— Не утруждайте себя,— перебил его Хачмен, подчиняясь.

Он защелкнул кейс, поставил его на пол машины и запер дверцу. Кромби-Карсон указал ему на заднее сиденье патрульной машины и сел рядом.

— Это надолго? — спросил он у Кромби-Карсона, когда машина свернула к полицейскому участку.

— Не очень. Чистая формальность.

Хачмен кивнул. Инспектор, казалось, не собирается его мучить. Про себя он решил, что дело займет примерно полчаса.

— Сюда, мистер Хачмен.— Кромби-Карсон провел его боковым ходом через коридор в маленькую, скудно обставленную комнатку.— Прошу садиться.

— Спасибо.— У Хачмена возникло мрачное предчувствие, что процедура займет гораздо больше чем полчаса.

— А теперь,— Кромби-Карсон, не снимая плаща, уселся по другую сторону стола,— я буду задавать вам вопросы, а констебль будет стенографировать нашу беседу.

— Хорошо,— ответил Хачмен беспомощно, пытаясь понять, о чем инспектор знает и о чем догадывается.

— Что вы знаете об исчезновении мисс Найт?

— Кроме того, что вы мне сообщили, ничего. У вас есть какие-нибудь подозрения?

— Почему, по-вашему, трое вооруженных людей могли ворваться к ней в квартиру и насильно увезти ее с собой?

— Не знаю.

— Кто, по-вашему, мог это сделать?

— Не знаю. А вы?

— Мистер Хачмен,— раздраженно произнес инспектор,— давайте будем вести допрос, как это делалось всегда: я буду задавать вопросы, а вы отвечать.

— Хорошо, но я обеспокоен судьбой Эндри, а все, что вы...

В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел сержант с толстой папкой в руках. Положив ее на стол перед Кромби-Карсоном, он, не проронив ни слова, вышел. Инспектор просмотрел содержимое и выбрал восемь фотографий. Они явно отличались от полицейских регистрационных снимков: часть из них были любительскими, другие — просто увеличенные участки групповых фотографий. Кромби-Карсон разложил их перед Хачменом.

— Посмотрите внимательно и скажите, видели ли вы кого-нибудь из этих людей ранее?

— Я не помню, чтобы с ними встречался,— ответил Хачмен, просмотрев снимки.— И если у вас все, может, я могу быть свободен?

— Не сейчас,— отрезал Кромби-Карсон.

— Но что вы от меня еще хотите?

— Я вам скажу. Мы только что закончили первую часть нашего интервью, когда я обращаюсь с собеседником мягко и с уважением, как того заслуживает исправный налогоплательщик. Но это до тех пор, пока мне не становится ясно, что он не собирается мне помочь. Сейчас эта часть закончена, поскольку вы совершенно однозначно дали мне понять, что по собственной воле содействовать расследованию не желаете. Теперь, мистер Хачмен, я начну на вас давить. Сильно давить.

Я не знаю, в чем вы замешаны. Пока не знаю. Но что-то за вами есть. Кроме того, вы очень неумело лжете. Впрочем, тут я не возражаю: это облегчает мою работу. Но мне сильно не нравится, что вы выступаете в роли ходячего стихийного бедствия.

— Что вы имеете в виду? — спросил Хачмен.

— С тех пор как сегодня утром вы выехали из своего уютного домика, одну женщину похитили и двое мужчин погибли.

— Двое?! Я не...

— Разве я забыл вам сказать? — произнес Кромби-Карсон, делая вид, что сожалеет о своей забывчивости.— Один из вооруженных похитителей выстрелил в прохожего, который хотел вмешаться, и убил его.

Вторая часть допроса, как и предвидел Хачмен, оказалась столь же напряженной. Бесконечная, казалось, цепь вопросов, часто о каких-то мелочах, то выкрикиваемых, то нашептываемых, свивала в утомленном мозгу паутину слов. К концу процедуры он настолько устал, что, оказавшись на койке в одной из «гостевых» комнат без окна, не сразу сообразил, что ему даже не предоставили выбора, где провести эту ночь. Он целую минуту разглядывал дверь, обещая себе, что устроит колоссальный скандал, если дверь окажется запертой. Но за последние сорок восемь часов ему почти не удалось толком поспать, голова кружилась после изнурительного допроса, и, хотя он собирался поднять шум, Хачмен решил, что это может подождать до утра...

И мгновенно уснул.

