«Скорее всего, я вернусь еще до захода солнца. Вы не приготовите мне ночлег?»

«Ладно. Если ничего лучше не найдется, вы всегда можете устроиться на сеновале».

Покинув таверну, Эйлас через некоторое время нашел жилище Грайта и Уайны на самом краю леса — почти спрятавшуюся под соломенной крышей бревенчатую хижину на каменном основании, состоявшую из двух комнат. Худощавый белобородый старик готовился расколоть большое бревно, пользуясь кувалдой и клиньями. Коренастая женщина в домотканом платье вскапывала огород. Заметив появление Эйласа, оба они выпрямились и молча наблюдали за ним.

Эйлас остановился в палисаднике и подождал; дровосек и его жена медленно приблизились.

«Вы — Грайт и Уайна?» — спросил Эйлас.

Старик коротко кивнул: «А ты кто такой? Что тебе нужно?»

«Меня прислала ваша дочь, Эйирме».

Грайт и Уайна стояли и глядели на него, неподвижные, как статуи. Эйлас кожей чувствовал исходящий от них страх. Он сказал: «Я не хочу причинять вам беспокойство — совсем наоборот. Я — муж принцессы Сульдрун и отец ее ребенка, мальчика по имени Друн. Эйирме прислала его сюда, а солдаты короля Казмира привезли в Хайдион девочку по имени Мэдук. Поэтому я хочу знать — где мой сын, Друн?»

Уайна начала было причитать. Грайт поднял руку: «Молчи! Мы ничего плохого не сделали. Любезнейший, как бы тебя ни звали, мы с этим делом покончили. Нашей дочери пришлось перенести невыразимые страдания. Мы презираем и ненавидим всех, кто причинил ей горе. Король забрал ребенка — мне больше нечего сказать».

«Остается сказать только одно, — возразил Эйлас. — Казмир бросил меня в подземелье, и я только что сбежал. Я ненавижу его не меньше вашего, и настанет день, когда он получит по заслугам. Прошу вас только о том, на что имею полное право. Отдайте мне сына — или скажите, где его найти!»

«А нам-то что! — вскричала Уайна. — Мы одной ногой в могиле, нам бы дожить до утра! Того и гляди, лошадь сдохнет — как мы будем возить дрова в деревню? Придет зима, помрем с голоду!»

Эйлас открыл поясную сумку и достал еще одну драгоценность Сульдрун: золотой браслет, инкрустированный гранатами и рубинами. К браслету он добавил пару золотых крон: «Сегодня не могу дать больше, но голодной смерти вы можете не бояться. Теперь говорите — где мой сын?»

У айна опасливо взяла золото: «Хорошо, скажу, где твой сын. Грайт собрался в лес набрать хворосту, я пошла с ним. Несла ребенка в корзине и поставила ее на землю, пока искала грибы. И вот какая напасть! Неподалеку была Придурковатая поляна, и феи из Щекотной обители сыграли с нами злую шутку. Подменили мальчика в корзине ребенком феи! Я ничего и не приметила, пока не взяла младенца на руки, а он меня взял и укусил. Тогда я пригляделась — а у меня на руках рыжеволосое отродье какой-то феи-потаскухи! Нечистая сила унесла твоего сына!»

Грайт вмешался: «Сразу после этого прискакали королевские солдаты. Они потребовали отдать ребенка, угрожая отрубить нам головы, и мы отдали подкидыша, чтоб им пусто было!»

Эйлас в полном замешательстве перевел взгляд с лица Уайны на лицо дровосека, потом повернулся и молча посмотрел в сторону темного леса. Наконец он сказал: «Вы можете провести меня к Щекотной обители?»

«Можем, как же! И как только ты им чем-нибудь досадишь, они превратят тебя в жабу — как они сделали с беднягой Вилклавом, перегонщиком скота. Или заставят танцевать до конца твоих дней, по всем дорогам и проселкам — так они наказали паренька по имени Дингл за то, что он своровал у них мед».

«Никогда не приставай к феям! — серьезно посоветовала Уайна. — Скажи спасибо, что они к тебе не пристают».

«Но мой сын, Друн! Что теперь с ним будет?»

В Тантревальском лесу и вокруг него существовало не меньше сотни обителей лесного народца — зачарованных цитаделей древних кланов. Щекотной обителью на Придурковатой поляне, всего лишь в получасе ходьбы оттуда, где кончался лес и начинались поля, правили король Тробиус и его супруга, королева Боссума. Их владения не ограничивались Придурковатой поляной — власть повелителя фей распространялась на такое пространство окружавшего обитель леса, какое, с его точки зрения, подобало его высокому сану. В Щекотной обители прозябали восемьдесят шесть фей, эльфов и других полулюдей. Некоторых из них следует упомянуть особо.

