— Ничего не случилось, сэр?

— Нет.

— Матерь божья!

Его ноги простучали по комнате, и он остановился рядом со мной, тоже впиваясь взглядом в Джерри, распростертого на кровати.

— Он что, ранен, сэр?

— Нет.

— Просто..?

— Вот именно.

Он на цыпочках подошел к самой кровати.

— Бедняга. А как… как… ну… если разрешите вас спросить?

— Просто вошел в дверь. Как вы. Мокрый насквозь. — Почему-то это прозвучало неубедительно, хотя и было чистой правдой.

— У вас есть какой-то план, сэр?

— Нет, О’Киф, боюсь, что нет. Никакого плана.

Он поскреб в затылке.

— По-моему, вам обоим будет лучше, чтоб его тут не видели. — Он с тревогой взглянул на меня. Человек, улавливающий тонкости любой ситуации.

— Я не знаю, что делать.

— Вы бы пошли прогуляться. Его бы надо убрать отсюда, пока не пришел сержант. Вы же понимаете, о чем я. Он человек суровый. Может, я сумею его спрятать, пока он не протрезвеет. И тогда получится, что вы вроде бы ничего не знаете. Совсем ничего. Сделайте удивленные глаза и помалкивайте. Не нужно, чтоб за его глупость и вы отвечали.

— Мне надо будет ходатайствовать за него.

— Это одно, сэр, а пособничество и укрывательство — совсем другое.

Он неуверенно мне улыбнулся.

— Если его найдут здесь, ни вам, ни ему пользы не будет. Вы понимаете?

Я кивнул.

— А раз так, — он поднял с пола мои сапоги и протянул мне, — то и уходите.

Я послушался. Сапоги были сырыми внутри, и мне не сразу удалось их натянуть. Джерри храпел, как человек, которого не гнетут никакие заботы. Я взял шинель и пошел к двери. Мне не хотелось уходить из зеленой пещеры. Мои пальцы уже взялись за дверную ручку, но тут дверь распахнулась, оттолкнув меня, и в комнату вошел сержант Барри. Возможно, он уже некоторое время стоял на лестнице и слушал. Так или иначе, его лицо было непроницаемым, как у китайца.

— А! — Больше он ничего не сказал. Он даже не счел нужным отдать мне честь. Джерри храпел все оглушительнее. Барри отступил за порог, ни на секунду не отводя взгляда от Джерри, чтобы он не исчез, и рявкнул в темноту лестницы.

— Двое сюда! Бегом!

Мы молча прислушивались к шуму внизу. По ступенькам прогремели шаги, и в комнату, чуть не упав, ввалились два солдата с винтовками наизготовку.

— Арестуйте его, — сказал он, кивая на спящего Джерри.

— Мы его нашли вот так, сэр. Мистер Мур как раз шел доложить майору.

Я покраснел. Барри пропустил его слова мимо ушей. Солдаты подхватили Джерри и выволокли из комнаты. Он мотал головой из стороны в сторону, словно протестуя, но глаз не открыл и ничего не сказал.

— Фении, сучье семя, чтоб их! — сказал Барри в никуда. — Думают, что им все с рук сойдет.

Он сгреб мокрую одежду Джерри, сунул ее под мышку и ушел.

Я сел. Меня трясло. Еще секунда, и я упал бы.

— Вот так, — сказал О’Киф. — Неудачно вышло, чтобы не сказать хуже.

— Да, неудачно.

У меня тряслись руки.

— Теперь неприятностей не оберешься.

— Да.

Я весь трясся.

Он нагнулся, взял блошник, еще хранивший тепло Джерри, и закутал мне плечи.

— Сейчас затоплю. А чай внизу вот-вот закипит. Мигом принесу вам кружечку.

Он присел на корточки и начал разгребать в очаге. Тепло Джерри ласкало мне плечи. Я испытывал глубокую благодарность и жалел, что не могу отплатить ему тем же. А больше я ничего не помню, пока меня не пришли звать к майору. Вокруг был уже серый свет, и дым из очага ел мне глаза. Рядом со мной стояла кружка — пустая, если не считать кучки чаинок у той стороны, которая наклонялась к губам. Я причесался. Я должен был сделать хотя бы это.

— Итак, вашего приятеля нашли.

— Он сам вернулся, сэр.

Он поглядел мне прямо в лицо и улыбнулся.

— Не стоит прятаться за слова, мистер Мур.

Из огня вырвался сноп искр, и они секунду тлели на половицах.

— Его нашли при весьма странных обстоятельствах. Даже такой близорукий юнец, как вы, должен был бы это заметить.

Я решил, что разумнее не отвечать.

— Возможно, точнее было бы сказать «тупой»? Э, э?

— Не знаю, сэр.

