Глава четырнадцатая

Насколько Тошико понимала, собрание Торчвуда на следующее утро началось не слишком удачно. Оуэн был побитым и мрачным; Гвен была побитой и угрюмой; а Джек злился то ли на одного, то ли на другую, то ли на обоих сразу. А Йанто был Йанто, суетясь вокруг кофеварки рядом с конференц-залом, пытаясь отрегулировать температуру пара, пока Джек наконец не сказал:

— Ладно, позаботимся о сотрудниках. Нам всем нужно приободриться. Мы идём завтракать.

Они вышли через центр туристической информации, который занимал Йанто, и Джек повёл их в принадлежавшее какому-то турку кафе, стоящее на сваях над Кардиффским заливом. Серые волны, увенчанные пеной, омывали маленький пляж из гальки. Разные куски дерева и пластика плавали на поверхности воды, раскачиваясь взад-вперёд, словно не уверенные, в какую сторону им нужно. Одинокий лебедь показался из-под деревянного пирса, отделявшего воду от земли, равнодушной и неприступной. Вдали мыс Пенарт был почти скрыт в тумане, серый на сером фоне.

— У нас были ужасные несколько дней, — сказал Джек после того, как официант принял у них заказ. — Я знаю, что всё это выглядит мрачно. Такое случается. Что бы здесь ни происходило, это сложно, и я не думаю, что у нас уже есть все ответы.

— Nakitsura ni hachi, — пробормотала Тошико. В ответ на вопросительный взгляд Джека она добавила: — Это японская пословица: «Заплаканное лицо и пчёлы жалят». Это означает, что, что плохая ситуация всегда ещё ухудшается перед тем, как улучшиться. Если улучшится.

— Полностью с тобой согласен. И я считаю, что часть проблемы в том, что у некоторых из нас есть данные, о которых не знают остальные. Если мы хотим как-то разобраться с этим бардаком, нам нужно поделиться всем, что у нас есть. Кто хочет начать?

— У нас есть три человека, демонстрирующих симптомы, — сказала Гвен невыразительным голосом, не отрывая взгляда от скатерти. — Люси Собел и Марианна Тилл обе заперты в камерах в Хабе. Мы должны предполагать, что существует больше людей с этой проблемой, чем бы она ни была.

— Оуэн, — сказал Джек. — С чем точно мы имеем здесь дело?

— Я не знаю точно. Компьютеры Тош всё ещё обрабатывают результаты сканирования с той портативной штуки. Всё, что я знаю благодаря тщательным наблюдениям — что симптомом является очень сильный голод, приводящий к психозу и увеличению силы. И Марианной, и Люси, похоже, овладело психическое состояние, в котором голод заставляет их нападать на людей и съедать их. Потом их сознание стирает подробности и убеждает их, что это были галлюцинации. Я подозреваю, что то, от чего они страдают, чем бы это ни было, делает их внушаемыми и вызывает психозы. С их кровью всё в порядке, и никаких внешних проявлений заболевания нет. В ходе анализа мне не удалось выделить никаких бактерий или вирусов, поэтому я не считаю это заразным.

— То есть это не лихорадка провинции Тапанули? — спросил Джек. Оуэн бросил на Джека сердитый взгляд.

— Я выдумал лихорадку провинции Тапанули. Её не существует. Она ненастоящая.

— Ты уверен? Я спрашиваю просто потому, что не уверен, что получил прививку. Я пропустил школу в тот день.

— Слушай, я просто пытался её утешить! Я хотел, чтобы она успокоилась!

— Действительно, — протянул Джек. — Это отлично сработало, правда?

Официант принёс их заказ, и они замолчали, пока на столе расставлялись тарелки: полный английский завтрак, с чёрным пудингом[61], яичницей-болтуньей, сосисками, беконом и поджаренным хлебом.

— Мы должны говорить обо всём этом? — спросил Йанто. — Я имею в виду... — он кивком головы указал на официанта.

— Не из-за чего беспокоиться, — ответил Джек. — У нас под столом генератор гашения поля. Я взял его с собой из Торчвуда. Никто в радиусе шести футов не может нас услышать.

Глаза Йанто расширились.

— Вы шутите!

— Безусловно, — отозвался Джек. — На самом деле, официант знает всего десять слов по-английски, и три из них – матерные. И по-турецки он тоже умеет ругаться как сапожник. Фактически, когда я в последний раз проверял, он мог ругаться на пятнадцати разных языках. Думаю, он раньше был моряком. С другой стороны, мне кажется, что это я был моряком. В моей жизни есть довольно неопределённые периоды. И это – один из них.

