- Катя, ты что, с ума сошла? Какого черта ты голодаешь?

Я не успел договорить, она бросилась на меня и припечатала к земле единым четким движением, по моей же технологии. Потом наклонилась, рванула за воротник и укусила, сильно, почти пробив кожу. Чувство, как от хорошей затрещины.

- Дура, - я сбросил ее, и она откатилась в сторону. - Больно же, меня чуть кондрашка не хватила. Теперь точно синяк будет.

- Ты же этого хотел. Чтобы я поела, - сказала она бесцветным голосом, раскинув руки и уставившись в небо, повторяя позу убитого мной монстреныша.

- Я не этого хотел. Я спросил, почему ты голодаешь.

- А ты, мать твою, как думаешь? Тебе не приходит в голову, что у меня элементарно Нет Денег?! - Она запустила пальцы за шарф и потянула, будто задыхаясь. - Боже, да я от одного этого запаха сейчас сдохну!!!

Внезапно я понял, о чем она говорит. О сырой земле. С самого начала нас окутывал густой и неистребимый запах сырой земли, только для нее он значил другое.

На этот раз я не нашел что ответить. Просто присел недалеко от нее, не зная, то ли обнять ее, то ли ударить. Как вампиры справляются с истериками?

- Ты думаешь, Воронцов, что деньги нам с неба падают? - Теперь слезы были в ее голосе. - Мы пашем как ниггеры, чтобы платить за это все - за хавку, за страховку. Нет, мы хуже ниггеров. Мы рабы без выбора. Там нечем дышать, там темно и страшно, ты не знаешь, как там страшно…

- Где?

- В шахте!!! - заорала она мне в лицо, я отдернулся, но она повернулась и крепко вцепилась в меня руками. - В аварийных шахтах, куда людей давно не посылают! Только с некоторых пор добывают там не уголь… Ты представь, какая экономия - нам ни света не надо, никаким газом нас не отравишь, да и силу с вашей не сравнить. И все бы хорошо, вот только там случаются обвалы. И мы остаемся там, под землей, но не умираем. Долго-долго не умираем, Воронцов… так долго… просто лежим и ждем. Только никто не приходит. - Она опять начинала задыхаться. - Если сможешь, то сам откопаешься, а нет… Черныш не хотел так, и я не хотела, ты понимаешь? Ты хоть что-нибудь понимаешь, золотой мальчик?

Я засунул руку в карман и достал из бумажника двадцатку. Потом еще одну.

- Возьми, Кать, а потом что-нибудь придумаем.

- На хрена мне твои деньги? - взвизгнула она. - Ну на раз, на два. А дальше? Что хотите делайте, но под землю я вернусь только мертвой.

- Хорошо.

Я оставил деньги на земле и медленно пошел по улице.

- Попроси за меня, - догнал меня ее тихий голос, уставший и будто бы совсем неживой.

- То есть?

Она сидела на земле, смотря на меня снизу вверх.

- Я же знаю, ты имеешь к этому всему какое-то отношение. - Я хотел что-то сказать, но она остановила меня жестом. - Не отрицай, я не полная идиотка. Посмотри на свою одежду, на мобилку, у тебя даже кредитки есть. Это в планетарии так платят?

- Катя… есть много способов…

- Да ладно, это тысяча мелочей - имеющий глаза да увидит, имеющий уши… Слышал бы ты себя - “вечные вопросы пролетариата”… Ты не испугался, когда я бросилась на тебя, я это на раз-два-три чувствую. И еще он, - она кивнула в сторону трупа. - Я уже видела такую смерть… Ты человек, и вряд ли имеешь доступ к руководству, тем более к высшему, ты скорее всего шестерка, где-то на побегушках… но все-таки варишься в этой каше. Попроси за меня. Пожалуйста.

- Катя, не неси ерунду. И возьми деньги.

Я резко отвернулся, но тут Катя догнала меня, обхватила руками и прижалась лицом к моей груди.

- Мне эти деньги твои не помогут.

- Что ты наделала?.. Ты что, просрочила страховку? - Собственный голос казался мне каким-то далеким и растерянным. - Да? Просрочила?

- Данечка, я так боюсь. Я не могла без него, мне было плохо. Я пыталась закончить фреску… ту, возле нашего кафе… Я думала, что лучше умереть, а деньги тратились… А теперь меня убьют. Я не хочу. Попроси за меня, сделай что-нибудь, прошу тебя.

