Заведение г. Декольте, где должна была выступить на днях в новых картинах Льговская, процветало, как «Счастливая Аркадия», для которой законы не писаны, в самом сердце Москвы. Оно было пышным и единственным поставщиком для страны «белых медведей» всего, что выработала культура разврата всего света. К г. Декольте слетался, под претенциозным названием «артистки», весь рой экзотических камелий. С подмостков этого театра на всех языках и наречиях, не исключая и индейского, интернациональные дивы звали юношей стариков к изысканному, совершенному и утонченному обращению себя на нижеживотную степень. Г. Декольте пользовался услугами «всемирного союза» для доставления себе все нового и нового товара во вкусе декадента Рекламского. Все это происходило «белым днем и целой ночью» на глазах у всех и в то время, когда со всех сторон слышится громкий призыв к целомудрию, к уничтожению азартной игры, к неусыпной борьбе с развратом и бичом молодости и красоты — сифилисом; когда пишутся и вызывают всеобщее одобрение везде, даже и во Франции, гениальные пьесы об «ужасах сладострастных болезней»!.. Положим, г. Декольте и его «друзья» умеют хорошо замаскировать свою низкую деятельность и отстранить от себя, под видом «театра», центр тяжести, но от этого никому ни тепло, ни холодно. Все гимны разврату и пороку, распеваемые на сцене артистами вертепа, в цензурном отношении, при чтении, совершенно невинны! Но в них умеют вдохнуть жизнь бесстыдным тоном, неприличными жестикуляциями. Порок в заведении г. Декольте так красив, привлекателен и силен, что не редкость встретить там и самих громящих разврат и беспокоящихся за участь падших женщин деятелей. Они, как вся пресса, прекрасно знают, что это за театр, и все-таки его посещают. «Газетчики», в особенности мелкой прессы, свили даже себе в «театре» гнездо, превратили его в свою редакционную комнату. Господин «вертепщик» щедро оплачивает их молчание… Некоторые журналисты положительно у «хозяина заведения» на содержании. Если пресса — шестая держава, то у г. Декольте она первая и самая разлюбезная. Вся эта взаимная «грязная» дружба выходит наружу, но крайне редко: во время грызни, например, двух уличных листков из-за хлебных рекомендательных объявлений о кафе-шантане. В драке волос не жалеют, и обиженная неподходящей таксой «за анонсы на первой странице» газета начинает разоблачать заведение, чтоб заставить г. Декольте струхнуть и пойти на уступки. Боже мой, что тогда выплывает наружу: не только за человека, но даже за муху, имеющую несчастье жить в вертепе, страшно! «Хозяина» с документами в руках упрекают во всех тайных грехах, в сводничестве и в умышленном распространении страшной болезни. Но г. Декольте не дремлет. Он утилизирует другой, конкурирующий с обижающей его газетой, орган, в котором появляются громовые защитительные письма в редакцию, подписанные г. Декольте, совершенно не знающим русского языка. В них откровенно намекается, что «газете-ругательнице» не дадено или мало дадено, что все описанное в ней ложь, исходящая «из уст продажного пера!» Особенно хорошо это «из уст продажного пера!» Однако, «некупленная» газета не унимается, и, несмотря на угрозы чистого и даже идеального «антрепренера-кафешантанщика» привлечь ее за вымогательство и клевету к ответственности, продолжает изобличать г. Декольте. Вот каким милым слогом описывает продажное перо «заведение “всемирного покровителя разврата”»:
«Вертеп господина Декольте!
"Извиняюсь перед читателями; я решился взять эту рискованную тему, лишь уступая настоятельным, коллективным просьбам, выраженным в целом ряде полученных мною писем… Корреспонденты мои из читателей, судя по подписям — отцы и матери семей, обладающие блудными детьми, жены — увлекающимися мужьями, наконец, один даже старый “Селадон”, много пишут мне на эту тему, но смысл всех посланий таков:
— Да обратите же, наконец, внимание на это безобразие! Неужели повседневные злобы дня важнее для печати, чем это зло, разъедающее в корне известную часть нашего молодого поколения, этот центр заразы, где прожигает деньги и здоровье вся опора нашей жизни — молодежь, проходящая там, “сквозь строй оборотной стороны культуры и цивилизации”. Этот притон, стоящий в самом центре Москвы, где еженощно собирается вся столичная “накипь” — альфонсы, сутенеры, бульварные, полусгнившие феи, кассиры, решившие купить наслаждения ценою ограбления касс, артельщики — впоследствии герои судебной хроники, наивные провинциалы, которые входят туда с полным кошельком и выходят “пустыми”, как выжатый лимон… Наконец, наши мужья, наши дети и, к сожалению, отчасти жены, которых там одурманивают… Обратите же на это внимание!
