Вошла женщина. Кан кивнул ей. Та поклонилась.

— Забинтуйте ему руки, — распорядился Абст.

— И голову? — спросила женщина, оглядев грязную, сбившуюся набок повязку на лбу Бретмюллера.

— Только руки! — Абст нетерпеливо облизнул губы. — Руки он увидит, голову — нет. Приступайте!

Лицо женщины порозовело. Она ловко обмотала бинтами обезображенные, с комьями запекшейся крови кисти больного. Абст шагнул к столику с инструментами, достал из кармана коробочку ампул, отломил у одной из них кончик и втянул содержимое ампулы в шприц. Помощница обнажила и протерла спиртом плечо Бретмюллера.

Абст мастерски сделал укол.

Когда он повторил инъекцию, введя еще одну дозу, у женщины дрогнули губы. Она взяла вату, чтобы протереть место укола, но Абст вынул из коробочки третью ампулу.

— Девятьсот тысяч! — пробормотала она.

Вместо ответа Абст вновь вонзил иглу шприца в руку пациента.

Служитель убрал столик с медицинскими инструментами, вкатил другой. На нем уместились тарелки с обедом, бутылка какой-то воды, высокая вазочка с подрагивающим апельсиновым желе.

Не прошло и десяти минут, как дыхание больного замедлилось, стало ровнее, глубже. Его губы разжались, на лице проступил слабый румянец.

— Время! — скомандовал Абст. Он обернулся к Кану: — Действие препарата началось. Сегодня все будет быстрее. Хочу еще раз напомнить: осторожность!

Женщина быстро распеленала Бретмюллера. Брезентовые ленты были сняты и унесены в коридор.

Абст облачился в белый халат и шапочку.

Выражение глаз Бретмюллера постепенно менялось. Вот он повернул голову и оглядел комнату. Увидев Абста, сделал попытку подняться. Служители помогли ему сесть, под спину подложили подушки. Затем они вышли.

Абст приблизился к больному, взял его руку.

— Сегодня вы выглядите молодцом, — сказал он. — Пульс почти в норме. Словом, наши дела продвигаются. Скоро вы будете на ногах.

— Но я совсем ослаб, — проговорил больной. — Кружится голова, все плывет перед глазами. Нет, нет, не уверяйте меня — я чувствую, мне хуже.

— Пустяки. — Абст ободряюще улыбнулся. — Заверяю, что самое трудное позади. Лечение идет успешно. И вот доказательство: я привез вам гостя.

— Я узнал господина Фридриха Кана, — безучастно сказал Бретмюллер. — Господин Кан желает допросить меня? Я готов сказать все, что знаю.

— Отлично! Вы продолжите свой рассказ, вам зададут вопросы. Но сперва следует пообедать.

Бретмюллер покачал головой.

— Не могу, — прошептал он. — Меня мутит при одном виде пищи. Я ничего не буду есть.

— Хорошо, подкрепитесь позже. Не желаете ли сигарету?… Тоже нет? Очень жаль. Я принес вам болгарские сигареты, самые лучшие. Курите, сегодня можно!

Бретмюллер вновь покачал головой.

Абст выкатил столик с едой и вернулся.

— Приступаем, — сказал он. — Итак, вы всплыли в гроте. Что с вами случилось в дальнейшем? Не торопитесь, подробнее опишите грот.

— Да, грот… — Бретмюллер поморщился, хотел было поднести руки к голове и обнаружил, что они забинтованы. — Что это? Что с моими кулаками?

— А вы ничего не помните? — небрежно спросил Абст.

На лице больного отразилось усилие мысли. Но вот Бретмюллер вздохнул, устало качнул головой.

— Не помню, — проговорил он. — Обрывки каких-то кошмаров. Будто бежал, бил обо что-то руками, рвался… Нет, ничего не могу связать. Что же со мной случилось? Неужели снова буйствовал?

— У вас был кризис. Вы пытались разбить кулаками вот эту стену. К счастью, кризис миновал. Поэтому-то вы так слабы. Это естественно: организм изо всех сил боролся со страшным недугом. Боролся и победил!

— Значит, я буду жить?

— Разумеется, — бодро сказал Абст. — Но начинайте свой рассказ. Господин Кан очень занят, он должен спешить в Берлин.

— Не могу. — Бретмюллер сделал длинную паузу. — Очень хочется спать…

Абст встал. Он был встревожен. Поймав на себе взгляд Кана, едва заметно кивнул. Это означало: «Торопитесь!»

