Сын короля, принц Юкио, взошёл на трон своего отца и незамедлительно принялся смещать министров и придворных умершего короля. Он объяснял это тем, что они слишком старые и жадные.

«Слишком опасно и большая вероятность противодействия новому правителю».

Так предположила Кино.

Возмутительно, но волна зачисток вскоре распространилась и на собственную семью короля. Братья и сёстры, дяди и тёти — каждый был обвинён в неожиданной измене и был либо казнён, либо изгнан.

«Как это всё знакомо».

Так печально подумала Кино.

Короче говоря, из всей его семьи выжила только жена короля Юкио. Новая королева была не в силах превозмочь печаль и покончила с собой. Их единственный ребёнок исчез, и его местонахождение до сих пор оставалось неизвестным. По слухам — его убили, изгнали или заключили в подземную тюрьму.

Как только Юкио был коронован, он начал вести распутный образ жизни, вводя произвольные законы в этом от природы щедром королевстве. Естественно, сначала было некоторое сопротивление. Но вскоре жители приспособились жить в безрассудном удовольствии, или, по крайней мере, поняли необходимость выказывать такую приспособленность. Очевидно, что отказ от такого поведения был вреден и неблагоразумен. Они попали в ловушку.

Согласно истории, находились предприимчивые люди, которые притворялись, что сошли с ума, и исчезали в деревенской округе. Другие просто сбегали, словно подлые трусы, какими они и являлись.

Забавно, но соревнование было предложено такими вот самоизгнанниками. Они, как говорит история, презрительно отказывались от благословенного дара гражданства, подтверждая таким образом, что они не достойны его. И король Юкио постановил, что отныне гражданство должны получать только те, кто наиболее достоин его получить.

«Если только под самым достойным ты понимаешь самого кровожадного».

Так подумала Кино.

Был почти полдень, когда Гермес наконец — то окончательно проснулся. Кино только что была вызвана на последнее сражение. Гермес смотрел, как она вставила в «Пушку» пустой барабан и наполнила одну из камер жидкой взрывчаткой, залив по крайней мере вдвое больше обычного. Она не поставила пыж, а просто затолкала переделанную пулю сразу поверх взрывчатого геля. В завершение она поставила один единственный капсюль — с обратной стороны заряженной камеры.

«Ну, и какой у тебя план? Оставив всё так, как сейчас, ты сможешь выстрелить только один раз».

«Больше мне и не нужно».

Так сказала Кино, улыбнувшись.

Прокрутив барабан, она выставила его так, чтобы он был готов к выстрелу, и спрятала «Пушку» в кобуру. Затем встала и погрузила на Гермеса весь их багаж, разложив своё коричневое длинное пальто поперёк сиденья.

«Пошли, Гермес. Я бы хотела, чтобы ты был там повнимательней».

«Почему?»

Кино сняла его с подножки и выкатила из темницы. Было ощущение, что он волочит свои шины, но это, скорее всего, ей просто показалось.

«У меня есть план. В тот момент, когда бой закончится, я бы хотела отправиться туда, где есть душ».

Она оставила Гермеса стоять на входе для участников под наблюдением нескольких пожилых стражников. Прямо напротив него, высоко на трибунах, король потягивал что — то освежающее в своём персональном ложе.

Под гром аплодисментов Кино широким шагом направилась к центру Колизея. Когда она вышла на центр арены, с противоположной стороны появился её последний соперник. Пока он шёл к центру, Гермес смог разглядеть его внимательней.

Это был молодой человек, скорее всего чуть — чуть до или чуть — чуть после двадцати, высокий, стройный и хорошо сложенный. У него были чёрные волосы до воротника, как и у Кино, которые мягко развивались на ветру. На нём были голубые джинсы и зелёный свитер с матерчатыми нашивками на плечи и локти.

Два соперника встали лицом друг к другу. Выражение лица парня и его манера держаться полностью отличались от предыдущего соперника Кино. Он выглядел… мирным, спокойным, невозмутимым. Его губы изгибались во что — то, напоминающее улыбку — улыбку мученика по пути на эшафот. Единственным его оружием была катана на спине, ножны засунуты прямо за пояс.

«Простите, этот привлекательный молодой человек с мечом и есть последний соперник?»

