«А, ну тогда ещё ничего».

Так пробормотал Гермес.

«Но идея была настолько предательской, что само её существование поставило под угрозу наше будущее. Мы стали бояться, что эти люди немного подождут и снова попытаются изменить наш способ правления».

Кино глянула на Гермеса, затем снова на Канае.

«И что вы сделали?»

«Мы обвинили их в предательстве, решили, что они виновны и казнили».

«Традиционным… способом?»

Так спросила Кино, изумлённо вскинув голову.

По лицу Канае пробежала череда выражений: испуг, страдание, затем нескрываемое бешенство.

«Самый подходящий способ для тех, кто собирался отбросить собственный народ в эпоху рабства и тирании».

Так он выкрикнул, брызгая слюной.

Его яростный взгляд впился в Кино и мгновение они сидели, замерев, словно два фехтовальщика перед решающей битвой. Затем Канае опустил взгляд на ладони, сжатые в кулаки.

«Они были не последними, кто хотел предать государство».

Так он, наконец, произнёс.

«Однажды появилась группа, которая требовала отмены смертной казни. Невообразимо! Если бы мы отменили смертную казнь, то тем самым позволили бы предателям жить и продолжать сеять свою заразу. Предложить такое — уже было предательством! И мы… проголосовали, и предатели были казнены. Затем… появилась ещё одна группа, которая выступила против нового налога, поддержанного большинством. Даже когда налог приняли, они продолжали протестовать, говоря, что налог и так слишком высокий, и что они не станут его платить. И не стали платить. Хуже того, они начали выражать недовольство по поводу того, на что тратились деньги, полученные от сбора налогов. Какое высокомерие! Пока они жили в достатке, — а они жили в достатке, несмотря на недовольство, — их это не беспокоило. Понятно, что мы не могли это терпеть».

«И вы их казнили».

Так предположила Кино.

«Управлять страной довольно сложно».

Так сказал Гермес, издав металлический кашляющий звук.

Канае поднял палец, словно пытался пронзить невидимую точку в воздухе перед своим лицом.

«Конечно. Вам нужно всех держать в узде».

Так он сказал и продемонстрировал крепко сжатый кулак.

«В узде. Или всё покатится под откос».

«И что было потом?»

Так спросила Кино и вдруг поняла, что не может больше смотреть в лицо Канае.

«Мы очень старались воплотить в жизнь эту модель демократии. Но люди продолжали предавать нас. Даже те, кто в начале поддерживал большинство, в конце концов повернулись против нас и постарались сбить нас с верного пути. Конечно, это было трудно… ужасно… казнить своих бывших товарищей. Но я всегда выполнял свой долг. Я никогда не позволял своим чувствам взять верх надо мной. Никогда».

«Это тогда у вас переполнилось кладбище, и хоронить стало негде?»

Так спросила Кино, не в силах подавить сарказм в голосе.

Ей не стоило беспокоиться, Канае не расслышал сарказма.

«Боюсь, что так. На наше счастье у нас были королевские парки. Сначала мы планировали использовать их под посевы, но пришлось превратить в кладбища. И все, кто возражал против этого, были казнены».

«И скольких человек здесь казнили?»

Вопрос Кино заставил мужчину задуматься.

«Хм… со времён королей? Трудно сосчитать».

«Нет, с тех пор, как установили демократию».

«А! Тринадцать тысяч шестьсот четыре».

Так он с лёгкостью ответил.

«И по поводу чего было последнее голосование?»

«Последнее… Это было почти год назад. В то время население страны состояло из меня, моей жены и неженатого человека, который был моим другом на протяжении очень долгого времени. Мы планировали втроём поддерживать этот город, надеясь привлечь новых жителей из близлежащих деревень. Но однажды мой друг сказал, что решил уйти. Он сказал, что ему одиноко. Мы спорили с ним, снова и снова говорили, чтобы он этого не делал. Но его воля была парализована этой порочной идеей. Порвать со своим народом, пренебречь своим долгом… мы не могли простить такого. Результаты голосования были — двое против одного, и он был казнён».

«А ваша жена… Она ещё жива? Или вы и её тоже казнили за какое — нибудь предательство?»

Так спросила Кино, преодолев боязнь задать вопрос.

