От холма к ногам Эйласа развернулась красная ковровая дорожка. На ковер выступил эльф — чуть ниже среднего человеческого роста, с бледно-бежевой, отливающей оливково-зеленым блеском кожей. Плечи его покрывала алая мантия с подолом из горностаевых шкурок с головами; он был обут в зеленые бархатные туфли. Голову эльфа увенчивала хрупкая ажурная корона из золотых прожилок. Справа и слева от него на грани зрительного восприятия то и дело появлялись, но никак не становились четко различимыми другие эльфы и феи.

«Перед тобой король Тробиус! — провозгласил эльф. — Ты отец нашего возлюбленного Друна?»

«Именно так, ваше величество».

«В таком случае наше благоволение частично распространяется и на тебя; тебе не причинят вреда в Щекотной обители».

«Благодарю вас, ваше величество».

«Не нужно благодарности, твое посещение делает нам честь. Что ты держишь в руке?»

«Ваше величество, это магический талисман невероятной ценности!»

Кругом зашептали, забормотали голоса фей: «Действительно… пламенный самоцвет… потустороннего оттенка…»

«Я хотел бы взять его!» — повелительно произнес Тробиус.

«Ваше величество! Как правило, я не посмел бы не выполнить ваш приказ, но меня строго предупредили, что я не должен расставаться с этим камнем, пока не станет очевидной причина моего визита. Я хочу, чтобы мне вернули моего сына, Друна, целым и невредимым — только в таком случае и только тогда я смогу предоставить самоцвет в ваше распоряжение».

Бормотание фей приняло удивленный и неодобрительный характер: «Упрямый, капризный субъект! А, таковы все смертные! Нельзя доверять их учтивости… скользкие, бледные родичи крыс…»

Король Тробиус ответил: «К сожалению должен сообщить, что Друн уже нас покинул. Он начинал взрослеть, и мы были вынуждены с ним расстаться».

Эйлас едва не пошатнулся от изумления: «Но ему еще двух лет не исполнилось!»

«В обители фей время то лениво порхает, то стремительно летит, как муха-однодневка. Когда Друн уходил, по вашему летосчислению ему было примерно девять лет».

Эйлас молчал.

«Будь любезен, отдай мне блестящую безделушку!» — стал уговаривать его король эльфов таким тоном, каким доярка уговаривает непослушную корову стоять спокойно.

«Я могу уступить ее только в обмен на моего сына».

«Такой обмен практически невозможен. С тех пор, как Друн ушел из обители, прошло много дней и ночей. А теперь… — тут голос короля Тробиуса стал жестким и суровым, — выполняй приказ, или ты никогда не увидишь своего сына!»

Эйлас дико рассмеялся: «Я никогда его не видел! Что я потеряю?»

«Мы можем превратить тебя в барсука», — певуче и насмешливо произнес кто-то у самого уха.

«Или рассеять тебя по ветру, как пух молочая!»

«Может быть, ты хочешь стать воробышком с оленьими рожками?»

Эйлас обратился к повелителю фей: «Вы обещали мне благоволение и заверяли, что здесь никто не причинит мне вред. А теперь мне угрожают! Как можно доверять вашему слову?»

«Мое слово непреложно, как законы природы!» — звучно заявил Тробиус, встречая удовлетворенными короткими кивками доносившиеся со всех сторон отклики подданных, выражавшие безоговорочную поддержку.

«В таком случае мне остается только повторить свое условие: сказочный самоцвет в обмен на моего сына».

Пронзительный голос перекричал другие возмущенные восклицания: «Этому не бывать, потому что это принесло бы Друну удачу! А я его ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я напустил на него порчу!»[20]

«И на какой срок ты напустил на него порчу?» — нежнейшим тоном спросил король Тробиус.

«Э-э, гм… на семь лет».

«В самом деле? Это обстоятельство чрезвычайно меня удручает. Фалаэль! Семь лет любой нектар будет сводить тебе скулы, как выедающий зубы уксус! Семь лет все вокруг тебя будет вонять, но ты не найдешь источник вони! Семь лет обессилевшие крылья не смогут поднимать тебя в воздух, а ступни твои будут проваливаться в любую землю мягче камня, потому что ноги станут тяжелее свинцовых! Семь лет ты будешь выносить из обители весь мусор, все помои и все отходы! Семь лет у тебя будет чесаться пузо, и зуд не пройдет, сколько бы ты ни чесался! И семь лет тебе запрещено смотреть на чудесную новую драгоценность».

