Разговор вели Иван Андреевич Дорожкин и секретарь парткома завода Константин Иванович Соломатин, старый член партии, участник гражданской войны. Говорили с глазу на глаз.

   — Работать будем, не считаясь со временем,— вот что обещали секретари. На эти условия соглашались все.

Из кабинета рабочие цеха шли сразу на свое новое место: расчищали цех для станков и поточной линии. Дело ставилось на поток.

Дорожкин дни и ночи проводил на заводе, спал прямо в кабинете; замнаркома Кочнов использовал для отдыха свой большой легковой автомобиль. В нем он засыпал на часок-другой, когда валился от усталости. Черный лимузин стал неотъемлемой частью заводского пейзажа.

На восьмой день войны нарком вызвал главного конструктора завода «Компрессор» и познакомил с представителями института, создавшего БМ-13. Институт передал свое детище в надежные руки заводских конструкторов. Они быстро разработали серийные чертежи БМ-13, боевых установок.

Никто на заводе еще не знал, какой неувядаемой славой покроет себя установка, которую предстояло монтировать на шасси обыкновенного «ЗИС».

Все сотрудники конструкторского бюро, имевшие до тех пор дело с компрессорами, холодильными установками, превратились в конструкторов ракетных пусковых установок.

На «Компрессоре» был хороший рабочий коллектив и отличное конструкторское бюро, имеющее опыт выполнения важных заказов.

До начала пятилеток главный инженер был единственным инженером на весь «Компрессор». Но зато славились кустари, виртуозы, идеально подгонявшие машины вручную. В 1930 году сюда пришли четыре первых выпускника Московского высшего технического училища.

В июне 1941 года на заводе были десятки высококвалифицированных инженеров. Конструкторское бюро способно было решать самые сложные задачи. Отлично знали свое дело и рабочие.

Но ни один завод, даже самый высокоорганизованный, не сумел бы столь быстро решить такую задачу в одиночку. На новую боевую машину работала вся Москва. «Красный пролетарий» изготавливал пакеты направляющих; завод имени Владимира Ильича давал снаряды; завод пожарных машин — лонжероны направляющих. Даже мастерская Всесоюзной сельскохозяйственной академии вносила свой вклад в общее дело — выпускала конусные болты.

В корпуса «Компрессора» поступали заказы с машиностроительных заводов, с автозавода, завода «Красная Пресня», Пресненского машиностроительного, завода трикотажных машин, часовых заводов.

Снаряды «катюши» — ракеты собирали рабочие завода имени Владимира Ильича. В кооперации с «Компрессором» были многие заводы Подмосковья. Сегодня на «Компрессоре» почти не осталось старого оборудования. Только один-единственный строгальный станок фирмы «Бутлер» дорабатывает свой срок на ремонтном участке. И надо прямо сказать: станок германского производства безотказно «боролся» с германским фашизмом. Мне показал его начальник цеха Николай Николаевич Степанов. В 1941 году он был начальником смены и отлично помнит то время. Такое не забывается.

Экипажи БМ-13 принимали оружие тут же на заводе. Отсюда они двигались на фронт по железной дороге.

Враг подходил к стенам Москвы. Через ворота «Компрессора» проезжала одна машина за другой.

И. А. Дорожкин встретил в проходной своего старого знакомого — директора завода П. М. Лашука, ветерана гражданской войны. Тот сам привез в мешке запакованный стопорный замок, который освоил его завод. И он был не одинок...

Детали доставляли на грузовиках, а когда не оказывалось под рукой автомобиля,— на трамвае. Не было трамвая — шли пешком. 22 и 23 июля первая установка «Компрессора» была испытана на подмосковном полигоне.

«Не артиллерия, а телега» — такой нелестный был о ней отзыв до испытаний. Перед «телегой» поставили четыре фанерных дома. Дали залп: сначала один, потом второй. Все фанерные дома тотчас улетучились и вместе с ними исчезли и старые представления о реактивной артиллерии.

