В каждой эскадрилье может найтись подобный Бутакову пешеходный лётчик, которого начальство прикрывает до последнего, отыскивая любую зацепку, что убрать из части или вообще отстранить от неба на всю оставшуюся жизнь. Служить рядом с таким скверно, тяжелее всего иметь пешехода в подчинении. С шумом и треском выгнать нельзя. У командиров эскадрильи и отряда спросят: отчего год терпели, лётные часы приписывали? Где классовая бдительность, красноармейская требовательность? Лучше пусть взносы собирает, к приезду начальства можно руку забинтовать - доклад Сталина прочтёт по бумажке, а в небо ни-ни. Вдруг как на грех убогий взаправду решил полетать, сволочь.

  Я постепенно вник в премудрости взаимоотношений в Красной Армии. Частично помог Бутаков, но о многом он не задумывался, пришлось доходить самому. Его, например, ничуть не волнует репутация неспособного к полётам. Он мечтает о карьере комиссара, рассчитывая со временем стать политкомандиром над Подгорцевым и прочими летунами. Точнее - мечтал, моё вмешательство резко изменило его будущее.

  В мозгах военлёта жуткая смесь агитационного мусора и мещанской глупости. Он действительно готов отдать жизнь за Сталина и победу коммунистической революции во всём мире, но не горит восторгом от предстоящих воздушных экзерсисов. Перспективные планы сводятся к вещам вполне прозаическим - вместо половинки избы получить отдельную хату, вырасти до майора, купить патефон. Ванятка не скрывал от сослуживцев, каков у него предел мечтаний, и соколы давно привыкли воспринимать его таким как есть - не хочешь и не умеешь летать, тогда читай политинформации и откладывай на патефон, только не спейся раньше времени. Поэтому громогласно объявленное решение стать реальным, а не бумажным лётчиком, помноженное на необычайно трезвый образ жизни, в эскадрилье сочли неадекватом. Русские и живущие рядом с ними обрусевшие народы изучили воздействие алкоголя в совершенстве. Они знают, что резкий отказ от спиртного бьёт по мозгам хуже кувалды. А что может быть страшнее спятившего пилота в кабине боевого самолёта?

  От соседки, которой проболтался Степан, Лизавета услышала, что мне вдруг приспичило в воздух. Теперь каждый вечер ждёт меня с тревогой. Бабе нужен такой вот сокол - с голубыми петлицами, но не рискующий понапрасну. Обтекатель, на лётном жаргоне, то есть герой из ВВС, прохлаждающийся на земле. Лучше быть женой летающего на бумаге, чем вдовой героя. Тем более муж последний месяц стал непривычно ласков и охоч до ночной любви, о подозрениях в походах к бл..., в смысле - соседкам, и речи нет. Хорошо - аж страшно! Каждое утро ловлю её вопросительный взгляд. Вдруг всё как прежде, кулаком в глаз, перегар на гектар, да гимнастёрка изваляна в чужих длинных волосах.

  Однажды призналась мне, что лучше пахнуть стал. Оказывается, Ванятка любил по полфлакона одеколона на голову лить. И фасонно, и запахи чужих баб перебивает, ежели прилипли. Мне не актуально. Другое заботит - в воздух выпустят или опять "пеший по самолётному"?

  Глава пятая. Самолётный по пешему

  Истребитель И-15 конструкции Поликарпова с точки зрения обитателя преисподней - нечто запредельно заумное и невероятно хлипкое. Ну да, в загробном мире техники нет, только имитация для испуга грешников.

  Я напряг знания полузабытой прежней жизни, опыт которой попытался вытащить из далёких подвалов разума для адаптации в мире смертных. В библейские времена верхом совершенства были корабли, деревянные сооружения метров двадцать пять с носа до кормы, с одной мачтой и рядами вёсел по бортам.

  Галеры производили впечатление солидности и основательности. Самолётик, тоже выпиленный из древесины, трепещет при лёгком порыве ветра. Вместо досок и брёвен здесь всего-навсего реечный каркас для полотна. Металлическими выполнены лишь двигатель, моторама, стойки шасси и всякая мелочь вроде тяг к органам управления и тонких проволочек, соединяющих верхнее крыло с нижним. При запуске движка тряпично-реечная конструкция начинает ходить ходуном и буквально грозит развалиться.

