6

Пламя коптилки отбрасывало на бревенчатые, конопаченные стены кривые и изломанные тени. Дик Кленси, чей участок находился по соседству с участком Каразерса — если полмили расстояния можно считать соседством — отбрасывал самую неспокойную тень.

— А я говорю вам, что это был медведь! Кто бы еще мог так истоптать мою кукурузу? Я могу точно сказать, что это не Джереми Сэндерс по пьянке сделал.

Джереми Сэндерс, при росте шесть футов три дюйма весивший около двухсот двадцати фунтов и заросший бурой густой шерстью от ступней до макушки, и в самом деле здорово смахивал на медведя, но сейчас он только досадливо махнул рукой:

— Будет тебе, Дик, околесицу нести! Откуда в нашей округе медведи? Ветром их, что ли, принесло?

— Может быть, и ветром, — спокойно парировал Дик. — Разницы нет, каким образом он сюда попал. А вот когда он задерет у тебя пару коров или лошадь, тогда ты вообще перестанешь интересоваться, как он сюда попал. Я сразу пустил своих собак в кукурузу. Они зарычали, и шерсть у них на загривках поднялась, потом они пошли по следу.

— Ну, твои-то собаки наверняка так рычат на зверя не крупнее барсука, — опять сказал Джереми Сэндерс. — Если бы это был кто-нибудь побольше, они сразу бы поджали хвосты и заскулили.

— Это мои-то собаки?! — невысокий костлявый Клэнси, одетый в залатанную куртку из оленьей кожи, сделал шаг в сторону здоровяка Сэндерса, готовый, казалось, броситься на него. — Честное слово, Джереми, у тебя мозгов не больше, чем у твоего бульдога, а ты еще пытаешься острить.

— Какого еще бульдога? — насторожился Сэндерс. — Ты имеешь в виду моего Тигра?

Собака Джереми, больше похожая на мастифа, чем на кого-либо другого, имела в холке высоту не менее двух футов, поэтому у ее хозяина были все основания обижаться, когда Тигра называли бульдогом. Впрочем, бульдог, наверное, тоже принял посильное участие в том процессе, в результате которого получилось странноватого вида создание, получившее кличку из-за черных поперечных полос на туловище светло-коричневого цвета. Весил этот самый Тигр никак не меньше девяноста фунтов, что очень нравилось Джереми Сэндерсу, любившему все крупное, основательное.

— Ты это про Тигра? — повторил свой вопрос Джереми. Уксусу в тебе много, Дик Кленси, поэтому ты такой тощий.

— Чтоб ты пропал! — заорал Дик Кленси. — Чего ты вообще привязался ко мне со своей собакой? Я рассказываю про медведя, понимаешь? Если тебе слабо что-то сделать даже с очень крупным барсуком, как ты только что попытался съязвить, сделай вид, что вообще ничего не слышишь.

Уэйд улыбнулся. Они всегда так спорили и препирались, сколько он их помнит. Но до серьезного скандала дело сроду не доходило, потому что Джереми Сэндерс, как правило, уступал первым. Так случилось и сейчас.

— Ладно, валяй, рассказывай дальше, — пожал он могучими плечами, обтянутыми войлочной курткой.

Эти прямые в выражении своих чувств, бесхитростные люди, наверное, удивились бы, услышав нечто вроде «борьба за существование», подумал Уэйд. Они естественны, как этот лес, эти холмы, река. Они содержат свои несколько акров обрабатываемой земли, но больную часть времени ставят ловушки на енотов, стреляют кроликов, белок, ловят рыбу — разумеется, не потому, что они вялы и ленивы. Немногие из фермеров смогли бы вернуться на следующий день к своим занятиям, обойдя за день столько ловушек, сколько их обходил, например, Дик Клэнси.

Они все собрались сейчас в пристройке Джима Каразерса, чтобы обсудить сообщение Клэнси, пятеро соседей-лесников и Уэйд Гамильтон. Уэйд считался своим, хотя он номинально и владел площадью более сотни акров пахотной земли, имел в хозяйстве нескольких мулов и лошадей, не считая прочей живности — в девятнадцать-то неполных лет. Принятию в этот круг содействовали три вещи — Уэйд был хорошим, настоящим охотником, несмотря на возраст. Он, опять же вопреки возрасту, был очень рассудителен, серьезен. И в-третьих, все считали его уже почти что зятем Джима Каразерса.

— Так вот, — продолжал свой рассказ Клэнси. — У ручья они потеряли след. Зато я там след обнаружил. Вот такая лапища, — он намного развел полусогнутые ладони, изобразив размер следа.

— Я думаю, — сказал Джим Каразерс, — что надо будет поискать за Черным Ручьем.

