ГЛАВА ШЕСТАЯ... и весьма мрачная. В ней автор с при- скорбием сообщает тебе о таинственном исчезнове
...Где-то сиплым басом проревел электровоз, и, словно испуганные его грубым голосом, звёзды в небе заморгали и стали гаснуть. Воздух за стёклами класса из синего сделался серым. С востока, со стороны притихших, поседевших от росы окраин, в город робко заглядывало утро...
Сказочное время кончилось, и все вещи в классе погрузились в крепкий дневной сон. Спали неразговорчивые тяжёлые парты, спал важный учительский стол, спала старая, скрипучая сплетница-дверь... Спал весь мир, нарисованный на географической карте. Бодрствовал лишь огнетушитель. Он сторожил соседний химический кабинет, поскольку был представителем пожарной охраны. Но и это лишь предположение, потому что поди разбери, спит огнетушитель или нет, если он открывает рот только один раз в жизни, да и то во время пожара.
Словом, время было самое что ни на есть сонное.
Вот почему никто ничего не узнал о совершенно секретном разговоре, который происходил в этот для людей слишком ранний, а для вещей слишком поздний час.
— Так куда же и когда, дяденька? — глухим шёпотом спрашивали откуда-то из-под окна.
— На Тихий океан, тётушка, на Тихий океан! — прошептали в ответ на учительском столе. — Только, ради бога, тише!.. Вы знаете, что такое атолл?
— Откуда нам знать? Мы...
— Тс! Я слышу шорох!
— Да успокойтесь, все спят. Это дворник подметает улицу.
— Уж-жасно неловко. Уже светает, а мы... Вдруг нас заметят?
— Кто заметит? Мелок? Да он, как только мы вернулись, сразу заснул. А сон у него — сами знаете — каменный! Если мы отправимся завтра, когда все заснут, то успеем вернуться как раз к полуночи. А как начнут все просыпаться...
— Тс-с-с. Идите сюда, мы говорим слишком громко!
В предрассветных сумерках послышалось, как что-то мокрое тяжело шлёпнулось на пол. Это спрыгнула тётушка Тряпка, безуспешно пытавшаяся высохнуть на батарее выключенного на лето отопления. Во время подземного путешествия она изрядно промокла и теперь дрожала от утренней прохлады.
— Ка-ак бы вам не заболеть, уважаемая! — забеспокоился дядюшка Глобус, когда Тряпка, поёживаясь и оставляя мокрые следы, забралась наконец на учительский стол. — Может, отложим путешествие?
— Ничего, я привычная, — доверительно шмыгнув носом, сообщила Тряпка. — Меня перед уроками всегда мо... мо... чат... Ат! Ап!
— Ш-шш! — замахал руками Глобус. — Тише!
Но было уже поздно. Насторожённая темнота вздрогнула от пронзительного «апчхи».
— Хи! Хи! — обрадованно повторило пробегавшее по коридору эхо и умчалось по своим делам.
Перепуганный Глобус зажмурил глаза и открыл их лишь через минуту.
— Ну и ну! — пробормотал он. — Не чихайте так, ради бога! Вы и мёртвого разбудите! Я бы умер, если б Мелок проснулся. Честное слово, мы поступаем ужасно. Может, пока не поздно, честно признаться ему? Может, пригласить его, а?
— Ду уж дет! — категорически заявила Тряпка.
(Она хотела сказать «Ну уж нет!» — но её одолел насморк.)
— Ду уж дет! Что-то бде больше де хочется гостить с Мелком у его родственников. То тебя ящеры чуть не до смерти топчут, то пещеры мокрые, где, того и гляди, скалы на голову рухнут. Нет, я в настоящее путешествие хочу! Чтоб море было синее, словно шёлковое, на нём острова тропические, пальмы, попугаи всякие... Словом, всё как полагается. С детства об этом мечтаю.
— Охо-хо! Что ж тогда говорить мне, старому географу? Увы, стыдно признаться, но я за всю жизнь не совершил ни одного путешествия, если не считать тех, что так великолепно придумал Мелок! Это же нелепо — носить весь земной шар на плечах и сидеть в четырёх стенах! Ну нет! Теперь мы сами знаем, как открываются двери дальних странствий! Вот совершу хотя бы одну самостоятельную географическую экспедицию под собственным командованием, тогда и век свой смогу доживать спокойно.
— Но куда? Куда, дяденька?
— Знаете ли вы, дорогая, что такое атолл?
— Откуда нам знать? Я всё больше в младших классах обучаюсь...
— О! Это удивительнейшее явление! Сами увидите.
— А пальмы будут?