Канае резко вскинул голову, его лицо стало пепельно — бледным.

«Моя жена была преданным жителем страны. Преданным до конца. Она умерла от обычного гриппа полгода назад. Но я же не доктор, я ничем не мог ей помочь. Грипп проник в её лёгкие. Ах… Проклятье! Проклятье!»

Канае расплакался.

«Спасибо вам за историю, Канае. Я очень хорошо её поняла».

Так сказала Кино, поднявшись со стула и слегка поклонившись.

«Слишком хорошо».

Так она добавила шёпотом.

Канае продолжал шмыгать носом, уткнувшись лицом в ладони.

«Нам пора, Гермес».

Так сказала Кино, бросив прощальный взгляд на Канае.

Канае поднял голову, слёзы стояли в глазах.

«Я единственный человек, оставшийся в этом городе. Мне так одиноко. Я даже почти понимаю, почему мой друг, Тоширо, хотел уехать».

«Да, но… Но это был ваш выбор — остаться в одиночестве».

Так сказала Кино, хорошо подумав над тем, что сказать.

Он кивнул.

«Часто за то, что поступаешь правильно, приходится дорого платить. Это королевство каким — то образом должно пережить нынешние трудности».

Глаза Канае загорелись. Он вытер слёзы тыльной стороной ладони и радостно глянул на Кино и Гермеса.

«Вы двое! Вы можете стать жителями этой страны! Великолепное решение! Вместе мы сможем восстановить город, сделать его снова великим и счастливым. Присоединитесь ко мне? Здесь все равны».

«Нет уж, спасибо».

Так подавленно сказала Кино, но её голос почти утонул в выкрике Гермеса:

«Ни за что!»

Канае посмотрел удивлённо, затем помрачнел.

«Понятно. Хотя на самом деле мне совершенно не понятно. Но раз вы не хотите остаться, я ничего не могу с этим поделать».

Приняв его слова за прощание, Кино сделала шаг к Гермесу.

Канае заговорил у неё за спиной:

«Я настаиваю на том, чтобы вы остались здесь на год. Останетесь?»

«Нет, Канае. Не останемся».

Она взялась за руль, но всё её внимание сосредоточилось на револьвере, висевшем на правом бедре.

«Я с Кино. Давай, поехали уже».

Так сказал Гермес.

Канае стоял, его лицо вытянулось, в глазах застыло отчаяние.

«Тогда останьтесь на неделю, всего на неделю. Распоряжайтесь нашими запасами, как заблагорассудится».

«Не можем».

Так быстро ответил Гермес.

«Нам ничего не нужно».

Так добавила Кино.

«Ну, тогда ещё на три дня, будете есть самые изысканные деликатесы?»

Он потёр ладони друг о друга, словно ожидал, что великолепные блюда вот — вот принесут прямо сюда.

Кино сняла Гермеса с подножки.

«Мы уезжаем, пока Кино не передумала».

Так сказал мотоцикл.

Канае шагнул к ним, протянув руки:

«Если хотите, я стану вашим рабом!»

«Спасибо, но нет».

Так сказала Кино и уселась на Гермеса. С невозмутимым лицом она хлопнула Гермеса по бензобаку и помахала рукой государю этой страны.

«Мы уезжаем, Ваше Высочество. Ни одно из ваших предложений не показалось нам заманчивым. Но я благодарю вас за беседу».

Так сказала Кино и склонила голову.

«Как вы меня назвали?»

«Не важно. Прощайте, Канае».

Так сказала Кино, вскинув голову.

Но он всё ещё не сдавался:

«Тогда всего один день! Если вы останетесь ещё на один день, я уверен, вы сможете понять, насколько здесь прекрасно. Пожалуйста!»

«Я не могу. Мы уже провели здесь три дня».

С этими словами Кино повернулась к воротам.

«Я тоже не совсем понимаю, но по некоторой причине мы не можем оставаться дольше этого срока. Извините».

Так Гермес сказал Канае.

Канае стоял, руки безвольно повисли, он вот — вот готов был снова расплакаться. Он попытался что — то сказать, но не смог произнести ни слова. Рот открывался и закрывался в тишине. Затем он засунул руку за пазуху своего пыльного жилета и вытащил пистолет. Это был короткоствольный револьвер.