Десять лет назад явился в Москву некий “сюжет” интернационального происхождения из бывших лакеев в одном из притонов Парижа и решил, что вот-де самое удобное место для насаждения кафе-кабацкого “университета”.
И монополизировал Москву…
Сюжет этот — господин Декольте, директор «театра “Стыдливость”», как вещают афиши.
Замечательно, что за этот десяток лет Москва была взята господином Декольте всецело в арендное пользование, — иных “развлекателей” в подобном жанре не появлялось.
И надо отдать справедливость “шустрому” предпринимателю: за эти десять лет он энергично “обдекольтировал” Москву.
Я старый москвич, на моих глазах выросло два поколения молодых москвичей, и знаете ли, читатель, какую интересную подробность я вам сообщу на эту тему…
Я наблюдаю теперь новое поколение, выросшее и воспитанное “по Декольте!”
Я говорю, конечно, не о всей молодежи, но, увы, я не шучу и говорю о некоторой части ее совершенно серьезно…
К сожалению, это факт!
На моих глазах сие “декольтированное образование” наглядно проявлялось на целом ряде молодых людей, юношей, на лице которых я читал их дальнейшую карьеру: попойки в душной атмосфере, пропитанной запахом вина и женского “белого и черного тела” — сначала; необыкновенная жажда добыть деньги на эти удовольствия “во что бы то ни стало” — далее; растрата, подлог, кражи, даже грабежи, “материальные” убийства — впоследствии; пьяный угар, скамья подсудимых… “звон цепей” и “места не столь отдаленные” — финал этой эпопеи…
Печальная картина!
Чтобы не быть голословным, изображу вам здесь, соблюдая всякую скромность и сдержанность — как веселятся у Декольте.
Длинная душная зала. Облака табачного дыма и крепкий трупный запах винного перегара. Шум, гам, крики. Инде скандалы, инде “внушения действиями”, масса пьяных “кавалеров” и грозные тучи “этих дам”, — вот вам первое впечатление “театра” господина Декольте.
Называется заведение “театром” и действительно, для “пущей важности” и для скрытия “следов преступления”, здесь даются иногда скабрезные фарсы и комедии, но это только в начале “ночи”.
После третьего акта начинается особое представление — при благосклонном участии в деянии, предусмотренном законом, наказующим за бесстыдные действия, — публики и милых, но погибших созданий.
Буфет, эта альфа и омега “театра”, торгует на диво.
Напитавшись вдоволь спирта, с возбужденными, красными лицами, со скотским выражением в глазах, сидит эта публика и с жадностью слушает необыкновенно сальные куплеты, которые ей докладывает какой-то мизерный, “холуйственного” вида черномазый субъектик.
Сального “артиста” сменяет полуголая женщина, за ней другая, третья — целый ряд… На всех двунадесяти и больше языках здесь поется и докладывается то, что шевелит в человеке дурные страсти, низменные похоти.
Это — концертное отделение.
Оглянитесь, посмотрите — сколько юношей, подростков среди этой публики; молодые безусые лица, но истомленные, бледные, как мертвецы, с явною печатью страшной болезни и порока…
Это — завсегдатаи, “одекольтированные” до мозга костей молодые люди.
Здесь же масса женщин… Не будем лучше говорить об этих несчастных, я не хочу намеренно сгущать краски…
Третий час ночи.
“Торговля” в полном разгаре… Общая зала с бесконечными столиками — это Бедлам или “свалка” нечистых животных!
Тощее пиликание дамского “полуодетого” оркестра тонет в хаосе звуков, пьяных криков, ругани… В воздухе висит такой букет винного перегара, что трезвый, свежий человек может запьянеть от одного воздуха…