ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой тебя, пожалуй, ждёт разо- чарование: отправившись в новое путешествие, наши

— Ой, ко-ко-колется!

— Терпи, батюшка, терпи, голубчик! А вы, уважаемая, ещё здесь проведите чёрточку и тут поставьте точечку. Гляди, как всё поистёрлось!

— Поосторожней тыкайте пером, мне же больно!

Устроившись на подоконнике, Ручка и тётушка Тряпка при свете уличного фонаря занимались весьма важным делом — они приводили в порядок изрядно потрёпанного в путешествиях дядюшку Глобуса.

— Ба, какая ссадина в Тихом океане! — огорчённо заметила Ручка, поднявшаяся на цыпочки, чтобы выровнять экватор.

— А Южная Африка! На что она похожа!! Можно подумать, что тут было сильнейшее землетрясение. Ну-ка, тётушка Тряпка, смочите пустыню Калахари, а я приглажу её. Вот так.

Дядюшка Глобус ёжился, хихикал и даже подпрыгивал — ему было ужасно щекотно.

Мелок не принимал участия в лечении. Он одиноко сидел на учительском столе и, подперев голову, смотрел на стену.

За последнее время Мелок сильно сдал, он выглядел утомлённым, заметно похудел, стал даже ещё бледнее, чем обычно И, только разговаривая с товарищами, он оживлялся, становился таким же весёлым и озорным, как прежде.

Наконец лечебная процедура была закончена.

Ручка с гордостью оглядела свою работу:

— Совсем незаметно получилось, а? По-моему, хорошо!

— Хорошо, хорошо! А вы сами-то, голубушка? — ворчливо отозвалась тётушка Тряпка. — Поглядели бы на себя: платье в грязи, колечко позеленело от морской воды! Ну-ка давайте я вас почищу.

— Да нет, что вы... Не беспокойтесь. Спасибо!

— Чего уж там... Это вам спасибо. Всю жизнь помнить буду, как вы с Мелком нам жизнь спасли. А ведь я-то, старая, правду сказать, о вас сперва не очень хорошо думала — извините, конечно: «Ишь, гордячка какая к нам в класс попала! Фу-ты ну-ты! Нос задирает, на нас и не смотрит!..» А на самом деле оказалось...

— И... и я тоже считал вас за... зазнайкой, — заметил дядюшка Глобус, тщательно исследовавший своё отражение в оконном стекле.

Старый географ прошёлся по подоконнику, подмигнул Ручке и, надувшись, чванливо пропищал:

— «Я особа тонкая! С высшим образованием! Вы меня и не поймёте!» Помните?

Ручка надвинула колпачок и отошла.

— Вы... вы... вы что? Обиделись? — заволновался дядюшка Глобус. — Я... я ж... не хотел!

— Вы действительно были вправе так думать обо мне, — глухо ответила Ручка. — Я, кажется, вела себя... Да, что там говорить! — Она прерывисто вздохнула и опустила голову. — Не могу я больше, чтобы вы меня какой-то чужой считали. Хотите, я вам всё-всё о себе расскажу?

Она помолчала немного.

— Знаете, прежде чем попасть к вам в класс, я ведь помогала одному очень важному учёному. Он носил меня на груди и никогда со мной не расставался. Сколько мы с ним бумаги исписали, не сосчитать! И всё какие-то цифры, формулы да значки... Вот я и решила, что, если мною такие премудрости выводят, стало быть, я что-нибудь да значу на свете!

Надо сказать, что в химической лаборатории (мой хозяин был химик) все приборы относились ко мне с большим почтением. Ведь все опыты, которые они делали, были сначала надписаны мною на бумаге.

Видели бы вы, как взволнованно булькали мой соседи! Как сердито шипели и просительно жужжали, умоляя меня сообщить заранее, что должно у них получиться, какое новое вещество и для чего оно нужно. Но я только важно отмалчивалась. А что мне оставалось делать? Честно говоря, я сама ни слова не понимала из того, что пишу.

Однажды мой хозяин (а его мнение я очень уважала) сказал своим помощникам, что пластмасса в наше время — это самое главное. При этом он поднял меня, чтобы все видели.

Естественно, тогда я и сама поверила в свою исключительную важность. И вдруг ни с того ни с сего учёный взял и подарил меня своему сыну. Так вот я и очутилась в вашей компании.

Первое время было ужасно обидно: я, пластмассовая Королёва научной лаборатории, — и вдруг пишу диктант, с ошибками, в самой обыкновенной школе, где работают самые обыкновенные вещи!