— Вам удалось осветить грот? — быстро спросил Кан. — Как он выглядит?

— Мы применили переносный прожектор.

— Как он выглядит? — повторил Кан. — Грот велик? Какой высоты своды? Есть ли расщелины в стенах, пустоты, туннели?

— Грот колоссален. Своды теряются в темноте. Сверху свисают сталактиты. Их множество. С некоторых стекает влага.

— Стены грота отвесны?

— Кое-где они спускаются к воде полого. Будто откосы.

— Так что из воды можно выйти?

— Да. Там, по крайней мере, два таких места. Мы и воспользовались ими. Мы излазили все вокруг — искали выход из подземелья. Поиски продолжались более суток. Было обнаружено много больших полостей в стенах, своего рода пещер в пещере.

— Есть и сквозные пещеры?

— Пещер много, но сквозных мы не нашли. Полость наглухо закупорена.

— Как же вы оказались на воле?

— Выплыл через тот самый туннель. У меня был аварийно-спасательный респиратор.

— А с какой стороны он начинается?

— Туннель?

— Да. Откуда вход в грот?

— С зюйда.

— То есть с противоположной стороны… Я хочу сказать: база находится к норду от скалы?

— Да.

— Какие глубины в гроте во время полной воды?

— Там очень глубоко.

— Сколько?

— Футов триста. Возможно, и больше… Простите, очень кружится голова. И боль начинается — все та же дикая, нечеловеческая боль!… Позвольте мне заснуть.

— Разговор надо продолжать! — жестко сказал Абст. — Господин Кан, пожалуйста…

— Да, да! — проговорил Кан. Он дружески коснулся рукой колена Бретмюллера. — Еще несколько вопросов, и мы оставим вас в покое. Тогда вы сможете хорошо отдохнуть. Ну-ка, напрягите память и сообщите нам ширину туннеля. Можно ли пробраться в грот на подводной лодке?

— Вы же знаете, что сталось с моей! — с горечью вскричал Бретмюллер. — Неужели пошлете туда другую? Проникнуть на лодке в грот невозможно. Разве что водолаз сядет верхом на ее штевень и будет командовать рулевым… Нет, нет, это невероятно!

— Какова длина туннеля?

— Полкабельтова или немного больше… — Бретмюллера вдруг охватила злоба. — Да что вы все о туннеле и гроте?! А корабль? А люди? Что с ними, где лежат их кости, это вас не интересует?

Наступила тягостная пауза.

— Полно, Бретмюллер, — мягко сказал Абст. — Мы понимаем ваше состояние. Сочувствуем… Старайтесь не волноваться, вам это вредно.

Кан сидел, не сводя глаз с больного, что-то напряженно обдумывая. Губы его шевелились, пальцы рук двигались, будто он разговаривал сам с собой. Вот он наклонился вперед, выставил ладони.

— До вас никто не побывал в гроте? Вы не обнаружили там чьих-либо следов?

— Не торопитесь с ответом, — вставил Абст, — припомните получше, не ошибитесь.

Бретмюллер покачал головой.

— Решительно никаких следов пребывания в гроте людей? — переспросил Кан.

— Нет.

— Вы сказали, у вас был дыхательный аппарат… Один?

— Аппаратов было много, на всю команду. Но я не мог разрешить воспользоваться ими. Я имел строгий приказ: на базе ни при каких обстоятельствах не должны знать, что возле нее побывала германская лодка. Если бы люди выплыли в респираторах… Короче, я выполнил приказ!

— Так вы сами уничтожили лодку и весь экипаж?! — вскричал Кан.

— Сам! — Бретмюллер повалился в кровать, уткнулся лицом в подушку, заколотил по голове обезображенными руками. — Я сам взорвал корабль, утопил людей. Зачем? Во имя чего? О, будьте вы прокляты!

Кан нагнулся к Бретмюллеру, взял его за плечи, потряс.

Внезапно больной затих.

— Осторожно! — воскликнул Абст.

Но было поздно.

Бретмюллер рывком приподнялся в постели. Руки его обвились вокруг шеи Кана. Они упали в постель, и Кан увидел возле себя физиономию сумасшедшего с оскаленными зубами.

Он вскрикнул и лишился сознания,

Смакуя, Кан сделал несколько глотков и откинулся в кресле.

— Славный кофе! — сказал он. — Такой я пробовал, помнится, в Марокко.