Примерно то же самое и в государствах коранической культуры, с тем отличием от Японии, в которой ссудный процент ограничен, что Коран и шариат в принципе запрещают ссудный процент как в явной, так и в скрытой его форме. В силу этого запрета банки имеют доходы, только участвуя в реальных прибылях тех, чью деятельность они профинансировали исходя из их понимания полезности деятельности претендентов на ограниченные объемы кредитов, а не исходя из паразитических вожделений ростовщика. По этой причине банки заинтересованы в общественно полезных результатах деятельности не меньше тех, кого они кредитуют; а те, в свою очередь, ориентируются на платежеспособный спрос общества, обусловленный его реальной нравственностью, а не вызванным ростовщичеством безденежьем большинства и паразитическим богатством меньшинства [12].

То, что происходит в течение последних лет в России, по существу является конфликтом между концептуально неопределившейся послемарксистской государственностью (оторвавшейся от народа по всем признакам) и надгосударственной корпорацией ростовщиков. Информационная и финансовая война идет за возможность безраздельного управления многоотраслевым производством и распределением в этой стране, которая перестает быть нашей по мере того, как растет сумма заведомо неоплатного долга, набираемого правящим режимом за последние годы.

Оружие международной корпорации - свободный ссудный процент, ставка которого поддается управлению при ведении корпоративной игры в “наперсток” на рынке кредитов банками-лидерами, в которую в качестве “подпевал” вливаются множество более мелких банков, не причастных к сговору заправил надгосударственного кредитного рынка.

Защита от этих “наперсточников” - либо нравственная традиция, живущая в народе, которая отрицает правомочность участия в сделке кредитования под процент и ставит ростовщиков, их клиентов, сводников и пособников вне закона (вплоть до того, что их физическое уничтожение не карается); а также и конституционное запрещение ростовщичества в его явных и скрытых видах, поддерживающее такого рода живую традицию, либо насаждающее такого рода нравственно-этическую норму человеческого общежития. В России сейчас нет ни того, ни другого: зато есть более 40 миллионов “обманутых вкладчиков” - ростовщиков-неудачников, которые позарились на бешеные проценты годовых и оказались обобранными шпаной, работающей на авторитеты глобального финансового аферизма.

Невозможно создать Конституцию и развивающее каждое из её положений законодательство, которые удовлетворили бы взаимно исключающие требования: истинных державников - защитить государственные финансы от надгосударственного и внутреннего ростовщичества, поскольку они - государственное средство регулирования многоотраслевого народного хозяйства; и требования нынешних западников - ликвидировать государственное регулирование полностью, предоставив все регулирование “рыночному механизму”, включающему и рынок кредитов [13].

Западники, призывая всё регулирование переложить на неперсонифицированный, безлико-анонимный “рыночный механизм”, ссылаются на необходимость исключить из жизни возможность явно видимого наглого произвола и злоупотребления властью со стороны чиновников государственного аппарата: действительно «шила в мешке не утаишь», коли оно там есть.

Но произвол и злоупотребления безраздельной финансовой властью со стороны заправил корпорации ростовщиков также существует, а источник его, в отличие от доморощенных чиновников, может оказаться вне юрисдикции государства (Ротшильды, Рокфеллеры, швейцарские “гномы” и т.д., а также и их наемники: Жак Аттали, Мишень [14] Кандессю и др.); кроме того их ростовщические злоупотребления финансовой властью не нарушают законодательства ни России, ни стран их проживания; реально они - вне досягаемости как демократических процедур переизбрания, так и здравого смысла. Но вследствие их свободного ростовщичества, а также продажности и глупости российских политических лидеров и бизнесменов, изрядной части простонародного населения - всех прибегающих к займам под процент и поддерживающих ростовщичество своими свободными средствами на рынке “ценных” бумаг (включая и сберкнижки), и все остальные живут в финансовой удавке. Пока общество служит “элите” ростовщиков - удавка свободно и красиво висит на шее, как галстук [15], и не мешает; если что-то не так, то финансовый кризис - удавка затянута, а вина за это списана прессой на неумелость чиновников государственного аппарата проводить экономическую политику.

Проще говоря государственное управление народным хозяйством средствами налогово-дотационной политики и директивно-адресным распределением государственного заказа требует подчинения государственного аппарата идеологии, выражающей долговременные интересы трудящегося большинства в преемственности поколений, а от граждан требует - проявления лучших человеческих качеств: благонравия, целеустремленности и самодисциплины, искренней заботы о ближних и дальних (современниках и потомках), волевых качеств и умения индивидуальными и коллективными действиями осадить государственного и церковного [16] чиновника всякого ранга (а равно и босса в негосударственной фирме), если тот возомнил, что государство - «это он» («фирма - это я», соответственно).

А ростовщическое управление многоотраслевым производством не требует от индивидов ничего, кроме готовности продаваться явно и неявно и покорности власти денег. Сколько индивид стоит - зависит от его, желательно бессознательной, готовности продаваться [17] и от занимаемого им места в общественной статистике жизненных навыков и профессиональных качеств, носителем которых он является [18].

То есть в формах ростовщической демократии Запада скрывается то же самое отношение рабовладельца к людям, что и в древнем Риме: строптивый раб, а тем более утверждающий, что он - носитель полноты достоинства человека, даже при его разносторонних умениях и высоком профессионализме - дешев или уничтожается, если есть кем его заменить в качестве носителя определённого профессионализма; покорный, обученный редким профессиям раб ценится очень высоко; неумеха, желающий угодить хозяину, найдет место в качестве надсмотрщика и стукача; неумеха, не способный ни к труду, ни к запугиванию и репрессиям, (а также и утративший работоспособность по возрасту или из-за болезней и увечий) - никчемен и подлежит уничтожению за ненадобностью в хозяйстве дармоеда.

В демократии по-западному всё то же самое, только железный ошейник древности, который был неэстетичен, озлоблял раба и мешал ему трудиться на хозяина, сменился финансовой удавкой. Она не нарушает чувств социального эстетизма правящей “элиты”, не озлобляет невольника, а любима многими, поскольку приобщает к кормушке (сфере потребления), если раб работает с пользой для хозяина; и она же убийственно затягивается наследственно клановой “элитой” ростовщиков на шее целых народов, если те не хотят им покориться и не желают или не умеют её сбросить.

Якобы «свободный человек» в западной демократии, обреченный хозяевами системы на положение финансового невольника от рождения, как и в древности, по-прежнему не рассматривается в качестве полноправного человека: человек - только рабовладелец.

В данном случае ростовщик, в полном соответствии с ветхозаветно-талмудическими традициями, думает, что это именно он - человек, а остальные - человекообразный рабочий скот, вооруженный интеллектом, данный якобы Свыше ему в услужение; но на самом деле в построенной на этих принципах системе общественных отношений и ростовщик - такой же рабочий скот, осел навьюченный золотом, купюрами, счетами и цифрами, который обязан пройти там и купить то, чем не способно завладеть даже сильное войско. У всякого вьючного осла есть погонщики и хозяева, которые тоже не имеют причин считать глобальную “элиту” международных ростовщиков за равных себе по достоинству людей, но употребляя их в качестве средства, осуществляют цели своей глобальной деятельности.