А 26 июля 1941 года в Главное артиллерийское управление доносили, что к отправке на фронт готовы семь боевых машин. Шесть — Воронежского завода имени Коминтерна и одна — московского завода «Компрессор».

Осенью, когда началось бездорожье, с фронта стали поступать сообщения, что установки, смонтированные на автомашинах «ЗИС», буксуют... Было предложено монтировать направляющие на тракторе «СТЗ-5».

Решили применить ракеты на танке... К броне установку не приваришь. Стали привертывать: бронь трескалась. Вызвали главного конструктора и вместе нашли нужное решение.

...Первый танк с установкой тоже испытывался на полигоне. Первый выстрел «вышел комом». Стрелок по привычке, как это делали танкисты, в момент залпа отключил электричество. Команда «огонь!», а залпа нет. Но это небольшое происшествие разрешилось благополучно...

Узнали о новом оружии моряки. Завод получил срочное задание — сделать установку, которую можно было бы поставить на бронекатера. Это была нелегкая задача: требовалось создать направляющие, осуществляющие выстрел не с неподвижного основания, а с палубы летящего по волнам быстрого судна.

Заводские конструкторы создали и такую установку. Появилась морская «катюша». Она отлично помогала нашим десантникам при штурме береговых укреплений.

После конструкторское бюро «Компрессора» создало ряд отличных боевых установок, успешно громивших врага на всех фронтах — и на море и на суше. Среди них прославились установки, стрелявшие тяжелыми реактивными снарядами, калибр которых был 300 миллиметров. Ими можно было стрелять из ящика, в которых транспортировались снаряды. Этими же ракетами стреляли с направляющих, установленных на автомашинах.

За заслуги перед страной конструкторское бюро было удостоено ордена Отечественной войны I степени.

5 декабря 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями была награждена группа наиболее отличившихся рабочих и инженеров «Компрессора». В годы войны не раз получали ордена и медали ведущие специалисты конструкторского бюро при заводе «Компрессор», а главный конструктор был удостоен Сталинской премии.

М. И. Калинин вручил орден Ленина старшему мастеру Павлу Петровичу Дмитриеву. Он вспоминает о тех днях:

«Через 10 минут после того, как заместитель наркома начал совещание, машинистка принесла приказ о создании нового сборочного цеха боевых машин. Расписался на единственном экземпляре приказа о моем назначении старшим мастером.

Когда подписывался приказ, цех еще продолжал жить мирной жизнью. Но через несколько минут она кончилась.

После смены в тот день никто не ушел домой. Всю ночь кипела работа. И так было все недели и месяцы войны. На заводе был и стол и дом. Под спальню переоборудовали комнаты отделов. Отдыхали 3—4 часа, не более. Заводской цех ширпотреба делал кровати, и они очень пригодились нам тогда».

Вся жизнь переместилась в цех. Но чертежей в цехе не было. Они находились в особой комнате. Ни копировать, ни фотографировать их было нельзя.

Но у старшего мастера фотографическая память. Он запомнил все и на всю жизнь.

Как из обыкновенных двутавровых балок делали самое секретное оружие. Как в поворотной раме оставляли ящик вроде бы для ветоши, а на самом деле — для взрывчатки, чтобы не досталась установка врагу. Как приезжали за машинами с фронта...

Работа прерывалась только бомбежками. Тогда поднимались с клещами на крышу. На завод, к счастью, не упала ни одна бомба. Может быть, поэтому перестали уходить в убежище, вырытое рядом с цехом.

С огромным воодушевлением собирали первую машину. Все пришли смотреть, как ее принимают. Военпреды осматривали машину, выверяли углы, прицел, параллельность направляющих. Все было отлично. Привинтили табличку с первым номером.

С завода машины шли на запад. Оттуда возвращались разбитые, покореженные, залитые кровью.

Все, кто прибывал с фронта, требовали ремонта в первую очередь. В дни сражения за Москву приехал командир, который не хотел ждать ни минуты.

   — Рабочие три дня не спали, есть нечего,— сказали ему.