Последнее наказание, по-видимому, уязвило Фалаэля больше всех прочих: «О нет, только не запрещайте мне любоваться самоцветом! Добрый король Тробиус, я не заслужил такое проклятие! Это мой любимый цвет! Я не могу без него жить!»

«Приговор обжалованию не подлежит! Пошел вон!»

Эйлас спросил: «Так вы вернете мне Друна?»

«Ты хочешь, чтобы я объявил войну Трехполынной, Святопустной и Росистовражной обителям? Или любому другому королевству фей, хранящему тайны Тантревальского леса? Проси разумную цену за камешек у тебя в руке. Флинк!»

«Здесь, ваше величество».

«Каким образом мы могли бы удовлетворить ходатайство принца Эйласа?»

«Мы могли бы предложить ему, ваше величество, непогрешимый компас — талисман вроде того, что носил с собой сэр Чиль, знаменитый рыцарь-эльф».

«Превосходная идея! Флинк, изобретательности тебе не занимать! Ступай, приготовь талисман сию же минуту!»

«Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество — сию же минуту!»

Эйлас демонстративно опустил руку с зажатым в ней самоцветом в поясную сумку: «Что такое „непогрешимый компас“? О чем вы толкуете?»

Подле короля эльфов послышался пронзительный, запыхавшийся голос Флинка: «Вот, ваше величество! Еще одно замечательное достижение, прилежно изобретенное по вашему приказу!»

«Когда я говорю, что время не ждет, Флинк торопится, Флинк поспевает! — доверительным тоном поведал Эйласу король Тробиус. — Когда я говорю „сию минуту“, он понимает, что я имею в виду не завтрашний день».

«Именно так! — пыхтя, подтвердил Флинк. — Но мне пришлось порядком потрудиться, чтобы принц Эйлас был доволен! И любое слово похвалы с его стороны станет для меня достаточным вознаграждением!»

«Чего еще ожидать от молодчины Флинка? — дружески подмигнул Эйласу король эльфов и фей. — Бескорыстный добряк Флинк!»

«Меня интересует не Флинк, а мой сын Друн. Вы собирались мне его вернуть».

«Лучше того! Непогрешимый компас послужит до конца твоих дней и всегда будет указывать туда, где находится принц Друн. Смотри!» — король Тробиус продемонстрировал предмет неправильной формы размером с кулак, вырезанный из орехового капа и подвешенный на цепочке. Выступ на предмете заканчивался острым зубом.

Поворачивая цепочку, король Тробиус обратил внимание Эйласа на постоянство ориентации талисмана: «Видишь, куда показывает белый зуб, вырванный у феи? В этом направлении находится твой сын. Непогрешимый компас никогда не ошибается и гарантирован навечно. Бери его! С этим инструментом ты непременно найдешь своего сына!»

Эйлас с негодованием отвернулся: «Талисман указывает на север, в глубину леса. Там бродят только феи и безрассудные глупцы. Ваш „непогрешимый компас“ безошибочно приведет меня к смерти — или к телу погибшего Друна».

Король Тробиус изучил показания прибора: «Твой сын жив — в противном случае зуб не стал бы так быстро поворачиваться в одну и ту же сторону. А по поводу твоей безопасности могу заметить только одно: опасность угрожает везде и всегда — как тебе, так и мне. Чувствуешь ли ты себя в безопасности, когда ходишь по улицам Лионесса? Подозреваю, что нет. Безопасен ли для тебя Домрейс, где собирается воцариться принц Трюэн? Опасность вездесуща, как воздух, которым мы дышим. Зачем трепетать при мысли о дубине огра или о пасти осципа? Все смертные смертны».

«Могу только повторить, что мой сын должен вернуться ко мне, целый и невредимый. А это значит, что не должно быть никакой порчи, приносящей неудачу; это значит, что Друн должен быть со мной, в полной безопасности».

«В разумных пределах все возможно, — отозвался король Тробнус. — Фалаэль снимет порчу. А к Друну тебя приведет наш волшебный прибор. Мы гарантируем, что ты найдешь сына живым и здоровым. Бери же талисман!» Повелитель Щекотной обители вложил цепочку с компасом в руку Эйласа — и тот разжал кулак, державший самоцвет. Тробиус схватил драгоценный камень и поднял его над короной: «Он наш!»