В процессе своего становления казачество успело повоевать и против остального русского народа и поддерживаемой им государственности (т.е. против Русского цивилизационного строительства) на стороне польских интервентов в период смутного времени (1606 - 1613 гг.). И это не было не мотивированной случайностью, но в этом выборе стороны, которой была оказана военная поддержка, выразились реальная нравственность и мировоззрение изрядной части казаков той эпохи.

Описанное с большей или меньшей степенью детальности соответствует истории вхождения в состав России всех казачьих земель, за исключением тех, чье население было принято в казачью службу уже после того, как уже много лет прожило в границах Российской империи. Но и для этого населения казачьи особые права - преимущества перед остальным населением империи - были завоеваны задолго до того вольницей казаков-разбойников порубежья Московии, еще только становившейся Россией, при вступлении казацкой вольницы в царёву службу.

Есть еще одна важная тема, на которую мало кто обращает внимание, и которую, как мы считаем, не дoлжно обходить стороной при рассмотрении вопроса о становлении казачества и вопроса о военном деле в эпоху от начала средневековья и до начала промышленной революции в XVIII веке тем более, что правильное представление о связанных с нею вопросах открывает видение и перспектив казачества. При рассмотрении этой темы открывается одно отличие России от Европы, и проявляется некое своеобразие казачества в составе населения самой России.

Если обратиться к истории войн средневековья в Европе, то главной силой, решавшей исход всех сухопутных сражений там была тяжелая рыцарская конница. Пехота, набиравшаяся из крестьян, была в Европе вспомогательным войском, которое боевые порядки рыцарской конницы косили и вытаптывали точно как траву на поле боя.

Во всех средневековых войнах на Руси в силу разного рода экономических и политических причин, отличавших её от Европы, главной силой была пехота, и в её боевых порядках вязла и рыцарская конница Запада, и легкая кавалерия Востока, и о них рассыпались толпы пеших войск противников Руси.

Все генеральные сражения средневековой истории Руси-России от Чудского побоища до битвы на Куликовом поле, включая и множество сражений в княжеских междуусобицах, были выиграны пехотой.

Конница была и в составе русского войска, она наносила решающие удары. Но прежде чем это происходило, враг увязал в русской пехоте, состоявшей в её большинстве из вооруженных копьями и топорами крестьян так же, как и в Европе. В боевые порядки русской пехоты и рыцари, и прочие врубались так же, как они привыкли делать это в боях с другими противниками. Но в отличие от них, русская пехота стояла. Потери её не могли не быть страшными и были страшными [42]. Но пешие полки не разбегались вольным драпом, сохраняя жизнь большинству из успевших бежать с поля боя индивидов, а предоставляли своей стойкостью и жертвами возможность русской коннице в завершающей стадии битвы нанести решающий удар по измотанному пехотой противнику.

В этой стойкости пеших полков, дававших ключ к победе над превосходящим Русь в вооружении противником, - своеобразие российской, и прежде всего, русской военной истории, и в нём выразился господствующий на Руси человеческий характер, т.е. господствующая нравственность и психология.

Та же нравственность и психология, определяющие тот же характер, проявлялись и в отношении большинства простонародья к государственной “элитарной” политике построения и поддержания крепостного права. Это было иное поле боя, на котором морально-этический бой против правящей “элиты” вела та же самая по своему этническому происхождению, большей частью русская, крестьянская «пехота».

Как в Европе с поля боя бежали пехотинцы, так в эпоху становления казачества с Руси в порубежье бежали те, кто был не в силах противостоять государственной власти в её политике установления крепостного права. Да, решительности беглых, их смелости хватало для того, чтобы, расплевавшись с барином-боярином, бежать на Дон, в низовья Волги, на Яик (Урал) и приобщиться к казацкой вольнице. Это требовало смелости, инициативы, ума, силы и прочих жизненно полезных качеств; требовало признания новых пришельцев вольницей, что тоже давалось не просто так. Да, эти люди были морально-психологически сильнее тех, кто не посмел принять такое решение и оставался на Руси, подчинившись участи быть чьим-то холопом.

Но эти же беглые (их на Руси не звали «вольными») были слабее тех, кто оставался на Руси, обладая достаточной моральной силой для того, чтобы не стать холопом и холуем даже в условиях крепостного права; были слабее тех, кто оставшись, был способен оказать моральную и иную поддержку более слабым, чем они. Но об этих ИСТИННО Русских людях всегда забывают ненавистники Руси, видя перед собой беспросветные массы то «холопов», то «совков» - в зависимости от эпохи и особенностей собственного идиотизма.

Бегство одиночек в порубежье с Руси нравственно-психологически во многом аналогично бегству одиночек от гнета государств Европы в Северную Америку, которое положило начало становлению нынешних США и Канады. Иными словами, казачество в порубежье Московии морально-психологически - своего рода «Новый свет», «русская Америка» тех лет.

В обоих случаях на Родине оставались те, кто был настолько слаб, что не мог и не смел бежать за пределы досягаемости “элитарного” государства на новые Земли, и те, кто был настолько силён, чтобы остаться и помогать на протяжении всего своего века более слабым в их жизни на Родине.

Это нравстенно-психологическое своеобразие большинства беглых с Руси, положивших начало казачеству, дает и ответ на вопрос, почему казачество не проявило себя в самостоятельном государственном и цивилизационном строительстве: беглые воспринимали государственность как зло. Цивилизационного строительства Руси они не только не понимали интеллектуально-рассудочно, но и не чувствовали ни душой, ни телом, будучи по своему характеру индивидуалистами, носителями «Я-центричного» мировоззрения. Индивидуалисту же государственность, как система организации коллективной деятельности общества в русле стратегии, охватывающей жизнь многих поколений, работающая на благо потомков - враждебная сила, мешающая удовлетворению более “важных” его личных потребностей «прямо сейчас» и в ближайшем обозримом будущем. Максимум, к чему способны индивидуалисты в решении проблем, которые не могут быть решены в одиночку, - организовывать корпорации, деятельности которых каждый из них посвящает только часть своей жизни.

Подчеркнём разницу:

· Государственность - система профессионального управления и организации коллективной деятельности многих людей в русле стратегии (концепции), охватывающей жизнь многих поколений, и потому в чём-то выходящая за пределы сиюминутных их личных или корпоративных интересов, сдерживающая и ограничивающая сиюминутно ориентированные личные и корпоративные интересы; в ряде случаев принуждающая к деятельности вопреки им.

· Корпоративность - объединение индивидов для осуществления коллективными усилиями их личных целей, не осуществимых в одиночку и потому ставших на определённое время для них общими, достижение которых представляется им возможным в течение ограниченных сроков в пределах жизни каждого из них. И хотя корпорации могут существовать на протяжении жизни многих поколений, но всякая корпорация рассыплется, если в каком-то поколении критическая (по отношению к её устойчивости) масса не получит от неё «прямо сейчас» того, чего вожделеет [43].

Корпоративный (в этом смысле) характер казачества в эпоху его становления и выразился в том, что в смуту начала XVII века казачество массово воевало на стороне польских интервентов. Причем и польские интервенты не были концептуально самостоятельной политической силой: они были тупым (в интеллектуальном отношении) орудием, при помощи которого заправилы библейского проекта построения глобальной расовой рабовладельческой цивилизации пытались в очередной раз пресечь и уничтожить альтернативное Русское глобальное цивилизационное строительство.