— У, противный какой! совсем измучил меня, — говорила Клавдия по адресу юноши, когда он уже был в театре на репетиции. — Как я устала…
Однако, усталость не помешала Льговской через час звониться у странного подъезда декадента в его приемные часы, о которых «вакханка» узнала из газетных объявлений.
Рекламский жил в подвале громадного дома на Мясницкой, хотя он был очень богат.
Лестницу, ведущую в жилище поэта, освещали скелеты со вставными разноцветными электрическими «глазами». Клавдию неприятно поразила эта разнообразная игра и сила света. Она поморщилась.
«Какое сумасшествие!» — подумала она.
На звонок вышел сам хозяин.
— Я знал, что это вы явитесь, — промолвил он просто.
— Я одарен необыкновенным предчувствием. Очень рад… «Ясновидение» и на этот раз не обмануло меня.
Декадент ввел Клавдию в громадную, окрашенную в кровавый цвет комнату. В комнате не было никакой мебели, за исключением простого белого табурета, широкого стола, заваленного книгами и гравюрами, и огромной кровати, покрытой всем черным; даже наволочки у подушек были черные.
Это убожество обстановки как-то не вязалось с изящным, одетым по последней моде поэтом, руки которого были усыпаны, как «пальцы кокотки», крупными, редкими бриллиантами.
— Я помешала вам? Не прервала ваше творчество? — спросила смущенно декадента Клавдия.
— Мне никто не может помешать! — ответил устало он…
— Я мертвец, когда не вижу перед собой новых, красивых женщин, их линий тела…
— Пожалуйста, без комплиментов! — воскликнула Льговская. — К вам они не идут…
— Никогда я не говорю неправды, хотя правда тоже ложь и даже хуже лжи. Я вас еще не знаю, но вы такая красавица, и я живу…
Глаза Рекламского засверкали дико и страстно. Его восточное происхождение сказывалось во всем. Клавдия, видя, что перед ней полубезумный человек, испугалась и стала раскаиваться в своем визите.
— Я живу красотой! — продолжал Рекламский. — Наука, искусство, знание, — все фикция. Люди ничему не могут научить друг друга, хотя при взаимном, постепенном воровстве идей друг у друга они могли похитить молнию с небес, которую вы видели в «разных цветах» у меня на лестнице. Без постоянного созерцания нового женского тела я не могу дышать…
И при этих словах он подошел к Клавдии и стал безумно целовать ее, опытной рукой расстегивая ее с «секретными застежками» платье.
Она было вздумала сопротивляться. Но вид поэта был так страшен, что вполне загипнотизировывал и усыплял ее волю…
С каким-то диким наслаждением он любовался на ее опьяняющую наготу… Он как будто бы сам был намагнитизирован ею и любовался, без конца любовался роскошным телом Клавдии.
Льговская покорно лежала на черной кровати. Какая-то истома и вместе с тем непреодолимое желание отдаться этому странному человеку явилась у «вакханки».
Но поэт стоял недвижимо, упиваясь ее наготой. Клавдия протянула к нему со сладострастным стоном руки… Поэт очнулся и, как тигр, бросился на нее и стал душить ее в своих огненных объятиях…