассказ блондина, наверное, никто из нас не заметил бы этот бульдозерный след. Но сейчас, почувствовав потрясение ребят, я вдруг понял, что не так просто проложить такую дорогу. И мне захотелось пойти и найти этого человека с Зеи. Строители, приехавшие из Зеягэсстроя, жили, как мне объяснили, не здесь – в поселке Талакан, а ниже по реке. Можно добраться к ним по воде или по проложенной бульдозером дороге подняться на этот зеленый хребет и выйти с тыльной стороны реки, в обход. Так что, рано или поздно, подумал я, дорога, проложенная человеком с Зеи, сама приведет меня к нему. А сейчас надо было начать знакомство с главного – посмотреть в натуре створ будущей плотины.

– Леша, – обратился Оркин к высокому блондину, – покажи товарищу наш створ.

Трудно было угадать в этом блондине начальника бурового отряда: Леше всего двадцать пять, хотя, надо сказать, он был. не самым молодым среди встречающих Оркина ребят…

– Вы пройдите туда, – Леша показал на поворот реки у склона сопки. – Я вас догоню… Мне надо помочь.

И тут я увидел ожидавшую его девушку в белом халате.

Она стояла у настежь открытых дверей избы-пекарни, откуда были видны стеллажи с румяными буханками хлеба…

С высокого берега отрезок реки казался продолговатым озером. Река лежала здесь в глубоком каньоне, она выныривала из-за лесистого поворота – кстати, туда я и двигался, – несла свои воды перед поселком, чтобы, пройдя около двух километров, снова повернуть и уйти в низовье, в Амур. Два излома. Поворачивают хребты, поворачивает и река.

Изыскатели расположились на правом берегу Буреи, у самого прижима. В два ряда стояли деревянные дома со вспаханными вокруг участка. Так что на первый взгляд никаких признаков других изысканий, а тем более стройки. И, только увидев вдруг на высоте, в теле хребта, за домами, зияющие штольни, встретив по дороге тепляки с бурмашинами и ящики с кернами, понимаешь: вокруг все буйно заросло, скрылись от постороннего глаза просеки, шурфы, репера и даже засечки на деревьях.

Труд изыскателя не имеет зримых контуров, форм, и его нельзя потрогать руками. Люди могут смотреть на пролеты моста, шагать по только что уложенным шпалам, по бетону взлетной полосы, восхищаться хорошей автомобильной дорогой или радоваться большому красивому дому, которого вчера еще не было. И только специалист знает, что все это построено на незримом фундаменте, созданном изыскателями: сначала в поле, а потом и в камералке. Но долгое время под открытым небом, в поле.

Вот и сейчас на излучине реки вода скрыла от глаз скважины, которыми должно быть усеяно дно по всему 700-метровому основанию будущей плотины.

Нетронутый лес взбирается по склону вверх, а у самой воды виднеются корневища деревьев, похожие на щупальца осьминогов, желтовато-белые. Бурея ворочается. обламывает берега, и густые накатистые воды несут выхваченные с корнями деревья…

– Вот здесь, – услышал я наконец за спиной голос Алеши, – створ плотины. – Он провел рукой, словно взял и срезал реку от берега к берегу. – Видите на высоте отметку?

На той стороне сквозь густую зелень, тайги проступали желтые срезы породы. Три ступеньки, высеченные террасой…

– То же самое на нашем берегу, они лежат на одной линии. А на дне, в русле реки, через каждые пятьдесят метров по пять скважин пробурено. Между этими профилями масса мелких скважин… Летом работаем на склонах, осенью на берегу, а зимой на реке – когда она замерзает. Устанавливаем тепляки и бурим…

Еще в Новобурейском, пока мы ждали катер, Рафаил Абрамович Оркин говорил, что изыскания велись под три варианта плотины: контрфорсный, арочный и земляной. Пока остановились на последнем – земляном. И потому, прежде чем начать строительство самой плотины Бурейской ГЭС, пробьют отводные тоннели в хребте, то есть отведут реку в сторону, и через тоннели вернут воду ниже, в русло. Осушат участок в районе створа и начнут выбирать котлован. На Зее было иначе: сделали перемычку – построили правобережную часть, затем поставили затворы, пропустили реку и начали поднимать левобережную половину. Здесь же, при земляном варианте, отсыпка пойдет по всему фронту сразу…

От прежней восторженности, с какой Алеша рассказывал о бульдозеристе, не осталось и следа. Он сидел на склоне, широко расставив ноги, смотрел на рыжую поверхность реки. Иногда бросал взгляд в сторону поселка, где у воды, на песчаной отмели, в слабом вечернем свете виднелись темные силуэты людей. Некоторые, казалось, удили рыбу, стоя прямо в реке. Но это была игра теней и света – они стояли на валунах.

Сейчас Алеша был похож на человека, попавшего в затруднительное положение, ему хотелось быть там, с ребятами на рыбалке, а от него ждут разговора о работе, которой он занимается каждый день из года в год. Я хотел было встать – в конце концов створ он показал. Но в это время Алеша вспомнил:

– Да! В прошлом году из нашего института – Ленгидропроекта привозили телевизионную установку – кстати, сами конструировали. На льду поставили тепляк, и в нем телеэкран, небольшой, примерно десять на десять сантиметров. Потом спустили камеру на тросе в стометровую глубину скважины и медленно стали поднимать ее, поворачивая во все стороны. А на экране трещины, зоны дробления породы на разных глубинах… Инженер сидит, смотрит, записывает характеристики. Так определяли «здоровье скалы», на которую ляжет плотина. Это интересно? – неожиданно спросил он и снова посмотрел в сторону поселка.

Мы встали.

– Кстати, меня зовут Леонидом, – заметил он смущенно. – Когда приехал, три года назад, окрестили Лешей. Так и пошло. – Хорошо. Значит, Леонид Макушин.