«Пусть с этими невеждами мне не о чем говорить, но зато они будут благоговеть передо мной!» — подумала я. И решила показать вам, кто я такая... Что из этого вышло, вы помните.

— Нет, не помним! — перебил её словно из-под земли вынырнувший Мелок. — Мы решили раз и навсегда забыть об этом! Верно, друзья? Ну? — Он обнял Ручку. — Согласны дружить?

Ручка кивнула головой и вся заблестела от радости.

— Вы все такие хорошие, простые! Даже страшно подумать, что скоро конец каникулам и меня унесут домой!

— Подумаешь! Унесут, а потом принесут. А когда принесут, можно и остаться. — Мелок хитро прищурился. — Чего-чего, а уж теряться и забываться — это мы, вещи, умеем. Верно? Так что при желании можно будет совершить ещё не одно путешествие. А в одно из них можно отправиться и сегодня, даже сейчас. Если, конечно, наша Ручка не возражает.

— Почему вы спрашиваете только меня? — спросила Ручка.

— Потому что я предлагаю двинуться к вам на родину. Идёт? Только сперва расскажите, что это такое пластмасса, как её делают. Ведь я должен знать точный адрес и маршрут.

Предложение было принято единогласно.

— Итак, куда же мы двинемся? — спросил Мелок, подходя к доске.

Ручка задумалась.

— Видите ли, — наконец произнесла она, — я даже не знаю, что вам сказать. Вообще-то пластмасса изготовляется из смол, смолы — из нефти или каменного угля. А вот объяснить, как делаются эти смолы, не берусь. Себя я помню порошком. Его насыпали под пресс. Трах! — и я появилась на свет. Правда, меня потом ещё шлифовали, сверлили, наносили резьбу. Но это уже другое дело.

— Стало быть, ваша ближайшая родня — нефть или уголь? — уточнил Мелок.

Ручка кивнула...

— Вот что, — сказал Мелок. — Давайте отправимся к каменному углю, а? Он Ручке родня, да и мне немного знаком.

— Я согласна, — сказала Ручка.

— Может быть, — продолжал Мелок, — у него мы подробнее узнаем об истории и предках пластмассы?

— Спускаться в шахту? — поморщилась тётушка Тряпка. — На кого мы будем похожи?

— А... а я? А... а меня только что вычистили, выгладили... — уныло вздохнул дядюшка Глобус.

— Хорошо! Тогда я предлагаю совершить путешествие в древний лес, который стал впоследствии каменным углем.

— Э... это другое дело! — удовлетворённо скрипнул дядюшка Глобус.

— А уж там мы решим, как быть дальше, — добавила тётушка Тряпка.

Мелок взобрался на доску и начал рисовать.

Сначала на доске появилась вода, в которой плавали тяжёлые брёвна, потом из воды поднялись высоченные чешуйчатые стволы каких-то безлистых деревьев. Протянули к небу огромные лапы растения, очень похожие на обычные папоротники.

— Это гигантские хвощи и древовидные папоротники,— объяснял Мелок, продолжая рисовать.

— А где же берег? — поинтересовалась тётушка Тряпка. — Ты, братец, всё какое-то болото рисуешь.

— В том-то и дело, что миллионы лет назад там, где росли каменноугольные леса, берегов было не так-то много. На огромных пространствах деревья стояли по колено в болотной жиже. Со временем они падали, намокали, уходили под воду. На них опускались тела других лесных старцев. Год за годом, столетие за столетием слой деревьев, погребённых в болотном иле, становились всё толще. И вот, отрезанный от воздуха и света, занесённый илом, песком и глиной, мёртвый лес постепенно превращался в каменный уголь. Ну, а мы с вами, — сказал Мелок, рисуя чудовищную, величиной с голубя стрекозу, — отправимся в этот гигантский лес, когда он был ещё живым и всеми своими мясистыми зелёными ветками жадно ловил и копил солнечный свет и тепло. То самое тепло и свет, которые возвращаются, когда дерево или уголь сгорают.

— Ну вот, пожалуй, и всё, — закончив работу, сказал Мелок и, подумав, нарисовал в воде бородавчатую голову какого-то страшного пресмыкающегося — Это чтобы нам не скучно было, — с усмешкой заключил он.

...Окинув критическим взором свой рисунок, Мелок отряхнулся и велел Тряпке браться за работу.

Привычным движением обмахнув парты и стол, тётушка Тряпка принялась за стену. Она мазнула раз, другой, третий — но не тут-то было, на этот раз стена почему-то не желала стираться. Тряпка попробовала ещё — безрезультатно. Стена стояла незыблемо.

Тётушка Тряпка отступила и беспомощно оглянулась на Мелка.