Так спросил Гермес у стражника.

«Ага. Кстати, его до сих пор даже не ранили. Я бы сказал, что они хорошо подходят друг другу. Твой приятель умён, но этот парень умён и силён. Сегодня у твоего малыша могут быть проблемы».

«Девушки. Кино — девушка».

Так сказал Гермес, рассеянно.

«Не врёшь? Да? Подумать только. А ты не слишком о ней беспокоишься».

«Чего беспокоиться? Беспокойство не сделает Кино сильней. И она чертовски умна, как вы сами заметили».

«А у тебя холодное сердце».

«Нет. Просто я знаю, что Кино может победить. Но у меня такое чувство, что сейчас на карту поставлено что — то большее, чем просто сражение».

Так сказал Гермес и остановился, чтобы обдумать собственные слова.

«На самом деле после того, как вы упомянули, я подумал об одной вещи, которая меня беспокоит».

«Да? И что же это?»

«У Кино есть план. Я всегда считал это… немного жутким».

«Меня зовут Шизу».

Так сказал молодой человек с мечом. Его тон был вежлив, манеры безупречны.

«Я — Кино».

«Кино».

Так он сказал и слегка нахмурился.

«У меня просьба».

«Какая?»

«Пожалуйста, сдайтесь. Я приму вашу сдачу».

Так он сказал словами, которые Кино использовала уже четыре раза.

«Шизу, вы действительно хотите стать гражданином этой… помойки?»

Так она спросила удивлённо.

На последнем слове его глаза расширились. Было видно, что он не ожидал такого слова. Мгновение он разглядывал Кино, блуждая глазами по её лицу.

«Да… Да, хочу».

«Она прогнила до основания».

«Вы знаете это, вы сказали это, и всё равно продолжаете играть в эту нелепую игру? Играть ради победы, как мне кажется. Притом, что не собираетесь здесь жить?»

«Да».

Шизу взглянул назад через плечо. Через мгновение снова посмотрел на Кино и сказал:

«Есть кое — что, что я хочу сделать… после того, как получу гражданство. Надеюсь, что вы сдадитесь. Я не хочу причинять вам вреда».

Его тон был торжественен, почти смиренен. Любознательность Кино разгорелась, но она твёрдо стояла на своём:

«Я не знаю, что вы должны сделать, но я вынуждена отказаться. Потому, что у меня тоже есть кое — что, что я должна сделать после победы».

«Зачем? Зачем вам сражаться, если вы настаиваете на том, что вам здесь ничего не нужно?»

Так спросил Шизу. Его спокойствие пошатнулось, правда, самую малость.

«Ответ прост. Сейчас я хочу сражаться. И победить».

Так сказала Кино. Кончики её пальцев легонько протанцевали по рукоятке «Пушки».

Шизу кивнул. Он снова глянул назад, затем молча схватился двумя руками за рукоять меча и вытащил его из ножен одним плавным движением.

Трубы возвестили о начале сражения.

Кино отпрыгнула назад, выхватила «Лесника», сняла с предохранителя и направила на Шизу, но стрелять не стала.

Шизу не отступил. Он держал меч в средней защитной стойке, лезвие слегка повёрнуто. Мягкость, которой он, казалось, обладал несколько мгновений назад, улетучилась, и Кино теперь могла видеть и чувствовать напряжение, пронизывающее его.

Шизу сделал шаг к ней. Затем другой.

Кино выстрелила из «Лесника». Пуля пролетела у самой головы Шизу.

Шизу даже не моргнул, он сделал ещё шаг.

Кино прицелилась ещё ближе к голове и снова выстрелила. И снова Шизу не прореагировал, а как только пуля свистнула мимо его уха — он сделал ещё шаг.

Кино горестно вздохнула, прицелилась в правое плечо Шизу и выстрелила. Катана Шизу встретила пулю с тонким, мелодичным звуком.

«А ты очень хорош. Или удачлив».

Так сказала Кино, не в силах скрыть удивления и восхищения.

Она ещё несколько раз выстрелила, целясь в руки и ноги Шизу. Клинок двигался легко и непринуждённо, но с невероятной скоростью, сбивая каждую пулю с пути.