«Вы не понимаете, о чём я думаю!»

«Это был вопрос или утверждение?»

Так удивлённо подумала Кино.

«Не совсем. Я понимаю, что вы говорите, но…»

Так она сказала, облизнув губы.

Было похоже, что он готов умереть от счастья. Затем он обрушил на них поток слов.

«Конечно! Я ведь тоже не „слышу“ ваших мыслей! Ох! Прекрасно! Великолепно! Вы… вы же не отсюда, правда? Конечно! Это всё объясняет!»

Так говорил человек, много и сбивчиво, не ожидая ответов. Выражение его лица снова изменилось, теперь лицо светилось нетерпением на грани безумия.

«Н — не желаете выпить со мной чаю?»

«Мы можем остаться ещё ненадолго. Вы расскажете нам, почему люди никогда не выходят из своих домов?»

Так осторожно спросила Кино.

«Конечно! Я всё вам расскажу!»

Так воскликнул человек, нетерпеливо кивая головой.

Сначала он сказал, что его зовут Киёши, и что его дом расположен неподалёку, в сторону леса. Это оказался красивый дом, расположенный в прекрасном месте и заботливо ухоженный. Вокруг парадной двери в изобилии росли и благоухали цветы — звёздный жасмин, лаванда и гардения.

Киёши проводил Кино и Гермеса в большую, ярко освещённую комнату, со вкусом обставленную деревянными столами и стульями. Похоже, что вся мебель была ручной работы. В большое, изогнутое окно открывался вид на заботливо ухоженный цветник.

В доме, как и во всём городе, было тихо. Было похоже, что Киёши жил один.

Кино, жилет в руке, села на один из стульев. Гермес стоял на подножке немного в стороне. Киёши на несколько минут умчался на кухню, чтобы вернуться с двумя чашками чая. Одну он поставил на столик перед Кино, сам же сел на низкий диванчик.

Кино понюхала пар, поднимающийся из чашки, скорее всего обработанной вручную.

«Это чай из растений, которые растут в моём саду. Не знаю, понравится ли он вам, но здесь он очень популярен».

«Интересный запах. Цветочный. Как он называется?»

«Чай „Докудами“».

Гермес удивлённо воскликнул:

«„Доку“? Но это же… В чае яд? Не пей его, Кино!»

«Ядовитый… чай? Это что, шутка?»

Так спросила Кино, внимательно посмотрев в чашку. Наверно, люди в этом городе имели веские причины не приближаться друг к другу, раз у них есть обычай угощать гостей отравленным чаем.

Киёши весело усмехнулся.

«Вы точно не из этой страны? Ах, я не должен смеяться. Я не хотел подшутить над вами. „Докудами“ не значит, что чай отравлен, это значит, что он „антидот“ против яда или каких — нибудь токсинов в теле, напиток здоровья. Теперь я понимаю, что любой на вашем месте повёл бы себя так же, предложи ему этот „чем — то — отравленный“ чай».

Так он сказал. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заплакал, а потом и зарыдал.

Кино и Гермес удивлённо смотрели на него.

Слёзы текли по его щекам, время от времени хлюпая носом, он сказал:

«Я уже столько лет… не разговаривал вот так… с другими людьми. Десять лет. Нет, больше. Если бы я всё время не разговаривал с собой, наверно забыл бы, как это делается».

«Почему?»

Так спросила Кино, поскольку он не стал уточнять. Киёши снял очки и вытер глаза.

«Да, да, конечно, конечно».

Так он сказал, кивая головой.

Он высморкался, снова надел очки, медленно и глубоко вздохнул и начал:

«Ну, если в двух словах, то в этой стране мы чувствуем боль друг друга. Поэтому мы не встречаемся лицом к лицу. То есть, мы не можем друг с другом встречаться».

«Вы чувствуете… чужую боль? Что это значит?»

Так спросила Кино, вскинув голову.

Хозяин отпил из своей чашки.

«Разве ваши родители не говорили вам, что вы должны стараться понять чувства других людей, чтобы не причинить им боль? Наверняка они вам это говорили, все родители говорят. А вы когда — нибудь думали о том, как было бы здорово, если бы вы знали, о чём думают другие люди? Как было бы хорошо обладать таким умением? И как было бы прекрасно, если бы и остальные тоже знали, когда их слова или действия причиняют вам боль?»

«Точно! Я думал об этом!»