Только сейчас вся тоска по Чернышу, ужас перед жизнью и жажда жизни вылились в полной силе, окатили меня будто водой, ледяной и горячей одновременно. Я замер на мгновение, прошитый этой болью… и в то же время понимая, что понятия не имею, что чувствует она сама.

- Все уладится, - сказал я неубедительно.

Утренняя песня проела мне мозги, отделяясь фразами, похожими на заклинание. …Кто мы и что мы - все не решим, все ищем в газетах пророчества… светлая память всем выжившим, светлое вам одиночество… Да, им память, а мне - одиночество, только очень вряд ли светлое. Я отпустил Катю, и она нырнула во мрак, то ли поглощенная им, то ли сама будучи его частью. Я искал ее присутствие, пока мог, и даже когда она исчезла, смутно ощущал, что она недалеко. Может, отошла на несколько шагов и снова легла на сырую холодную землю, чтобы видеть небо. Или ушла далеко-далеко, как только можно, рискуя попасться тем, кто контролирует границы города и убивает без предупреждения.

Да, слишком много желающих, да, слишком жесткие правила… только желающих почему-то меньше не становится.

…Пусть повезет и вам хватит сил, или земля станет ватою тем, кто давно уже выучил эту науку проклятую - как жить, замерзая от холода, жить, не любя и не веря, в пасти огромного города…

Я взял мобильник и вызвонил мою любимую машину.

*

Этот джип мне нравился больше других машин - хотя он и был великоват, но ездил мягко и беззвучно, как метель. Я сел вперед, рядом с водителем.

- Все в порядке? - спросил он.

- Будет, если ты по-быстрому подберешь труп, который валяется за углом.

Он исчез буквально на несколько секунд и легко, как перышко, забросил мертвое Чернышово творение назад.

- В офис, Валь, - сказал я, поудобнее устраиваясь. - Сделай Шумахера.

- Сделаю, - пообещал он, и машина неслышно рванула с места. Я смотрел в окно на темную слабо освещенную ночь. Ни свет в салоне, ни фары мы не включали - мне лучше думалось в темноте, а моему водителю они были нисколько не нужны.

Мы объехали планетарий и остановились перед нашим входом. Водитель открыл передо мной дверь.

- Закинь его в крематорий и возвращайся, - бросил я и вошел в холл. Уборщица как раз заканчивала мыть полы, она увидела меня и заулыбалась.

- Здравствуй, Данилушка!

- Здравствуйте, Анна Андревна, - улыбнулся я ей навстречу, - как ваше ничего?

- Да понемножку, спасибо, сыночка. - Старуха подняла ведро и поволокла в подсобку, я едва подавил желание помочь ей. Она мне нравилась, в конце концов, ночью мы с ней были единственными людьми на все эти этажи. И только она так со мной разговаривала, а иногда даже я испытывал в этом потребность.

- Бросайте вы ваши тряпки, сейчас Валентин по делам сгоняет и отвезет вас домой.

Я вошел в лифт, не вслушиваясь в ее благодарности. Мне сейчас просто хотелось что-то такое сделать.

Секретарша Анжела прилежно вкалывала на рабочем месте за компьютером - судя по выражению лица, пасьянс благополучно сходился. Конечно, блондинка, конечно, длинноногая, конечно, умерла еще до моего рождения. Суперинтеллектом не хвастает, но расторопна и с безупречной памятью - ходячая база данных, иначе я давно пустил бы ее в расход. А так плачу достаточно, чтобы хватало на настоящий донорский продукт, а не суррогат, и прощаю разные мелочи типа пасьянса и легкого перебора в макияже.

В одном Катя была, несомненно, права - не все живут так, не всем нужно искать под землей камешки для других, чтобы выживать. Одни всегда равнее других. А что такого? Все как у людей. В конце концов, это действительно на пользу городу. Глядишь, к ноябрю и метро откроется.

Увидев меня, Анжела расцвела - будто если я человек, то не отличу сосредоточенную работу над документами от сосредоточенного сражения с “косынкой”. Пять лет в таком коллективе даром не проходят.

- Чем порадуешь? - спросил я, опираясь о ее стол.

- Влада велела быть могилой. Если я расскажу, она с меня три шкуры снимет.