Разбудил его звук открывающейся двери. Подумав, что он спал всего несколько минут, Хачмен взглянул на часы и обнаружил, что уже десять минут седьмого. Он сел в постели, обратив внимание, что на нем серая казенная пижама, и посмотрел на дверь. Вошел молодой констебль в форме с покрытым салфеткой подносом в руках.

— Доброе утро, сэр,— сказал констебль.— Ваш завтрак. Я надеюсь, вы не возражаете против крепкого чая.

— Не возражаю.— Вообще-то он всегда пил слабый чай, но в этот момент его мысли занимала проблема гораздо более важная. Уже понедельник, и оставшиеся конверты должны быть отосланы сегодня. Давящее чувство срочности даже отразилось на его голосе.— Насколько я понимаю, я могу уйти в любое время?

Розовощекий констебль снял с подноса салфетку и старательно ее сложил.

— Этот вопрос, сэр, вы можете решить с инспектором Кромби-Карсоном.— Констебль поставил поднос Хачмену на колени и пошел к двери.— Ешьте, а то яичница остынет. Второго завтрака не будет.

— Минутку! Инспектор сейчас здесь?

— Нет, сэр. Он вчера допоздна засиделся и отправился домой спать. Возможно, будет здесь к полудню.

С последними словами констебля дверь закрылась. Поняв, что поднос поставили ему на колени специально, Хачмен перенес его на тумбочку и подошел к двери. Она была заперта. Хачмен обошел комнату по периметру, вернулся к кровати и сел. Он взял в руки стакан с чаем и отхлебнул. Чай был слишком крепким, слишком сладким, но по крайней мере горячим. Не бог весть как питательно, зато помогает думать...

Сегодня после полудня будет еще не поздно отправить последние конверты, но где гарантия, что его выпустят к этому времени? Констебль сказал, что Кромби-Карсон, «возможно», будет в участке к полудню, но, даже если он появится, никто не сообщит Хачмену о его приходе. Кроме того, инспектор может сказать, что намерен задержать его еще на несколько дней. Хачмен тщетно пытался вспомнить свои права. Он знал, что права полиции, включая и право задерживать без предъявления обвинения, были расширены года три назад, как одна из мер в правительственной кампании по борьбе с растущей эпидемией преступности. В своем прежнем безопасном существовании в те редкие моменты, когда этот вопрос приходил ему в голову, Хачмен одобрял расширение прав полиции, но сейчас это казалось непостижимым.

Если же Эндри расскажет похитителям, кто бы они ни были, все, что знает, скоро его начнут искать. Создав машину, он тем самым объявил открытие сезона охоты на самого себя. А сейчас сидит спокойно в казенной пижаме, словно мотылек, ждущий, когда его бросят в бутылку с хлороформом. За ним могут прийти в любую минуту. Даже в любую секунду!

В конвульсивном приливе энергии он вскочил с кровати и начал искать свою одежду. Брюки, свитер и коричневый пиджак висели во встроенном шкафу. Он быстро оделся и проверил карманы. Все было на месте, включая деньги, которые Викки дала ему, чтобы он отнес в банк, и маленький перочинный нож. Лезвие длиной всего в дюйм делало его оружием гораздо менее эффективным, чем кулак или нога.

Он ходил по комнате взад-вперед, пытаясь смириться с фактом, что он арестован, и, несмотря на то, как бы прав он ни был и как бы много жизней от него ни зависело, чуда не произойдет и стены не падут. «Какое-то сумасшествие,— думал он.— Я могу заставить нейтроны танцевать под новую музыку. Неужели я не смогу перехитрить несколько деревенских «бобби»? Он сел на единственный в комнате стул и заставил себя думать, как выбраться на свободу. Затем подошел к кровати и сдернул простыню, обнажив толстый матрац из пенистого пластика.

Какое-то время он глядел на него, потом достал свой игрушечный нож и принялся резать губчатый материал. Твердый наружный слой резался плохо, зато пористый наполнитель внутри поддавался почти без усилий. За пятнадцать минут работы Хачмен вырезал в середине матраца похожее на гроб углубление длиной шесть футов. Скатав вырезанный кусок и сжав изо всех сил, Хачмен запихнул его в тумбочку и с трудом закрыл дверцу. После этого он забрался на кровать и лег на голые пружины в вырезанный матрац. Пружины немного прогнулись, но матрац остался примерно на том же уровне, чуть выше его лица. Довольный своей работой, Хачмен сел и расправил над матрацем простыню. Укладывать подушки и одеяла так, чтобы создалось впечатление обычной небрежности, работая из-под простыни, было нелегко, но Хачмен справился с этой задачей.