Эльф Боаб предпочитал являться в обличье бледно-зеленого юноши с крыльями и антеннами кузнечика. Он носил с собой черное перо, выдернутое из хвоста ворона, и записывал на листках из лепестков водяных лилий все происходившие в клане события, а также сделки Щекотной обители с другими кланами.

Мелкий бес Лохмоум любил забираться в человеческие жилища и потешаться над кошками. Кроме того, он часто заглядывал в окна, издавая стоны и гримасничая, пока не привлекал чье-нибудь внимание, после чего мгновенно скрывался.

Фея Гунделина, стройная и очаровательная проказница с развевающимися по ветру лавандовыми волосами и отливающими зеленью ногтями, передразнивала всех, кто ей встречался, вечно прихорашивалась и дурачилась, но никогда ничего не рассказывала, и никто не мог сказать, что хорошо ее знает. Она слизывала шафрановую пыльцу с пестиков в коробочках мака быстрыми движениями заостренного зеленого язычка.

Фея У она просыпалась раньше всех, до рассвета, и наслаждалась свежими каплями росы, смешивая их с ароматным нектаром избранных цветов.

Толстый темнокожий гоблин, Мердок, дубил мышиные шкурки и плел из пуха совиных птенцов мягкие серые накидки и подстилки для детей эльфов и фей.

Эльф Флинк ковал волшебные шпаги, применяя инструменты и могущественные заклинания древних чародеев. Большой забияка и фанфарон, он часто исполнял балладу собственного сочинения, посвященную его знаменитой дуэли с гоблином Данготтом.

Фея Шиммир нахально дразнила королеву Боссуму и строила рожи у нее за спиной, подражая капризно подпрыгивающей походке своей повелительницы, в то время как остальные феи корчились, прижимая ладони ко рту, чтобы сдержать истерические приступы смеха. В наказание королева приставила ей ноги коленками назад и наградила вечным прыщом на носу.

Эльф Фалаэль, как правило, являлся в образе бежевого бесенка с телом мальчика и лицом девочки. Фалаэль бесконечно измышлял проказы; когда селяне ходили в лес собирать ягоды и орехи, именно Фалаэль заставлял их орехи взрываться пылью и превращал землянику в головастиков и жуков.

В той же обители прозябала фея Твиск, обычно выглядевшая как девушка с оранжевыми волосами в полупрозрачном, как туман, облачении до пят. Однажды, когда она бродила по мелководью в пруду Тильильвелли, ее застал врасплох тролль Манжон. Обхватив ее за талию, он вытащил фею на берег, сорвал с нее невесомую туманную ткань и приготовился предаться эротическим утехам. При виде приапического органа тролля, абсурдно огромного и покрытого бородавками, Твиск, охваченная отвращением, панически удвоила усилия, вырываясь, пинаясь и акробатически выкручиваясь. Вспотевший Манжон, однако, был гораздо сильнее, и под его весом силы начинали оставлять хрупкую фею. Она надеялась защитить себя волшебством, но от волнения не могла вспомнить ничего лучше заклинания, исцелявшего водянку рогатого скота. Заклинание это, впрочем, оказалось вполне эффективным: массивный орган Манжона съежился и превратился в нарост не больше желудя, потерявшийся в складках выдающегося серого брюха.

Тролль взвыл, приведенный в полное смятение и уныние, и взмолился о пощаде, но Твиск не знала жалости. Взбешенный ее упорством и бессердечием, Манжон закричал: «Смазливая ведьма, ты дважды меня провела — сначала заманила, а потом унизила! Будь ты проклята — я придумаю тебе подходящее наказание!»

Он отвел ее на дорогу, огибавшую лес. На перекрестке он соорудил нечто вроде позорного столба и привязал фею к этому сооружению. У нее над головой он повесил знак — «ДЕЛАЙТЕ СО МНОЙ ВСЕ, ЧТО ХОТИТЕ!» — и отошел на пару шагов: «Здесь ты останешься, пока три прохожих — будь то болваны, нищие или князья — не отведут с тобой душу. Таково мое заклинание в отместку за твое, и впредь будь поуступчивее с теми, кого встречаешь на берегу пруда Тильильвелли!»