Порубежник лежал на боку - грязный и такой полудохлый, что страшно было даже просто смотреть. Человек. Не гном, не гоблин. Эльфы же и не бывали никогда в порубежниках - здесь для них было слишком грязно и опасно.

Ян сразу заметил нацеленный ему в живот взведенный арбалет с наложенным болтом и поспешно сместился в сторону, уходя из зоны обстрела. Потом уже, убедившись, что порубежник так закоченел, что почти не ощущает собственных рук, подошёл и склонился, намереваясь помочь хоть чем-то.

- Живой… - еле слышно прошептал порубежник. - Живой…

- Живой, - отметив сходство порубежника с Накатой, а, стало быть, определив его расу, успокаивающе согласился Ян. - Ты как, сам идти можешь?

Ниппонец кивнул. Ян сунул в зубы свисток, дунул. Свисток издал заливистую трель хворостянки. Ян повторил ещё трижды. Почти подряд. Затем, повесив свисток обратно на шею, занялся порубежником. Теперь он мог быть уверен, что его товарищи, услышав условный сигнал, немедленно поспешат на помощь. А до тех пор ниппонец должен жить…

Благо, каждый траппер всегда имеет при себе неплохую аптечку! Особых изысков в ней не сыщешь, но комок консервированной плесени, два клубка паутинки-кровососки на раны, немного раствора колодянки речной есть всегда. Две неглубокие раны на боку и на шее у порубежника Ян сначала залепил плесенью, сверху замотал паутиной. Влил в рот пару капель колодянки.

Порубежнику сразу полегчало. Сошла нездоровая бледность с лица, а губы скривились в нечто, долженствующее изображать признательную улыбку…

- Ну, вот, - сказал Ян довольно. - А то ты, кажись, помирать собрался? Забудь. Мы ещё повоюем.

Тут, наконец, и Наката с Вилли подоспели. Наката при виде распростёртого на земле соотечественника поспешил на выручку. Вилли места подле раненного уже не нашлось, и он принуждён был только прыгать в сторонке, да сыпать проклятьями в бороду.

Впрочем, ждать долго не пришлось. Оба - Ян и Наката - поднялись разом с колен.

- Нужны носилки, - сказал один.

- Сам не пойдёт, - согласился второй.

- Вилли, - это уже Ян гному. - Сруби пару слег покрепче, да ещё две покороче - на перекладины. Веток наруби… Да скорее ты, его на прам надо срочно!

- Всё Вилли, да Вилли, - проворчал Простак, недовольно насупившись. - Иду уже. Сейчас сделаю.

Последние слова он произнес уже в спины товарищей, которые, не слушая больше его бурчания, вновь склонились над раненым.

Сегодня Вилли почему-то особенно остро реагировал на понукания товарищей. В обычные дни ему все эти шуточки с подковырочками, все их занудные указания были как с гуся вода…

Но навряд даже Ян или Наката смогли бы назвать сегодняшний день обычным.

Он так классно провёл бой! Выстрелы его мортиры были точны, а бомбы сеяли смерть среди орков… И никто, ни один гном или человек, этого словно и не заметил. Но, лишь стоило найтись новому делу, как всегда грязному и трудному, и он тут же оказался в числе помыкаемых.

Неужто Наката сам не может нарубить слег для носилок? Или тот же Ян не смог бы залезть в кустарник погуще за прочными и гибкими ветками, которые не проломятся и не порвутся даже под пятью пудами порубежника?

Чувство смутной обиды, которую не выразить словами, но которая ощущается не менее явно, чем несправедливый упрек или брошенная в лицо лживая сплетня, притупило его бдительность. Занятый самокопанием, гном реже смотрел по сторонам. Да и делал это не так внимательно, как прежде.

Впрочем, дело своё Вилли знал хорошо. Удобно расположившись на сухом корне, он сильными и точными ударами секиры обрубал побеги ползучего бегунника - лучший материал для плетёнки! - удивительно прочные и гибкие. Только вот требовалось их нарубить хотя бы десять дюжин. И времени это должно было занять преизрядно.

И что бы Яну не придумать другого способа переноски?

Мысль о том, что порубежника можно просто бросить, Вилли даже в голову не пришла. Он о таком и не думал вовсе.

- Вилли! - донеслось меж тем снизу. - Вилли, поторапливайся! Тут наш друг что-то больно плох стал!

