— Но теперь ты это понимаешь, — ответил Джек. Он пошёл вперёд, в аквариум, и встал рядом с ней. В темноте она чувствовала его близость, его тепло, его крепость. — Эти рыбы живут так глубоко в океанских впадинах, что к ним добираются лишь небольшие лучики света. В их мире почти постоянно царит ночь. У них или вообще нет глаз, или их глаза могут усилить горстку фотонов так, чтобы получить чёткую картинку. Но здесь, в этом аквариуме, мы на них светим, чтобы увидеть их. Конечно, это слабый свет, но в нём больше радиации, чем они, возможно, получают за всю свою жизнь. И это сжигает их. Ослепляет их. Именно так мы можем их увидеть. Это как будто на Землю проникло что-то инопланетное, но оно не может видеть ни нас, ни наши здания, ни наши пейзажи без наводнения всего вокруг гамма-лучами. Забудь о том, что это может нас убить: без этого они ничего не увидят.

— Я понимаю аналогию, — сказала Гвен. — Но не вижу смысла.

— Смысл в том, что мы не можем наблюдать, не вмешиваясь. Мы освещаем темноту, и это всё изменяет. Маленькие вещи, большие вещи, вещи, которых мы можем даже не замечать. Но мы не можем оставаться в стороне от этого. Всё, что мы видим, мы меняем. Даже здесь, в Торчвуде. Мы думаем, что можем оставаться в стороне от инопланетных технологий и того, что они делают с людьми, но ведь мы тоже люди. Мы не можем расследовать, не будучи вовлечёнными в это. И нам это не нужно. Всё, что мы можем делать, – быть сильными.

Она понимала, чего он добивается, но не хотела доставлять ему удовольствие, согласившись с его точкой зрения, несмотря на то, что её всё ещё грызло чувство вины.

— Очень глубокая мысль, — сказала она.

— О, она не моя. Какой-то парень по имени Гейзенберг[37] сказал это первым.

— Гейзенберг? Он случайно пиво не варил?

Джек пожал плечами.

— В принципе, да, — сказал он. — Но это не точно. — Он огляделся по сторонам.

— Временами мне кажется, что я должен закрыть этот аквариум, но тогда куда девать рыб, червей и всё остальное? Не думаю, что у Кардиффского Аквариума достаточно ресурсов, чтобы о них заботиться. Это уже не аквариум; это дом престарелых для глубоководных существ. — Он вздохнул. — Пойдём отсюда – каждый раз, когда я прихожу сюда, у меня появляется чувство, что надо бы сделать крупный заказ в местном суши-баре. Давай скажем Оуэну, что васаби – это менее острая разновидность соуса из зелёных помидоров.

— Он больше никогда на это не поведётся.

— О, ещё как поведётся. Ты не знаешь Оуэна так хорошо, как я.

Джек жестом велел Гвен идти вперёд. Она обернулась, чтобы снова посмотреть на аквариум. Разные существа, которые плавали в резервуарах – безразличные, мучающиеся от боли – проигнорировали её уход так же, как и её появление.

— Думаю, эти существа могут научить нас ещё кое-чему, — сказала она.

— Чему? — поинтересовался Джек.

— Они живут под огромным давлением. Они нашли способ приспособиться к этому и выжить. Я не уверена, что мы этому уже научились.

Они пошли назад в Хаб, к жизни и свету.

За их спинами фиолетовый свет погас, оставляя за собой темноту.

— Я думала, ты заболел, — сказала Люси. — Мне сказали, что утром ты звонил и сообщил, что болен.

Рис попытался сделать вид, что ему очень плохо. Это было несложно: он поспал всего пару часов, и каждый раз, когда он поворачивал голову, ему казалось, что его мозги не успевают за ним на несколько секунд.

— Утром я чувствовал себя не очень хорошо, — слабым голосом ответил он.

— Похмелье? — она улыбнулась, чтобы это прозвучало не так грубо. Если бы Гвен сказала ему это, он бы автоматически ощетинился в ответ на такое предположение, вне зависимости от того, было ли оно правдивым. Что, подумалось ему, должно было кое-что сказать о состоянии их отношений.

— К сожалению, нет, — ответил он. — Думаю, я что-то не то съел.

Он предложил Люси встретиться в безалкогольном баре недалеко от того места, где они работали, решив, что с её новой фигурой она не захочет ничего, кроме ревеня и свекольного коктейля, или что там ещё подают в таких местах. Она удивила его предложением встретиться за пиццей в местном итальянском ресторане. И ещё больше она удивила его, заказав большую венецианскую пиццу с большим количеством начинки.

