Я спрятал «дайлер», приставил к плечу огнемет и почувствовал впереди какое-то движение, будто по нуль-каналу прошла волна сжатого воздуха. Канал был прямым, как световой луч. Я не знал физику нуль-переходов настолько хорошо, чтобы сказать, смогу ли я, приглядевшись, увидеть на дальнем конце тоннеля поверхность планеты Иухрос-II. Но впечатление было таким, будто я мог увидеть даже дальний край Вселенной!

И тут чуть ли не перед самым моим носом появился первый абориген. Если честно, то на винную бутылку он был похож не больше, чем я — на спящую Венеру. Наблюдалось, конечно, кое-какое сходство в отдельных частях, но в целом… Да и двигался противник как-то странно. В разведсводке говорилось, что бутылка… то есть абориген передвигается, перекатываясь в своей широкой части. Между тем тот, что наступал на меня, не катился, а не торопясь переставлял сам себя с горлышка на дно и обратно. Да еще задумчиво покачивался при поворотах, будто искал и не находил точку опоры.

Солдаты за моей спиной ждали сигнала, чтобы открыть огонь, но я медлил. Вражеский солдат в очередной раз переставил себя с головы на ноги — точнее с горла на донышко — и застыл, являя собой замечательную мишень. Я затылком ощущал, как рядовой Гольденвейзер-Иванов побелевшими пальцами сжимает оружие.

— Не стрелять! — сказал я, подошел к застывшему врагу и похлопал ладонью по его боку. Звук получился, будто бегемота по животу шлепнул. Нет, господа, настоящие бутылки звучат совершенно иначе.

Я уже знал, что произошло и что нужно делать. Но у меня был приказ! Мог ли я его нарушить? Кто я — ефрейтор или генерал?

Но разве Иона Шекет когда-нибудь отказывался от того, чтобы взять на себя ответственность?

— Назад! — приказал я солдатам.

Гольденвейзер-Иванов что-то недовольно пробурчал, но подчинился, а следом к выходу из нуль-канала потянулись и остальные солдаты моей бравой дивизии. Бой закончился.

Когда мы вышли из тоннеля на жаркий плац нашей базы, я демонстративно выключил «замедлитель», и время побежало с такой быстротой, что я и оглянуться не успел, как был вызван к майору Фрумкину для объяснений.

— Шекет, — огорченно сказал майор. — Как вы могли! Нарушить приказ!

— Майор, — сказал я, — больше вторжений с Иухроса-II не будет. Мы победили — раз и навсегда.

— Видите ли, — продолжал я, — бедным аборигенам эта Сахара сто лет не нужна. Но бактерии… Бактерии ищут новое жизненное пространство. Сами они телепортироваться не могут, вот и используют эти бутылки… я хочу сказать — аборигенов. Я продезинфицировал нуль-канал «дайлером», бактерии там жить больше не смогут, а без них аборигены телепортироваться и не подумают. Им на своем Иухросе-II хорошо.

— Господин Шекет, — мрачно ответил майор Фрумкин, выпятив челюсть. — Я объявляю вам от имени командования благодарность за успешное ведение боевых действий. Одновременно я арестую вас и до окончания службы отправляю в армейскую тюрьму за нарушение приказа.

— До окончания службы? — переспросил я.

— Именно!

— То есть, до завтрашнего утра? — уточнил я.

— Точно так.

— Ну, это я выдержу, — беспечно сказал я и повернулся, чтобы отправиться на поиски тюрьмы.

ВЫЙДЯ ИЗ КАРАУЛЬНОГО ПОМЕЩЕНИЯ, Я ПОДНЯЛ ВЗГЛЯД на большое голографическое табло — схему расположения объектов на базе. По идее, тюрьма должна была располагаться где-нибудь в отдалении от стрельбища (зачем стрелять по своим, даже если это арестанты?), от столовой (чтобы запахи пищи не мешали осужденным думать о своей вине перед армией), и тем более, от казармы (нельзя же, чтобы заключенные слышали, как свободные солдаты проводят свое совершенно свободное время).