  Знаю, в Мировую войну сражались на ещё более субтильных аэропланах. И также в курсе, что от неисправностей и ошибок пилотов загублено душ и разломано машин несравнимо больше, нежели от пуль и снарядов врага. Войны давно нет, а каждую неделю зачитывают очередной циркуляр о снижении аварийности и приводят свежие примеры. Вот, в какой-то бригаде траву покрасили в нежный зелёный цвет к приезду начальства вместо того чтобы скосить её. Она забилась между колесом и обтекателем шасси, отчего аэроплан развернуло и перевернуло на пробежке. Думаете, здесь хотя бы траву выкосили? Нет, порадовались, что у наших И-15 нет обтекателя шасси.

  Почему-то в этой странной машинке мне понравился изгиб верхнего крыла, за него И-15 прозвали "Чайкой". Закреплённый за мной истребитель, год простоявший на земле, худо-бедно создан для неба. Облазив ястребка и выучив до последнего винтика, я поклялся, что скорее угоню птичку, чем позволю ей бесцельно сгнить.

  За день до первого вылета мой техник Шинкаренко опасливо запустил мотор. Ещё американский, "Райт-Циклон". Плохо, что ресурса мало, и запчастей к нему - пшик. Я прокатился по полю, слушая вибрацию фюзеляжа. Приказал поменять свечи зажигания и снова проверить натяжение расчалок.

  На следующее утро Подгорцев лично заявился в палатку нашего эскулапа и огорчённо шевельнул усами. Мы с Ванюшей здоровы на двести процентов и очень даже годны к полёту.

  - Не передумал?

  - Никак нет, товарищ майор! Это - мой воинский долг.

  - Тогда слушай... - ветеран ВВС посмотрел долго и грустно. Примерно так: откуда ты на мою голову взялся, а вроде как раньше сидел под лавкой, бухал и не отсвечивал. - Взлетаешь вторым. Держись метрах в ста, не ближе, но и не теряй. Идём по кругу. На последнем развороте отпустишь меня метров на двести. Не то на полосе рубанёшь винтом по хвосту. Понял?

  - Так точно, товарищ майор!

  В баке топлива минут на сорок, ежели грохнусь, чтоб быстрее выгорело. Пулемёты ПВ-1 пустые, воевать не с кем. Ну, хоть так.

  Впервые за два месяца я надел лётную форму не для показухи. Шлем, парашют. Планшетка с картой, совершенно не нужной, если отправляюсь недалеко и ведомым. Но за утерянную карту строго спросят, не меньше, чем за разбитый самолёт. Схема Бобруйска и окрестных колхозов - зело секретная вещь.

  Ну вот, за что боролись. Мотор лопочет на средних оборотах, ветер шелестит в крыльях, подкосах, расчалках, разбиваясь о прозрачный козырёк кабины, за которым весь из себя такой красный военлёт, впрочем, слегка побледневший от волнения. Вырулил за Подгорцевым, стал метрах в сорока и боком. Если прямо на него довернуть - выпущу из поля зрения. У "Чайки" впереди видно только чистое небо поверх задранного капота. Наконец, у командирской машины пыхнули по бортам дымные струйки, покатилась вперёд зелёная птичка.

  "Не трусишь, Ванятка?"

  "Сам бы пилотировал, было б спокойнее".

  "Кто ж тебе в прошлом году не давал? Теперь летай пассажиром".

  Я двинул рычажок газа вперёд до упора. Быстро набирая обороты, взвыл мой "Райт-Циклон". Обычное покачивание на мелких ухабах переросло в душевную тряску. Мелко задрожала овальная баранка управления, принявшая вибрацию от элеронов и руля высоты. Вдруг сидящая на парашюте пятая точка прекратила скакать, остался лишь зуд в ручке и на педалях. Мы в воздухе!

  Сквозь чаячий изгиб крыла и туманный круг винта виден И-15 майора. Я чуть нагнал его и сбросил газ. Скорость двести, высота растёт понемногу. Чуть качнул педалями и ручкой, машинка слушается! Правда, если заложу крутой вираж или, тем более, в штопор сорвусь, даже не представляю, как она себя поведёт и, главное, как тогда с ней справлюсь.

  Идём по прямой. Подобрав газ, чтоб не отстать и не таранить ведущего, осмелился вбок глянуть. Мать-перемать, полный восторг! Вроде ж ничего особенного, железная дорога на Минск да так называемое "шоссе", римляне и то лучше укладывали. А с высоты - натуральное волшебство, будто превратилась Советская Белоруссия в игрушечную страну. Машинки, паровозики, домики, их хочется пальцами взять, рассмотреть и переставить.