— Даже в его отсутствие ко мне никто не лезет. Боятся, ведь ему достаточно моего слова-доноса… И он найдет повод, как более изощренно прикончить подчиненного.

***

Выстрелы все ближе стрекотали в чаще, становилось по-настоящему жутко. Неужели пиратов кто-то смог победить? Неужели они отступают? Неужели Ваас мог сдаться?

Салли упрямо не хотела в это верить, стоило только представить его решительное злое лицо. Да, вот он, ее мучитель, тот, кто отравлял ее жизнь с момента попадания на остров, однако ни он, ни Бенджамин не знали о ее жизни до попадания в этот ад. Она не рассказывала, потому что одному не было до этого дела, а другой не спрашивал. Ваас не доставал ее вопросами, они словно не существовали друг для друга как личности, вернее, она для него, а он для нее… Она боялась его, но когда он выбежал за дверь, натягивая торопливо бронежилет, Салли ощутила, как холод прошелся по ее телу плетьми тянувшей у сердца тоски и беспокойства.

Бен же своей гонкой на гидроцикле доказал, что не принадлежит к той странной касте интеллигентов-белоручек, которые слабы, как породистые кошки. Однако когда началась перестрелка, он остался сидеть здесь, рядом, в штабе, словно беспомощная пленница, и задавал бессмысленные вопросы.

Что он хотел узнать об отношениях Салли и Вааса? С какой целью? Девушка не понимала, ей хотелось верить, что доктор желает ей добра, к тому же он один из немногих не боялся гнева главаря и смел говорить с “личной вещью”. От смелости или от незнания?

Где-то резким треском бухнул взрыв гранаты, Салли сжалась, закрыв уши:

— Ай! Уже по нам?!

Девочка впилась взглядом во встревоженное лицо Бена, который выглянул из штаба, рассматривая ночную непроглядную тьму, в которой только траурными лентами вились длинные листья деревьев.

— Нет! Вроде еще там, — выдохнул Бен, с которого слетели остатки сонливости.

— Там… — протянула Салли. Ей так не хотелось признаваться себе, что она переживает за этого монстра, за ее личный кошмар. Но Ваас — это Ваас, конечно, он мог убить, мог творить все, что пожелает.

Вот когда он днем снова бросил ее на грязный матрац, о ее согласии речи как всегда не шло. Но в этот раз получилось как-то лучше, чем тогда, на грязном столе. Правда, в порыве страсти главарь прокусил левый сосок “вещи”, но это не шло в сравнение с болью от пыток и неплохо заводило, так что вдоль живота и позвоночника прошла покалывающая дрожь, обострившая ощущения… А еще он потрясающе целовал ее шею, впиваясь в кожу губами и зубами, точно вампир. Какой толк сопротивляться и заставлять свое тело молчать, если априори произойдет то, что хотел главарь? Лучше сделать вид, что изначально была согласна, так даже все остались, в целом, довольны.

Может, зря Салли избрала такой взгляд на происходящее: если бы ненавидела всей душой, то не ждала бы исступленно его возвращения, когда где-то совсем близко снова ухнул взрыв.

Страшно! И эта неподвижная ночь, не позволявшая рассмотреть опасность, что чудилась ныне в каждой тени. Раньше противостояние шло где-то на острове, но в стороне, будто не касаясь ее, а теперь обожгло своим приближением, опалило, как костер крылья мотылька.

Нет, Ваас — это Ваас, а ракьят — это какие-то неведомые дикари, которые убивали пиратов. Да, они были в своем праве, но Салли переживала за себя, ей не хотелось становиться жертвой случайного осколка, шальной пули. Не сегодня, не в тот день, когда даже Ваас не причинил ей особых страданий, даже наоборот… Бен всего этого не ведал, но по нему было видно, что он жалеет девушку, ее добрый доктор. Такой тихий, но, как оказалось, смелый. Совсем другой, нежели Ваас. Но сумел бы доктор ее теперь уберечь от атаки ракьят? Она просила защиты, потому что сама не владела никаким оружием, не обладала достаточной силой, чтобы обороняться. Но Бен сидел в штабе, нервно сцепив руки с видом человека, который не имеет никакого запасного плана на случай взятия аванпоста.