— Слушай, — продолжал он. — Я хочу кое-что у тебя спросить, но сначала ты должна пообещать мне, что никому не скажешь.

Она сделала серьёзное лицо.

— Обещаю. Клянусь сердцем, если вру, то пусть умру.

— Та клиника по снижению веса, куда ты ходила – «Клиника Скотуса»? Я тоже туда ходил.

Её глаза удивлённо расширились, и она быстро перевела взгляд на его живот.

— Но тебе не нужно сбрасывать вес. — Она смотрела вниз, на скатерть, не желая встречаться с ним взглядом. — У тебя прекрасное тело.

— Ты не видела меня голым, — сказал он и тут же покраснел, поняв, что именно сказал. — Но серьёзно, — продолжал он, пока она не произнесла что-нибудь вроде «Я бы хотела», что создало бы кучу проблем, — я хотел спросить у тебя про ту таблетку, которую они дают. У тебя были какие-нибудь побочные эффекты?

— На самом деле, раз уж ты упомянул об этом, кое-что было. — Она небрежно указала на наполовину съеденную пиццу перед ней. — Я ем больше, чем раньше, но по-прежнему худею.

Она была права. Когда она вошла в ресторан, люди на неё оборачивались. Её фигура была потрясающей, и её стройность означала, что грудь выглядела абсолютно удивительно. И она одевалась так, чтобы представить её в более выгодном свете, чего никогда раньше не делала. Когда Рис увидел её, его реакция была мгновенной и физической.

— Думаю, это что-то для усиления эффекта от таблеток, — продолжала она. — Они должны изменить работу твоей метаболической системы. Твоё тело должно быть в состоянии переработать пищу и просто взять те вещества, которые тебе нужны, позволяя остальному уйти.

— Когда ты говоришь, это звучит так мило.

Она засмеялась, и её смех был очень мелодичным. Он мог бы слушать это долго.

— Есть кое-что ещё, — сказала она. — Мой желудок был очень чувствительным в течение нескольких дней после того, как я приняла таблетку, но всё наладилось. Теперь я чувствую себя отлично.

— И выглядишь ты превосходно. — Теперь он сказал это вслух. — Ты ещё не принимала вторую таблетку? — быстро спросил он, пока она не отреагировала.

— Пока нет. Я подумываю об этом, но… я боюсь, что снова начну набирать вес, так что я пока не трогаю её. — Она посмотрела на часы. — Ой. Мне нужно возвращаться. Для тебя всё в порядке – ты взял отгул по болезни. Кто-то из нас должен работать, чтобы выжить.

Рис оплатил счёт. Они вместе вышли из ресторана.

— Спасибо за обед, — сказала она. — Всё было замечательно. Надо будет как-нибудь ещё пообедать вместе.

— Я не против, — ответил Рис и почувствовал укол вины. — Я бы очень этого хотел.

Последовал неловкий момент, когда они смотрели друг на друга, с полуулыбками, каждый ожидал от другого какого-то действия. Наконец Люси приподнялась и поцеловала его в щёку.

— Надеюсь, ты скоро поправишься, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

Рис смотрел, как она идёт, восхищаясь тем, как её узкие – но приятно узкие, а не жуткие, как это было раньше – джинсы натягиваются на её попе с каждым шагом. Это гипнотизировало. Зачаровывало.

Именно поэтому, когда ехавший по улице белый фургон вдруг рванул к ней, и боковая дверца открылась, когда шедший по улице бритоголовый мужчина внезапно повернулся и подтолкнул её к машине, Рис всё это увидел.

Люси закричала. Люди оборачивались, но никто ничего не предпринимал. Все вокруг казались загипнотизированными, зачарованными, но по иной причине. Рису казалось, что он наблюдает за происходящим на сцене: он был зрителем, а остальные – актёрами; он не должен был вмешиваться. А потом она повернулась к нему, и её взгляд был полон ужаса, и он обнаружил, что бежит и кричит.

— Эй! Отвали от неё, ты, задница!

Рис бежал, его рука вынырнула откуда-то из-под его талии и встретилась с носом бритоголового мужика, кровь брызнула в разные стороны, и его плечо пронзила боль. Мужчина отшатнулся. Рис схватил Люси, стоявшую, пошатываясь, в дверях фургона, и отшвырнул её назад на тротуар. Фургон быстро отъехал, только один раз замедлив ход, чтобы подобрать бритоголового, чьё лицо было алым и влажным от крови, а глаза – безумно злыми. Дверца захлопнулась, и фургон умчался, за одно мгновение исчезнув за углом. Ещё некоторое время Рис слышал визг его шин.