Так воскликнул Гермес, встряв прежде, чем Кино успела ответить.

«Прямо по дороге сюда Кино была…»

Кино одарила Гермеса гневным взглядом. Киёши продолжил:

«Люди в этой стране тоже думали, что это хорошо. Должен сказать, что уже очень давно всю работу в этой стране стали выполнять машины, поэтому мы жили в своё удовольствие. Пищи было в изобилии, основные потребности всех и каждого были удовлетворены, это была страна мира и процветания. В результате у людей появилось очень много свободного времени, и они стали заниматься творчеством. Разрабатывать новые лекарства, заниматься научными исследованиями, писать книги, рисовать картины, сочинять музыку. Я научился делать мебель».

Так он сказал и показал на стулья и столик, которыми Кино недавно восхищалась.

«И посреди этого… возрождения… группа учёных, изучавших мозг человека, сделала революционное открытие. Они сказали, что если мы разовьём скрытые возможности нашего мозга, то сможем знать мысли и чувства друг друга».

«И как это должно работать?»

Так спросил Гермес. Киёши продолжил:

«Ну, предположим, что я сформировал в своей голове слово „привет“. Все вокруг меня не услышат слова, но поймут, что я поприветствовал их. Они почувствуют эмоцию, скрытую в приветствии. Фактически, всё ещё тоньше. Если я почему — то грущу — никаких слов, только грусть — то моя грусть передастся всем окружающим меня людям. В теории, эти люди должны почувствовать мою грусть и стать добрее ко мне, и мы вместе должны найти способ преодолеть её. Таким же способом мать может узнать наверняка, почему плачет её ребёнок, даже если он ещё не умеет говорить. Я думаю, что это называется сопереживанием, или даже телепатией».

«Понятно».

Так сказала Кино. Гермес промолчал.

«Все восхваляли это удивительное открытие. С ним мы могли заглянуть в сердца друг другу. Мы на самом деле смогли бы понимать друг друга. Так долго мы общались этими небольшими клочками шума, которые называли словами, без какой — либо гарантии, что нас понимают. Теперь мы сможем полностью от них отказаться! Так мы думали. Учёные стали искать простой способ, как можно наделить всех людей этой способностью и разработали лекарство. Мы все приняли его».

«Все?»

Так спросил Гермес.

«Все. Мы все хотели быть на одном уровне друг с другом. Чтобы вместе эволюционировать. Никто не хотел остаться в стороне. И, в какой — то степени, мы эволюционировали».

«И что произошло? Вы сказали — в теории. Ведь ясно, что всегда всё происходит не так, как задумывалось».

Так сказала Кино и, сама того не замечая, сдвинулась на край стула.

Киёши опустил голову, но продолжил обычным голосом:

«С этого момента я могу рассказывать только о том, что случилось со мной. Я выпил лекарство. Когда я проснулся на следующий день, вопрос „Ты меня слышишь?“ скакал в моей голове. В комнате никого не было. Я был несколько удивлён, что получил сообщение от того, кто не находится со мной даже в одной комнате. Конечно же, собственно слова в мою голову не передались, мой мозг просто интересовался чувствами того, кто передал мне вопрос „Ты меня слышишь?“ Естественно, я ответил — „Я слышу тебя!“ — и в ответ услышал — „Я тоже тебя слышу! Это невероятно!“ Через некоторое время я услышал „Я у твоей двери“, бросился открывать и обнаружил свою любимую, стоящую перед дверью. Она тоже стала телепатом. Мы были вне себя от счастья и провели кучу времени, разделяя чувство… единства. Теперь я могу только посмеяться над этим».

Не похоже было, что он собирается смеяться. Он замолчал и на мгновение напрягся.

«Мы были самыми счастливыми людьми на всём белом свете… какое — то время».

Так он сказал.

«Мы стали жить вместе, дни проходили в полной гармонии. Но однажды я увидел, как она поливает мои цветы. Простое действие. Обычная забота. Но она давала им слишком много воды. И я подумал „Эй! Я же говорил ей не поливать каждый день. Сколько можно…“ В то же время я постарался ласково, вслух, поправить её. Но прежде, чем нежные слова вылетели у меня изо рта, она почувствовала эмоцию раздражения. Следующее, что я помню — она смотрела на меня. И в голове я почувствовал её неожиданную боль, раздражение и уверенность, что я считаю её дурой».