Вилли легко вскочил на ноги, между делом выругавшись, подхватил пучок бегунника в одну руку, слеги - в другую…, и застыл столбом, увидев всего в нескольких шагах от себя, орка! Вернее, орчонка - совсем ещё юного, чуть менее свирепого и опасного, чем остальные его соплеменники. Впрочем, если гному от этого и было легче, то ненамного, ибо в руках у молодого орка был тяжёлый охотничий арбалет, в желобке которого тускло отсвечивала самоковной железной головкой футовая стрела. Такой, конечно, не пробить нагрудник, но, если в живот, можно и попытаться. Мало не покажется в любом случае! А что там ещё у орка припасено - бог весть.

- Ты положи лучше, - оскалив жёлтые, прокуренные зубы, посоветовал Вилли, злясь на собственную недавнюю беспечность. - Слышь, буромордый?…

Тот, конечно, услышал, но вряд ли понял. Из орков считанные единицы понимали всеобщий таронский, а изъясниться могли - и того меньше. Кое-какие слова, впрочем, понимали и могли произнести почти все - ну, там, матерные да те, без которых с пленными не изъясниться. Людям, гномам, эльфам и другим народам от этого только легче. Убивать языком владеющих куда как труднее, чем безъязыких!

- Ну что пялишься?! - решился вдруг Вилли, бросая орку связки под ноги, - Бери, давай! Поживёшь пока что.

Орк ещё колебался. Но тут снизу донеслись звуки шагов. Кто-то приближался - открыто, не таясь. Уверенный в своей силе и своем праве взять чужую незнакомую жизнь.

Арбалет был отброшен, как ядовитая змея.

Орков и раньше брали в плен, но редко. Никто с ними не церемонился. Жизнь, там, или ещё что не менее ценное, не обещал. Случалось и похуже - сразу после короткого и мало что дающего допроса, с живого еще орка сдирали шкуру. Кто-то кривился от такой жестокости, считал её излишней…

Дилетант! Содранная с живого, ещё тёплого и влажного мяса, шкура орка оценена будет вдвое выше обычной.

Другое дело, что с этого сморчка и взять, в общем, было нечего - ни шкуры, ни клыков, ни когтей. Низкоросл - и это на фоне невысоких, в общей массе, коричневых орков, шкура какая-то замшелая, словно у старика. И только лицо - молодое, детское лицо.

Опять же, так мог бы решить дилетант, тропы ни разу не нюхавший. Каждый же, кто хотя бы раз побывал в походе, знал, что орки никогда не выпускают на тропу детей и юнцов. Вернее, лишь один раз - когда тем пришла пора повзрослеть и взять в руки ятаган. Стало быть, этому - не меньше семи полных лет - именно в таком возрасте орки достигают зрелости. Отсюда следовал простой и неизбежный вывод - церемониться с этим орком, как с младенцем или там ребёнком, никто не будет.

Что с того, что это его первый поход? Вон, у Чёрного Рока он всего лишь третий. Тех же пассажиров взять - плаванье шестьдесят миль вверх по реке и походом не назовешь, прогулкой разве только! И никто не струсил в бою, не побежал и не растерялся. А уж в плен сдаться не помыслил бы ни один!

Да и первый ли это поход? Ведь, случается, между ними и перерыв-то - день, другой, - не больше.

Допрашивать орка собрались на палубе за блокгаузом - традиционно здесь было едва ли не самое грязное место на корабле. Сегодня же и без того грязным бревнам предстояло стать ещё грязнее.

- Спроси, откуда он пришёл, - кивнув на орка, велел Ян Ворчуну. - И давай без сантиментов…, но и без жестокости. Он, конечно, враг и все такое… Ну, ты понял…

- Да понял я, понял, - проворчал Строри, оправдывая свое прозвище.

Чего уж тут непонятного? Двое пассажиров, людей к быту Тропы непривычных, серьезно сковывали их действия. Мало того, что многие трапперские секреты вовсе не для посторонних глаз, так ещё и слабонервными могут оказаться. Как люди к действу неподготовленные.

То, что у орков не слишком много уязвимых и болезненных мест, и именно по этой причине надо - и никак иначе! - начинать сразу с яиц, объяснять им было бесполезно, да и долго. Придётся с яйцами обождать и воспользоваться другими способами - чуть менее экзотическими и - увы! - менее действенными.