— Сколько хотите! Острова из сплошных кораллов, и океанский прибой, и птицы, и созвездие Южного Креста над головой. Но... зачем рассказывать о том, что мы скоро увидим сами? Спать, дорогая тётушка Тряпка.
...В классе наступила тишина, нарушаемая лишь шумом изредка проезжавших машин да тоненьким посапыванием (таким тоненьким, что тебе никогда бы не услышать). Время шло. Вскоре к гудению моторов присоединилось звонкое чириканье воробьёв, зашагали первые прохожие. Потом зашумел ветер в листьях, где-то запело радио, заплакал ребёнок, а у магазина напротив стали выгружать гулкие бидоны с молоком. Словом, город просыпался. И только в школе было тихо. Впрочем, как ты знаешь, в школе всегда тихо... во время каникул.
Целый день в опустевших классах над солнечными квадратиками без устали танцевали пылинки да стрелки часов не спеша ползли по циферблату, недоумевая, почему им никто не повинуется и не даёт звонков в положенный срок.
Наконец солнце вытащило все свои лучи из всех окон и, потянувшись, нырнуло под розовое облачное одеяло. Обрадованные уходом могущественного соперника, из-за стёкол квартир весело замигали друг другу абажуры и люстры, хвастаясь своими разноцветными юбочками, хрустальными бусами и стеклянными колпачками. Вскоре, однако, испугавшись ночи, погасли и они. Теперь только одни фонари — верные сторожа завтрашнего дня — упрямо отстаивали улицы города от темноты... А когда длинная стрелка в последний, двадцать четвёртый раз пересчитала все цифры на часах, в классе наконец послышался протяжный писк. Это зевнул проснувшийся Мелок.
— Эй, сони, пора вставать! — крикнул он, поправив свой фиолетовый беретик.
— Эхе-хе! — пробормотал дядюшка Глобус, почёсываясь. — Хорошо спать тем, кто может лежать! А каково мне всё время стоять на одной ножке?
— Надо же, в какую рань поднялись! — недовольно проворчала Тряпка потягиваясь. — Небось опять потащит нелёгкая во всякие «чудесные истории», где, того и гляди, шею сломишь! Подождали б хоть, пока луна выглянет.
Мелок перекатился на самый край своей полочки и насмешливо запел:
С чудесами справиться
Впору только смелым,
Не пора ль отправиться
В путь-дорогу с Мелом?
— Ну нет! — свесив ноги с подоконника, заявила Тряпка. — С меня хватит. Сегодня отдыхаю. Выходной!
— Та-ак! А что скажет дядюшка Глобус? — поинтересовался Мелок.
— Ви-идители, когда я был по-омо-ложе, то...
— Всё ясно! Ну, а наша уважаемая Ручка?
Ответа не последовало.
— Ага! Она изволит дуться! Ну ничего, сейчас она откликнется.
Мелок откашлялся и нарочито громко произнёс:
— Так и быть, я возвращаю Ручке колпачок. Слышите? Только, чур, пусть больше со мной не спорит!
Речь Мелка и на этот раз не вызвала никакого отклика.
— Да бросьте же притворяться! — воскликнул Мелок. — Ведь всё равно вы уже проснулись! Вылезайте и заберите свою шляпу.
— И-и в самом деле, идите к нам! — поддержал его дядюшка Глобус. — А обижаться не стоит!
— Стоит!— отчётливо возразило эхо за дверью.
— И куда она делась? — не выдержала тётушка Тряпка. — Эй, уважаемая!
— Странно! — проскрипел Глобус, повернувшись вокруг своей оси. — Её нигде не видно.
— А ну, загляните-ка в парты! — крикнул Мелок.
Но в этот миг в темноте раздался чей-то хриплый, булькающий голос:
— Напрасный труд — её здесь нет!
— Кто тут? — пискнула Тряпка.
А дядюшка Глобус от неожиданности оступился и с грохотом покатился в угол.
— Кто тут? — спросил Мелок.
— Я! — донеслось с учительского стола. — Это я, Чернильница. Стоит ли так пугаться своих ближайших родственников, а? Ха-ха!
— Родственников? — недоумевая повторил Мелок. — Каких родственников?
— Что это вы, братец, забыли? А ведь я как-никак мраморная! — сердито забулькала Чернильница.
— Верно! — хлопнул себя по беретику Мелок. — Как я сразу не сообразил? Простите, сестрица. Я ведь и сам...
— Чего уж там! — хмыкнула Чернильница. — У всех известняков побывал, а наше мраморное семейство забыл... Двоюродный брат называется! Ладно, не для укора я разговор завела. Моя обида при мне останется. А вот с приятельницей вашей нехорошо получилось. Пожалуй, не видать вам её больше.