А на самом деле — все более и более смертные: восстания и нашествие уйгуров, тибетцев, монголов не могли не нанести существенного ущерба. Многочисленны были и намеренные и подготовленные истребления. Хубилай 11 августа 1258 г. приказал «послать эмиссаров, чтобы они повсюду разыскивали и отбирали тексты нижеозначенных книг, равно как и формы для их печати; в двухмесячный срок их привезут в Янджинг (Пекин), где их сложат в кучу и уничтожат огнем». В данном случае он действовал по приказу своего брата Монгке, хотя и другой его брат Хулагу с впечатляющей синхронностью еще хуже повел себя в Багдаде. Став императором, Хубилай продолжил это начинание и уничтожил все канонические книги даосизма, кроме «Дао де Цзин» (не потому ли, что этот основополагающий текст мало доступен среднему читателю?). За период со 2 декабря 1281 г. и вплоть до начала 1282 г. всякое издание, даже частное, и деревянные печатные формы, позволявшие вновь напечатать 7000 томов этих сводов, были сожжены, включая те, что хранились на недавно завоеванном юге страны. То, против чего «Чжуанцзы» заранее выступало, говоря, что это бесполезно: этой книги больше нет на земле. «Книги — это не более, чем слова, даже если это точные слова. Что в словах точно, так это идеи».

По крайней мере два императора намеренно уничтожили свои впечатляющие книжные собрания. Юань Ди в 554 г., когда столица была окружена, поджег сто сорок тысяч свитков, которыми он так гордился, и угрожал сам броситься в огонь, а его удерживали за рукав. Он разбил о колонну свои мечи с украшенными золотом и драгоценными камнями гардами, вопя: «Этой ночью одновременно с военной гибнет и гражданская культура». Позже о нем скажут, что в своих книгах он любил их количество, тем самым любил их недостаточно. Тем не менее он питал такое пристрастие к литературе, что, когда он болел, у его изголовья сменялись пять чтецов. Всякий раз, как он засыпал, они пропускали страницы. Последний император из южной династии Тан, Худжу, оказавшись в таком же осадном положении, приказал лучше сжечь свои десять тысяч книг, чем дать ими воспользоваться завоевателю, которым был Тайцзу из династии Сун. Поскольку знание — сила. Когда китайская принцесса, выданная замуж за тибетского царя, видимо, для того, чтобы вынести смертную скуку Лхасы, попросила императора Хуанцзона прислать ей «Пять классических текстов», при дворе нашелся недовольный, который воспротивился этому, поскольку «знание «Пяти классических текстов» сделает наших врагов слишком сильными».

Но богатства знания не замедлили сами собой выйти из сокровищницы Сынов неба и распространиться по большой территории, как только китайцы мало-помалу изобрели книгопечатание.

Остатки самого старого из отпечатанных на бумаге с деревянных форм текстов датируются до 751 г., но нерукописные книги начали производить и воспроизводить в существенных объемах только к концу следующего века. Некий чиновник в 883 г. сообщает о целом квартале книжных лавок, где он мог выбрать книги по гаданию по земле, толкованию снов и словари, отпечатанные при помощи клише величиной со страницу, в которых местами скрывались плохо отпечатавшиеся или нечитаемые фрагменты. Зато в 950 г. с публикации двух полных конкурирующих между собой версий конфуцианского канона, в Лояне и в Сычуани, начинаются масштабные проекты по изданию качественных книг. Начиная с этого времени с огромным энтузиазмом, не лишенным связи с родовой травмой, вызванной сожжением книг при великом основателе, расцветают частные библиотеки. Их развитие часто вызывало зависть императора, а порой и простую и прямую конфискацию. Поэтому, как правило, китайские коллекционеры в то время всегда очень берегли свои книги. Если они их и одалживали, то только надежным друзьям, и те должны были еще принести кувшин вина, чтобы взять самый ничтожный томик. И еще один, когда они его возвращали.