Все согласились с ним и в следующее воскресенье прошли полосу шириной не менее мили и длиной миль в десять, начиная с того места на берегу Черного Ручья, где собаки Дика Клэнси потеряли след. Они убедились в том, что Джим Клэнси не врал — обломанные ветки ягодных кустов, достаточно четкие следы в некоторых местах указывали на то, что косолапый пришелец побродил здесь.

Но все дальнейшие их вылазки оказались столь же безуспешными — медведь явно не стремился встречаться с ними. Но он же нанес еще один визит поближе к жилью, разрушил старый заброшенный хлев одного из фермеров. Хлев этот находился ярдах в ста от новых построек, но собаки фермера, естественно, учуяли незванного гостя, подняли испуганный вой. Хозяин несколько раз выстрелил в темноту из дробовика. Тогда медведь, очевидно, убежал.

— Уэйд, ты разрешишь мне покататься на Лавджое? — бледно-голубые глаза словно бы распахнулись настежь, в них читается все: надежды, страхи, боль.

— А ты не боишься? Он, конечно, достаточно смирный, но все же…

— Что «все же»? — отчаянье и боль во взгляде силятся казаться вызовом.

— Ну, твоя мать никогда, например, не ездила верхом.

— Зато твоя ездила, да еще как!

— Не знаю, не видел. Хотя говорили, что ездила она хорошо.

— Видишь, а бабушка Тарлтон еще и сейчас скачет вовсю.

— Миссис Тарлтон — записная лошадница. Рассказывают, что в молодые годы она и охотилась верхом, ни в чем не уступая мужчинам.

— А твоя Аннабел?

— Что — моя Аннабел?

— Ах, она все-таки твоя Аннабел?

— Сюсси, перестань. Ты только что перечислила всех, кто ездит верхом. Так при чем же здесь Аннабел?

— Она тоже охотится верхом?

— А зачем ей охотится верхом?

— Но ведь у нее же отец охотник.

— Сюсси, перестань нести чушь. Ты прекрасно понимаешь, что Джиму Каразерсу не до верховых лошадей. Да и прошли, наверное, те времена, когда у нас охотились верхом.

Они стояли у коновязи в глубине двора, перед открытой дверью конюшни. Уэйд, в шерстяной кофте, в грубых хлопчато-бумажных брюках и коротких сапогах, держал на поводу оседланного Лавджоя. Жеребец норовил взять в большие мягкие губы то ухо Уэйда, то его плечо. Уэйд беззлобно отталкивал лошадиную морду.

Началось или, скорее, продолжалось бабье лето, так как октябрь уже подходил к концу. Погода стояла довольно теплая, почти что жаркая и сухая.

Сюсси очень изменилась за прошедшее лето. Она выглядела явно старше своих четырнадцати лет — рослая с вполне сформировавшейся грудью. Исчезли мешковатость и угловатость подростка, на смену им пришли упругость и грация. Даже характер Сюсси, кажется, изменился за лето — она стала более живой, энергичной.

— Значит, твоя Аннабел не охотится верхом?

— Нет, Сюсси. Моя Аннабел не охотится верхом, — он смотрел в ее глаза и видел в них отчаянную решимость переплыть океан родственной крови. — Ты будешь кататься?

— Пожалуй, нет. Я передумала. Ты, значит, женишься на ней?

— Еще не знаю, — Уэйд улыбнулся своей мягкой улыбкой. — Но в любом случае это касается ее и меня.

— Это верно, — казалось, она была готова расплакаться сейчас.

— Ладно, Сюсси, тогда я, пожалуй, поеду, — он отвел Лавджоя от коновязи и, едва коснувшись ногой стремени, оказался в седле.

Поворачивая в конце аллеи, Уэйд оглянулся. Фигурка в синем платье медленно брела к дому. Он вздохнул. Не хватает только забот с Сюсси. Мало того, что если он женится, в доме заметно нарушится равновесие — нет, не материальное, конечно, и не в его пользу, ведь они с Эллой сейчас явно не потребляют двух законных третей от того, что дает ферма. Все делится поровну, а это, если разобраться, не совсем справедливо по отношению к ним с Эллой. И все равно Сьюлин недовольна. Нет, она, конечно, приветлива, даже иногда по-настоящему ласкова с Эллой, но он чувствовал, что Сьюлин считает себя обойденной в этой жизни. Может быть, ее подспудное недовольство судьбой усилилось после приезда матери? Хоть бы Скарлетт больше не возвращалась. Ему достаточно хорошо с Уиллом, Сьюлин, Эллой. И будет еще лучше с Аннабел. У него даже мысли не появлялось о том, чтобы сообщить Скарлетт о своей возможной женитьбе. А к этому все придет, раньше или позже.