— Вы правы, Мур. Вы ничего не знаете. И в том числе, что мы на войне. Вы сознаете, что на вас надето?

— Род маскарадного костюма, сэр.

Его лицо побелело. Он схватил со стола стек и подошел ко мне. Он отвел руку назад. Я знал, что сейчас произойдет. Стек ударил меня по правой щеке под самым глазом. Сначала я ничего не почувствовал, а потом, когда меня обожгла боль, начал чихать. Нелепая реакция и явно лишенная хоть какого-то намека на достоинство.

Я чихнул раз пять. По-настоящему. Так, что голова чуть не лопалась. Он положил стек точно на прежнее место, потом сел и выжидал, пока я не перестал чихать.

— Физическое насилие мне неприятно не менее, чем вам, но есть люди, не способные понимать доводов рассудка.

Его сцепленные руки лежали на столе перед ним. Я заметил, что они подрагивают. Мне казалось, что мое лицо опухает — собственно говоря, скосив глаза вниз, я уже различал красный рубец, вздувавшийся с почти зримой быстротой.

— Я думаю, у нас разные взгляды на то, что можно считать доводами рассудка.

— Мне неизвестны ваши взгляды, и они меня совершенно не интересуют. Вы здесь, чтобы сражаться. Чтобы подчиняться моей дисциплине, армейской дисциплине, а это вы последовательно отказывались делать.

Он вздохнул и почесал уголок глаза дрожащим пальцем.

— Мне крайне неприятна мысль об открытом столкновении с одним из моих офицеров. Это подрывает моральный дух. Появляются трещины там, где их прежде не было. Вы слишком испытываете мое терпение.

— Не намеренно. Нет, правда. Но я чувствую, что справедливость…

— Это вас не касается. Обвинения против Кроу очень серьезны.

— На бумаге.

— Совершенно верно. И я, как его командир, представлю рапорт.

— Но он же вам не правится и…

— Вы мне тоже не нравитесь, мистер Мур. Но — я говорю лишнее и должен положиться на вашу сдержанность — через несколько дней начнется наступление. Нечто, о чем никто из вас даже представления не имеет. Оно может изменить ход войны. Или даже выиграть войну. Оно непременно должно увенчаться успехом, а для этого необходимо, чтобы машина действовала идеально.

— Мы люди.

— Не для меня. Не для генерального штаба и не для военного министерства.

— Если бы они смотрели на нас, как на людей, войны, возможно, вообще не было бы.

— Пустопорожние слова, не стоящие дыхания, которое вы на них потратили.

Он встал и подошел к окну. Снаружи его война сотрясала весь мир.

— У меня нет времени, Мур, вести с вами бесцельные мальчишеские споры. Я повторяю: обвинения против Кроу крайне серьезны. Вы ничего изменить не в силах. Что касается вас, то у меня в настоящее время нет желания применять по отношению к вам суровые дисциплинарные меры, но в будущем я колебаться не стану, невзирая на последствия. А теперь идите к своим солдатам.

Мой правый глаз совсем заплыл. Героическая военная рана, даже еще более бесславная, чем грипп Беннета.

— Прежде чем уйти, сэр, я думаю, мне следует кое-что объяснить в отношении рядового Кроу. Видите ли… он… я…

— Возвращайтесь к своим солдатам. Разве я не достаточно ясно дал понять, что не желаю знать больше, чем уже знаю?

Он поднял правую руку и прикрыл глаза. Странно жалобное движение. Мне так и не удалось разобраться, ненавидел я его или уважал. Он действовал на меня совершенно неожиданным образом. Возможно, когда-нибудь я увижу мир с пронзительной ясностью и разберусь в нитях, которые словно бы без конца сплетаются и расплетаются на протяжении всей жизни и всей истории. Вечные повторения.

Мы шли через ноля, и земля, снова бурая, потому что наступила оттепель, присасывалась к нашим ногам. Солдаты были угрюмы и выполняли команды медленно. Бесконечные транспортные грузовики оттесняли нас в канаву, нарушали наш строй и обдавали солдат грязью с ног до головы. А они уже даже поотругивались. В сером небе появились два лебедя. Совсем низко они летели с юга на север, и их крылья поднимались и опускались с величавым достоинством. Я остановился, смущенный их присутствием, словно какой-то давний знакомый навестил меня в мучительно неудобный момент. Они едва не зацепили ветки пяти-шести искореженных деревьев и полетели наискось над самой солдатской колонной. Я приветственно поднял руку и тут же услышал выстрел. Шея передней птицы мотнулась слева вправо и поникла. Бесформенный комок мяса и перьев шлепнулся на землю. Солдаты, сломав строй, кинулись к нему. Вторая птица на мгновение задержалась, а потом полетела дальше, но уже не низко, а круто поднимаясь под защиту туч.