Хотите составить себе представление о классической китайской библиотеке? Это сад изысканности и меланхолии. Посмотрите на семерых коллекционеров из Ханчжоу, каждый из которых обладал значительной библиотекой и которые, хотя и не составляли организованной группы, встречались вечерами, как правило, сопровождаемыми достаточно обильными возлияниями, на берегах Западного озера, к которому спускались их виллы, обменивались уникальными сочинениями и сведениями, а очень редко и стихами собственного сочинения. Из этих дилетантов нам немного известен Ван Сян (1721–1770), который имел несчастье выиграть императорский конкурс, в результате чего ему пришлось принять пост в департаменте исполнения наказаний с конторой в Пекине. Но он не замедлил сослаться на преклонный возраст своих родителей и свой долг по отношению ним, чтобы окончательно вернуться в Ханчжоу и к своим книгам. Дни протекали без скуки за сверкой, расстановкой знаков препинания и комментированием уверенной кистью тысяч произведений, содержавшихся у него в Чжэньцитане, павильоне Выдающейся добродетели. Так же было и с его друзьями, By Чжуо, Чжао Ю и другими. Чжао Ю был самым старшим и самым авторитетным: он по материнской линии происходил из рода Чи, который обладал некогда обширной и многопредметной (что само по себе было редкостью в конце правления династии Мин) библиотекой, сгоревшей в 1597 г., что только воодушевило Чи Чэнгье немедленно создать еще одну, еще более восхитительную, библиотеку, чтобы оставить ее своим потомкам вместе со страстью к книгам и трактатом по частному библиотечному делу, первым в Китае подобным произведением. К сожалению, политические превратности вызвали гибель рода, а также рассеяли книги, и Чжао Ю рассказывал, как он в восемнадцать лет совершил паломничество к руинам тех мест, где его прадед за сто лет до того наслаждался своим драгоценным собранием: табличка над входом все еще была на своем месте и на ней рукой великого каллиграфа и художника Дон Чичана были начертаны два иероглифа Куантин, или беседка Отшельника. Он увез ее в Ханчжоу и приказал построить вторую библиотеку для того только, чтобы увенчать этой табличкой ее дверь. После его смерти Чуан Циван посвятил ему двустишие: «Кто имеет детей, тот не умрет, кто образован, тот не сгниет» (йоу ци бу сы, йоу вен бу сю). Все эти прекрасные собрания, кроме коллекции Ван Сяна, принадлежавшей четырем поколениям после него, незаметно рассеялись и исчезли после смерти их владельцев. Между тем они могли бы внести свой вклад или попытаться это сделать, так как дар еще должен был быть принят, в своеобразное учреждение императора Чанлона под названием «Шику цуаньшу»: среди девяти частных жертвователей, допущенных к этому из сотен добивавшихся этой опасной чести по всему Китаю, пятеро были из кружка друзей из Ханчжоу. Они вложили в предприятие императора около 1905 старинных произведений и в компенсацию получили каждый по энциклопедии. Это не был мелкий сувенир: энциклопедия под названием «Тушу Жишен», составленная в 1726 г. при императоре Канхи и напечатанная в 64 экземплярах при Йончжене, состояла из ста тысяч иероглифов и 5020 книг, сшитых вручную.

Еще один экземпляр этого памятника за такую же заслугу был подарен и библиотеке Тяньиге, основанной в 1561 г. в Нинбо. Отойдя от дел, мандарин Фан Чин (1505–1585) пожелал построить отдельное здание для своего собрания из 70 000 произведений, в основу которого легла коллекция Ванжуанлоу рода Фэн, восходившая, в свою очередь, к 1086 г. Эта образцовая библиотека представляла собой уникальный случай: здание в Нинбо сохранилось до наших дней, вновь заполненное за государственный счет после несчастий, которые оно перенесло. Тяньиге тем не менее и в прошлом оказывалось всевозможное внимание. Под двадцать восемь шкафов из кедра, с книгами из мягкой бумаги, были задвинуты блоки из йинши, или ангидрита, камня, впитывающего влагу. С другой стороны, Фан Чин выбрал библиотеке такое имя, поскольку «тяньи» — что может также значить «первая под небом» — обращение к воде в Книге перемен. Поскольку основатель также потребовал построить здание из кирпичей и всякое отопление или освещение там были запрещены, Тяньиге действительно избежала пожаров. Секрет долговечности этого собрания — один из самых любопытных: Фан Чин предложил своим наследникам выбрать гору серебра, то есть 10 000 таэлей, или библиотеку без гроша денег и разрешения ее продавать. Его старший сын, Фан Дачон, говоривший первым, без колебаний предпочел Тяньиге. Затем его завещание было таким же, равно как и завещание его сына, и так несколько поколений. Кроме того, все наследники один за другим скрупулезно соблюдали и другое предписание основателя: «Никто, кроме членов нашего рода, не должен туда входить, и ни одна книга не должна оттуда выноситься». Но все это должно было хорошенько повеселить воров, которые без малейшего стеснения проделали дыру в стене три века спустя, когда Нинбо заняли «длинноволосые воины» во время Тайпинского восстания. И в 1862 г. значительное количество невосполнимых сочинений было продано на вес в две мастерских в Фэнхуа и Таньгао, где их переработали в обыкновенную бумагу, чтобы заворачивать мясо на рынке. Еще один вор имел обыкновение проникать в павильон ночью и охапками вывозить оттуда книги на небольшой лодке. На следующий день их обнаруживали у шанхайских книготорговцев, которые заказывали ему их по заглавиям для западных коллекционеров. Он делал так, пока это не взволновало Чжана Юаньчжи, директора «Commercial Press», и тот не создал фонд для переноса собрания в Ханфенлу, хранилище редких книг в большой библиотеке Донфан на востоке, где очень скоро, в 1932 г., все было уничтожено японскими бомбами.