Салли представила, что может стать “женой” дикаря, и ей сделалось противно от одной только мысли об этом, потому что ракьят ничего не знали и не понимали, они были под властью жрицы их древнего культа — некой Цитры, а Ваас знал и оценивал. В этом девушка не сомневалась, много разных вещей он рассказывал. Нет, лучше быть с ним, потому что тень его величия могла хоть как-то оградить ее, а его беспощадность отгораживала от жестокости со стороны всех остальных. Являлось ли все это самоутешением? Конечно…

— Вроде стихло! — прислушивался Бен.

И правда — из звуков остался только легкий свист перегоравшей лампочки, да бесконечное жужжание мух, которые норовили полакомиться кровью и подгнивавшими фруктами, миску с которыми раскидали при вести о нападении. Салли только заметила это, решила, что лучше не оставлять беспорядок до возвращения Вааса. Ведь он вернется, обязательно! И все будет по-прежнему. Ужасно, но хотя бы без этой невозможной неопределенности.

Девушка встала, медленно начала подбирать бананы, но руки и ноги стали словно деревянными, а в голове крутились нестройной пленкой воспоминания прошедшего дня. И то, как пальцы мучителя совсем не больно перебирали ее волосы, хотя любой бы счел унизительным это снисхождение. И Бена, который несся среди рифов и акул… Ради кого? Может, ради нее? Или доказывая что-то себе? Бен казался почти неземным, таким далеким, отстраненным со своими тяжелыми веками, гордым носом с горбинкой, копной черных кудрей, длинными, почти аристократическими, кистями рук, через кожу которых виднелись зеленоватые вены. Салли, застыв с миской в руках, невольно залюбовалась, но ее сокрушал тон доктора. За что он так ласково с ней? Ведь она не заслужила, ничего не сделала ему хорошего, одни неопрятности приносила. Девушка с горькой иронией подумала: “На мне пробу ставить негде: по всему телу клеймо. Жалости одних, отвращения других”.

— Вроде возвращаются, — прислушалась Салли, ей почудился гул машин, что пылили по грунтовой дороге, переваливаясь через ямы.

— Ты ждешь его, что ли? — в голосе доктора прозвучала почти досада.

Неужели он ревновал? Салли не хотелось казаться перед ним совершенно сломанной рабыней, болванкой для удовлетворения похоти. Нет, она являлась человеком, и хотела доказать это хотя бы доктору, просто ее собственная личность обычно лежала где-то на дальних закоулках сознания, особенно, когда прибывал Ваас, потому что он поглощал волю, разум, саму мысль о сопротивлении. Бен оказался иным, хотелось казаться перед ним более сильной, поэтому Салли почти приободряющее отозвалась с некоторой гордостью, хотя со стороны это все равно выглядело как робкое бормотание себе под нос:

— Мне повезло, что я не мужчина, а Ваас — не гей, — затем Салли вспомнила кое-что, еще одну страшную историю острова. — А то у одного киллера из Бедтауна рабы-мужчины долго не живут. Ему ума не хватает, наверное. Или деньги некуда девать, хотя сам на развалюхе приезжает. И новых покупает.

— Ты говоришь “повезло”? — бросил на девушку полный недоумения взгляд Бен.

Повисла неловкая пауза, посреди которой снова донесся звук выстрелов, уже дальше, доложенный случайным ветром, и гул работавших двигателей тоже почудился. Все еще никто не возвращался. Странное это чувство… Ждать возвращения тех, кто ненавистен, но не настолько, насколько то неведомое племя.

— А что, сесть посреди улицы и зареветь в три ручья? — зло бросила девушка, нахмурившись из-за развалившегося диалога. — Если бы слезы что-то изменили! — поставила миску обратно на стол возле “трона”, исподлобья сверля внимательными глазами собеседника, почти наставнически продолжая. — Так что и тебе повезло. Давай лучше называть это так.

Снова гнетущая тишина, долгая настолько, что неважны показания стрелок часов — сердце свое время отмеряет. Ночь тянулась и тянулась, черная, как вдова, одинокая и бесприютная, как сирота. Только о берег плескались волны в вечном повторении одного и того же бессмысленного действия, о чем так часто говорил Ваас, называя это безумием.

Салли снова взяла в руки миску, прошлась по периметру штаба, как зверь в клетке. Бен сидел неподвижно на своем месте, только дышал глубоко и шумно, явно тоже заставляя себя гасить стресс. Салли не могла больше говорить, только нервно переминалась с ноги на ногу, хватаясь за желудок, который сводил адреналин, да еще голову сдавливал невидимый обруч.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: