“На дворе революция, как же воспринимает её российская интеллигенция - совесть нации, нравственный камертон общества?” - спрашивает Борис Вишневский, автор статьи “Либеральная интеллигенция и либеральная революция” в газете “Московские новости”, № 40, 5 - 12 октября 1997 г.

А.С.Пушкин полагал: «Ум человеческий, по простонародному выражению - не пророк, а угадчик. Он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно предвидеть ему случая - мощного, мгновенного орудия Провидения.»

По тому, насколько предположения Б.Вишневского “оправданы временем”, мы и будем судить об их глубине. Термин “либеральная интеллигенция” (liberta intelligentia) в переводе с латыни дословно - “способные свободно понимать”. По крайней мере, у древних римлян после озвучивания подобного сочетания гласных и согласных возникал образ людей, обладающих такими свойствами ума. Но как не существует истины вообще [1], так и невозможно предположить способность свободно понимать что-то вообще до тех пор, пока не будет определен предмет, процесс или явление, к пониманию которых и стремится ум человеческий. Видимо, поэтому звукосочетания иностранного происхождения приживаются в России только в среде тех, кто неосознанно причисляет себя к “либеральной интеллигенции”, т.е. в среде имеющих внутренние запреты на конкретные вопросы постоянно выставляемые пред человеком реальной жизнью. Но это и есть проявление признаков “ума нечеловеческого” [2].

Следовательно, признаком “ума человеческого” следует признать стремление и способность людей, прежде чем вводить в употребление любые иностранные слова, выражать их смысл на своем родном языке, чтобы не оказаться в дурацком положении, которое возникает при детской игре в “испорченный телефон”. Разница между детской и взрослой игрой в “испорченный телефон” - во времени: детская продолжается несколько минут и заканчивается смехом, поскольку состав игроков остается неизменным в процессе всей игры, а участвующие в ней в состоянии оценить юмор положения, связанный с изменением смысла начального слова вплоть до противоположного; начало и конец “взрослой игры” могут быть разнесены меж собой многими поколениями людей различных национальностей, разобщенных тысячелетиями, и потому оценить юмор ситуации, оказавшихся в “дурацком положении” на завершающем этапе игры, может только ум человеческий, т.е. способный осмысленно видеть общий ход вещей во всем мире на протяжении тысячелетий.

Автор статьи явно участвует во “взрослых играх”. Указать на дурацкое положение, в котором он оказался, ему некому; самому же представителю либеральной интеллигенции влезть в собственное подсознание - задача пугающая, даже если и посильная. Тем более интересна его попытка заглянуть в будущее “либеральной интеллигенции”, а значит и в свое будущее.

«Осенью 1917-го года немалая часть интеллигенции поддержит большевиков. Цвет нации - Брюсов, Вересаев, Тимирязев, Горький, Гиляровский, Маяковский, Пильняк, в первое время - даже Куприн и Шаляпин с восторгом встретили строительство нового мира и будут восхищаться энергией, умом, административными способностями и молодостью революционеров. Вскоре интеллигенция заплатит за это - или вынужденной эмиграцией, или гибелью в лагерях, или унизительным существованием в качестве “прослойки”, а общество - десятилетиями тоталитарного режима.

Через три четверти века немалая часть интеллигенции поддержит радикальные экономические реформы и будет восхищаться энергией, умом, административными способностями и молодостью реформаторов. Вскоре интеллигенция заплатит за это- или вынужденной эмиграцией, или нищенским существованием с единственной надеждой на 600 долларов от Сороса [3], а общество - деградацией науки и тихим умиранием образования, медицины и культуры. А впереди будет вполне внятная перспектива тоталитарного режима - потому что регрессирующее состояние экономики слишком часто заканчивается подходящей “сильной рукой”.»

С интеллигенцией все ясно - это те, кто не способен понять, что творят, и потому плата им - по их мере понимания общего хода вещей, а также по их мере постижения своей объективной роли в социальных процессах.

Всякая революция, в том числе и либеральная, только часть этих процессов. Socium - в переводе с латыни - общество. Отделяя интеллигенцию от общества, Б.Вишневский невольно способствует тому, чтобы не утративший способность понимать читатель подумал над целым рядом вопросов:

1. Кого он имеет в виду в России под термином “общество”?

2. “Общество” до и после осени 1917-го; до и после марта 1953-го; до и после августа 1991-го годов - это общество, преследующее одни и те же интересы или это разные “общества”, безучастные к судьбе одной и той же по духу интеллигенции?

3. Почему за “десятилетия существования тоталитарного режима” после осени 1917-го “общество” получило в качестве платы расцвет науки, образования, медицины и культуры (о чем Б.Вишневский почему-то умалчивает), а после августа 1991-го, который столь восторженно приветствовала либеральная интеллигенция, Б.Вишневский пророчит этому “обществу” (или какому-то другому?) их деградацию?

Можно и дальше задавать вопросы новоявленному пророку, но он их либо вообще не поймет, либо на них не ответит, поскольку принадлежит к числу тех, кто «за деревьями леса не видит» (т.е. его мера понимания не позволяет ему видеть общий ход вещей; сама же его статья - всего лишь подтверждение правильности афоризма русского историка В.О.Ключевского:

«Творцы общественного порядка обыкновенно становятся его орудиями или жертвами, первыми - как скоро перестают строить его, вторыми - как скоро начнут его перестраивать.»

Означает ли эта статья, что перестройка закончилась?

– Означает!

Во-первых, потому что в статье всё же выразился тот реальный факт, что “либеральную интеллигенцию” уже употребили в качестве тупого[4] орудия, и предоставили её самой себе за ненадобностью для дальнейшего употребления. Но еще нет даже смутно выраженного понимания того, что же именно она перестала строить.

Во-вторых, потому что в ней уже есть понимание возможности предстоящего жертвоприношения [5] интеллигенции, но ещё нет понимания того, чего же и во что она перестраивала.

Но в прессе нашёл выражение и взгляд с иной, более высокой колокольни, чем колокольня либеральной интеллигенции.

«Нашего президента можно поздравить. По-моему, страсбургскую партию он провел прекрасно [6]. И по содержанию (тут поздравления относятся и к МИД), и по форме (тут лавры только президенту).»

Это Александр Бовин (“Известия” № 195, 14 октября 1997 г.) комментирует предложение Б.Н.Ельцина Европе объединиться против США.

“Много говорилось и в Страсбурге, и после Страсбурга о «Европе на троих», о перспективе ежегодных встреч «друга Бориса» с «другом Жаком» и «другом Гельмутом». Поговорить им, естественно, есть о чем. Но два момента меня смущают.

Во-первых, вспоминается классика: «Все животные равны, но некоторые равны больше, чем другие». В реальности, которая нас окружает, так оно и есть. Оруэлл живет и побеждает. Но в демократическом пространстве от более равных требуется незаурядное изящество, чтобы те, которые менее равны, не перестали ощущать всех прелестей демократии [7]. Хотелось бы думать, что три друга окажутся на высоте положения.