Не обнаружив на схеме значка с надписью «тюрьма», я принялся исследовать голограмму более методично, начав с левого верхнего угла, где значилось: «Стоянка для транспорта потенциального противника». Путешествуя взглядом слева направо и сверху вниз, я обнаружил еще «бассейн боевых действий», «ракетоноситель многофункциональный одноразовый» и какой-то «сходняк для многоориентированных солдат». Тюрьмы на схеме не было в помине, и я собрался было вернуться к майору Фрумкину за разъяснениями, но в это время рядом со мной остановился рядовой, необученный, негодный для активных действий (так было написано у него на воротнике рубашки), и сказал:

— Господин ефрейтор, что вы ищете, может, я смогу помочь?

— Тюрьму, — мрачно сообщил я, ожидая встретить в ответ взгляд, полный презрения или, что еще хуже, — жалости.

Однако рядовой, необученный и негодный, посмотрел на меня с таким явным восхищением, что я невольно смутился и, сам того не ожидая, объяснил:

— Да вот, понимаете, влепили мне срок за неповиновение приказу. Взгляд рядового стал еще более восторженным.

— О! — воскликнул солдат. — Не будет ли с моей стороны наглостью попросить вас об услуге?

— Меня? — удивился я. — Что я могу…

— Не скромничайте! — пылко сказал рядовой, необученный и негодный. — Это просто замечательно, что я вас встретил! Так вы можете?..

— Допустим, — пожал я плечами. — О чем, собственно, речь?

— Возьмите меня с собой в тюрьму!

Я убежден, что мой читатель (если только он, конечно, сам не с Земли) никогда не сталкивался с подобным абсурдом!

— Э… — сказал я. — С удовольствием. Но я не знаю — куда. Здесь нет тюрьмы на схеме, а я не настолько хорошо знаком с…

— Да вот же она! — воскликнул солдат и ткнул пальцем в голографическое изображение тучного господина, читавшего газету. Поскольку здесь не было никакой надписи, я решил, что так на схеме обозначена библиотека для личного состава.

— Это тюрьма? — недоверчиво переспросил я.

— А что же еще? — удивился мой собеседник.

— Э… Скажите, рядовой, как вас зовут?

— Марк Шендерович!

— Марк, я здесь человек новый, на Земле давно не был и с порядками в армии не очень знаком… Почему вам так хочется попасть в тюрьму?

— Это мечта каждого солдата! — воскликнул Марк. — Если честно, я еще не видел никого, кому бы это удалось.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я, после чего рядовой Шендерович фамильярно взял меня под локоть и повел в направлении, указанном на схеме, по дороге объясняя кое-какие тонкости армейской жизни.

— Тюрьма, — говорил он, — это по определению место, где должно быть плохо. Место, где солдат должен подумать о том, как неправильно он поступил, нарушив присягу. Так вот, на Земле просто нет таких мест! Раньше тюрьмой называли запертое помещение, где арестанта держали на гнусной пище и не позволяли даже прогулок. Но сейчас, во-первых, закон запрещает запирать человека против его воли, и во— вторых, правила практичного питания запрещают употреблять пищу, если энергетическое ее содержание и вкусовые параметры не соответствуют уложению от второго сентября две тысячи восемьдесят первого года. В результате те тюрьмы, о которых можно прочитать в романах прошлого века, давно превращены в музеи.

— А где же сидят преступники? — перебил я.

— На деревьях истории!

— Где? — не понял я.

— В тупиковых ветвях исторического процесса! Вот, скажем, в прошлом веке существовало такое государство — Советский Союз. Совершенно тупиковый путь развития. Неудивительно, что в свое время страна эта распалась, и теперь на ее месте находятся…

— Знаю, — нетерпеливо сказал я. — И что же?

— Но в виртуальной альтернативе Советский Союз продолжает существовать со всеми его совершенно неприемлемыми для реальной истории тенденциями. Туда и отправляют приговоренных — как в гражданской жизни, так и в армии.

— В виртуальный Советский Союз? — уточнил я, начиная уже догадываться, что имел в виду рядовой Марк Шендерович.

— Почему только в Союз? Есть еще масса возможностей. Тупиковых исторических ветвей было огромное количество. Например, абсолютизм во Франции. Или

Палестинское государство. Или…

— Понятно, — сказал я. — Все эти возможности существуют, надо полагать, в виртуальной реальности?