Спорить о том, что было раньше: “яйцо” либо “курица”, - бессмысленно, поскольку прежде первой “курицы” либо первого “яйца” было нечто третье, качественно отличное и от “яйца”, и от “курицы”. В настоящем же существуют и “яйца” и “курицы”, но со сдвигом во времени, как две фазы одного и того же объемлющего процесса воспроизводства будущего поколения “яиц” из нынешнего поколения “куриц” и будущего поколения “куриц” из нынешнего поколения “яиц”.
В зависимости от того, какими средствами осуществляется управление многоотраслевым производством; кто в подрастающих поколениях имеет облегченные возможности к получению образования (одна из ведущих черт воспитания), в возможностях трудоустройства и легитимизации обретенного знания и наращивания профессионализма на основе знания, а кого ущемляют; в зависимости от конкретного решения этих общественно-экономических проблем в течение срока жизни хотя бы одного поколения, общество и является по существу тем, что оно есть.
Слова, дающие этому общественному укладу жизни название, вроде затертых “социализм”, “рабовладение”, “капитализм”, “новый мировой порядок” появляются во многом сами по себе как обозначение эпохи, отличающейся от другой эпохи по какому-то бросающемуся в глаза признаку. И такого рода слова-знаки оказываются подчас избранными вне связи с основными принципами, на которых общество строит организацию процесса производства продукции и процесса воспитания и обучения подрастающих поколений профессиям и жизненным нормам, свойственным каждому из обществ. То есть слова-знаки оказываются лишенными характерности по отношению к обществу как к таковому, которое они именуют.
Так “капитализм” в Японии (и в Юго-Восточной Азии в целом) с “капитализмом” Запада имеют только общее название, поскольку в этих региональных цивилизациях преобладают разные способы и средства управления многоотраслевой экономикой, вследствие чего каждый человек в них обладает по существу разными правами и обязанностями, даже в тех случаях, когда формулировки законов в Японии и на Западе совпадают. Также и традиции воспитания подрастающих поколений и внутриобщественных отношений в них разные.
История знает два способа организации многоотраслевого производства в масштабах национального или многонационального общества, даже если политики и журналисты не знают этого.
Первый: На основе регулирования государственным аппаратом через налогово-дотационную систему порога рентабельности выхода производителя, оптовика и розничного торговца на рынок - по одну сторону прилавка, и платежеспособного спроса - по другую сторону прилавка; а также и дополняющий его - который в прошлом СССР стал по существу единственным, что сделало его макроэкономику неэффективной - на основе регулирования через государственный заказ, выдаваемый производствам различных форм собственности, на продукцию приобретаемую государством в обеспечение его политики.
Второй: На основе регулирования порога рентабельности выхода на рынок поставщика и платежеспособности потенциального покупателя через кредитование под ссудный процент.
Государство способно прибегать и ко второму способу, хотя тем самым оно «рубит сук, на котором сидит». Но исторически реально, в особенности на Западе, в кредитовании под процент (проще и откровенно говоря в ростовщичестве) преобладала не деятельность государств, а надгосударственная корпоративная деятельность. В самих же государствах она рассматривалась не в качестве корпоративной, а в качестве одного из множества видов индивидуальной частнопредпринимательской деятельности его жителей или заезжих иностранцев, и уж тем более не рассматривалась как узурпация безраздельной финансовой власти над обществом и государственными структурами узким кругом профессиональных ростовщиков. Для государств был важен только вопрос о налогообложении ростовщичества, как и всего прочего частного предпринимательства. А вопрос о том, что ростовщичество “конкурирует” с государством в деле управления многоотраслевым производством и распределением продукции с целью вытеснения государства из этой сферы деятельности, до самого последнего времени даже не встает в сознании большинства, в том числе и политиков-профессионалов, и ученых экономистов.
Открытый рынок финансов каждого из множества государств - система, не признающая государственных границ и юрисдикции, охватывающая жизнь многих государств. По этой причине рынок финансов государств - надгосударственное образование в иерархии общественных отношений.
Каждое из государств в пределах границ своей юрисдикции проводит свою налогово-дотационную политику, ориентируясь на определенные цели. В зависимости от того, совпадают ли эти цели, а также и средства их достижения с надгосударственными интересами заправил (лидеров, возможно неформальных) корпорации кредиторов под процент, корпорация ростовщиков либо поддерживает финансовую систему государства в работоспособном состоянии, либо через “свободное” ценообразование на рынке кредитов [10] отсасывает из его финансового оборота те средства, которые в ином случае прошли бы через налоги и выплаты из государственного бюджета в обеспечение намерений государства, провозглашаемых им в области политики. В результате этого государственный аппарат перестает быть хозяином своих финансов и утрачивает возможности к регулированию экономики; а государство, как следствие, утрачивает суверенитет по существу, однако формально юридически оставаясь по-прежнему суверенным.
Также управляемой игрой на курсах валют и международных кредитов корпорация ростовщиков обладает более или менее эффективными [11] возможностями разрушить всю систему внешнеэкономических связей неугодного государства или группы государств.
Государства Запада, в отличие от России и СССР, всегда были свободны от функции организации многоотраслевого производства, которое исторически реально сложилось в них под управлением надгосударственной корпорации ростовщиков. В ней паразитизм ростовщичества слился с управлением созидательной деятельностью множества других людей (т.е. слился с управлением производством и распределением в их совокупности и взаимной обусловленности). Это обстоятельство находит свое выражение и в законодательстве стран Запада, и в их конституциях прежде всего.
Если смотреть на их законодательство как на свод алгоритмов управления, то в них нет средств защиты государственного регулирования народного хозяйства от возможного конфликта народа и его государственного аппарата с надгосударственной ростовщической корпорацией, претендующей безраздельно управлять (в целях её хозяев) многоотраслевым производством и распределением во многих регионах планеты. Конфликт невозможен, поскольку государственность на Западе - либо покорный и невежественный невольник корпорации, либо восторженный холуй её же; о человеческих качествах их граждан - разговор особый, но холуизм государственности, поддерживаемой населением на выборах, определённо выражает холуизм того же населения.
В отличие от Запада, в Японии никогда не было свободного ссудного процента. В таких условиях рынок финансов невозможен, поскольку спрос на кредиты имеет тенденцию превышать возможности их предложения со стороны банков. По этой причине банки вынуждены распределять ограниченные объемы кредитов по своему разумению, и по здравому смыслу неизбежно вливаются в систему государственного налогово-дотационного регулирования производства и распределения и внешней торговли. Конфликт, “ростовщики - государство” невозможен, как и на Западе, но по другим причинам: потому что банкиры уже не столько ростовщики, сколько счетоводы государственных финансов; а банки не своекорыстные ростовщические конторы, а инвестиционно-страховые фонды совместного пользования, обслуживающие отраслевой и надотраслевой уровни системы бухгалтерского учета, сопровождающего и организующего созидательную деятельность множества физических и юридических лиц в различных отраслях.