— Он повернулся к Гвен. — О, кстати, ты не сказала, кто третий заражённый человек.

— Это Рис, — сказала она, не отрывая взгляда от скатерти.

Над столом повисла тишина. Казалось, никто не готов что-либо сказать. Наконец Тошико подалась вперёд и накрыла руку Гвен своей.

— Тогда чем бы это ни было, — сказала она, — мы это остановим. Оуэн найдёт лекарство, а Джек сделает всё так, как было.

— И вдобавок, — буркнул Оуэн, — мир на Ближнем Востоке и разрешение юридического спора между американцами и Чехией из-за того, кто первым сварил пиво «Будвайзер»[62].

— А тебе не следовало остаться с ним? — спросила Тошико. — Я имею в виду, если с ним случится то же, что и с остальными двумя...

Гвен передёрнуло.

— Что я должна была сделать – привязать его к кровати? Я хотела остаться с ним, хотела защитить его, но я не могу сказать ему, почему. Он всего лишь выпил таблетку, день или два назад, так что, может быть, он пока не зашёл так далеко. И если будет лекарство, то оно появится здесь. У нас. Если бы я осталась с ним, это было бы просто... это просто означало бы, что я жду неизбежного. По крайней мере, я могу делать вид, что помогаю. Так что – как прогрессирует это заболевание, если это вообще заболевание? Теперь у меня личный интерес.

Оуэн пожал плечами.

— Если они не могут заполучить достаточно еды, они начинают есть самих себя. — Он уловил мрачное выражение на лице Гвен и вздрогнул. — Прости, но это правда. Хотя я не знаю, сколько они могут съесть, пока боль или потеря крови не заставят их потерять сознание. Может быть, обе ладони и оба предплечья. Но это только предположение. С другой стороны, учитывая, что это – чем бы оно ни было – похоже, влияет на мозг, возможно, оно изменяет и механизмы болевой чувствительности. Если бы они использовали жгуты, чтобы контролировать кровотечение, то нет причин для того, чтобы не сжевать обе руки до самых плеч и обе ноги до колен. Если бы они были достаточно гибкими, могли бы добраться почти до бёдер. И губы, конечно, тоже были бы съедены. Возможно, язык они сохранили бы до последнего, только потому, что жгуты тут не помогут, и они бы захлебнулись своей собственной кровью.

Тошико отодвинула свою тарелку к центру стола. Ей неожиданно расхотелось есть. Судя по побелевшему лицу Гвен, она тоже чувствовала себя не очень хорошо.

— А если они получают достаточно еды?

— Тогда не знаю, — Оуэн наколол на вилку кусочек жареного хлеба и отгрыз уголок. — Всегда есть возможность того, что они продолжают в том же духе, но я думаю, что это маловероятно.

— Почему? — коротко поинтересовался Джек.

— Потому что они не набирают вес, — Оуэн вилкой отрезал кусочек чёрного пудинга. — Они потребляют огромное количество калорий, и эти калории идут куда угодно, но только не на их бёдра и задницы. Фактически, они не только не набирают вес, но ещё и теряют его. Полагаю, Марианна сбросила около половины стоуна[63] с тех пор, как мы её заперли, а она ела так, как будто пиццу нужно классифицировать как контролируемый лекарственный препарат класса «А». Если всё будет продолжаться так, она может начать страдать от недоедания. — Оуэн сунул кусок пудинга в рот. — На самом деле, она может умереть от голода, — добавил он и начал жевать.

— Я должен спросить, — сказал Джек, глядя на остатки чёрного пудинга на тарелке Оуэна. — Хотя, возможно, мне этого и не хочется. Но что такое на самом деле чёрный пудинг?

— Это разновидность колбасы, сделанной из смеси лука, свиного жира, овсянки и поросячьей крови, — ответил Йанто.

— Ладно, — медленно произнёс Джек. — Чёрный пудинг сделан из крови. Я понял. Всё правильно. Но бывает ещё белый пудинг.

— Ага, — осторожно подтвердил Оуэн.

— Тогда что это такое? То же самое, но сделанное из белых кровяных телец вместо красных кровяных телец?

— Это просто чёрный пудинг без крови, — успокаивающе ответила Гвен.

— Хотя раньше в него часто добавляли овечьи мозги в качестве связующего компонента, — добавил Йанто. — Вы будете есть этот чёрный пудинг?