— Ваас рассказывает, — охотно раскрыла секрет своих сведений собеседница. — Это он много знает, а я обрывками слушаю, — почти с восхищенным мечтательным блеском в глазах продолжая. — Знаешь, сколько он всего понимает? А его считают долбанутым на голову.

Бенджамин не желал слушать о том, какими умственными способностями обладает его главный враг, который уже скрылся из поля зрения, проводив наемников в штаб аванпоста. Снова загудел генератор, видимо, включили оборудование, планировалось нападением на ракьят, расширение влияния пиратов вплоть до полного уничтожения племени. Бен только про себя отметил, что через несколько дней у него прибавится работы, значит, он сумеет убежать от вечно выжигавшего изнутри сознания своего предательства. Но он решил сменить тему разговора, наугад махнув ненавязчиво рукой в сторону первого попавшегося пирата, толстоватого по здешним меркам мужчины с квадратным подбородком:

— Ну, а этот дюжий парень что тут забыл?

— А, ну это Билл, — без интереса слегка скривилась Салли. — Не знаю откуда, но и правда отморозок: убил свою тещу гантелей, ну, а дальше подался в бега. Так что… У Вааса наемников профессиональных немного, — Салли облизнула губы, вытаскивая из воды красные кисти рук. — По большей части в группах, контролирующих высоты. Знаю вот командира отряда снайперов Алвина, — девушки поежилась. — Он страшный человек, это правда. Не знаю, почему из Швеции сюда поехал. Да, а на аванпостах все, кто автомат научился держать. Вчера еще какой-то прибыл, называет себя Кость, вроде как есть такое русское имя Костян…

— Это Константин, — поправил ее Бенджамин, который родился и провел свое детство в России, а к какой стране принадлежал душой — так и не ведал.

— Тебе виднее, — кивнула Салли, голос ее вновь беспричинно стал выше и тоньше, как у маленькой девочки, а речь менее плавной. — Короче, Кость тоже ничего, вроде покатился три года назад, когда украл какую-то ***, пока ниче такой, только дерганный. Ну, как все. Кстати, Хойт сам из ЮАР. И его отец бил в свое время в детстве, — девушка оглянулась опасливо и пригрозила Бену пальцем. — Только ты это никому… Он не рассказывает. Врет свою биографию, будто он такой аристократ.

— А ты откуда знаешь тогда? — удивился происхождению их ужасающего босса доктор.

— Ваас много чего знает… — пожала плечами Салли, снимая с себя ответственность за сказанное. — Только не говорит Хойту, что знает, ведь умеет, когда надо, хитро промолчать, — но вновь она заговорщически прошептала: — Ты тоже больше молчи. Всегда молчи перед теми, кто сильнее.

***

Салли разговаривала с Бенджамином, отвлекаясь от дикой боли в руках. Вода обжигала трещины на пальцах, словно кипяток.

День ото дня приходилось обстирывать весь аванпост, а грязных вещей находилось много. Три другие рабыни занимались тем же, но они вели себя подчеркнуто холодно с “личной вещью”, не считая нужным даже разговаривать с ней. Кажется, им казалось, что с ней жизнь обошлась лучше, чем с ними. Впрочем, друг с другом говорили только двое, третья была украдена у ракьят и твердила, что за ней однажды придут воины, что ее спасут, а если жрица решит, что позор можно смыть только кровью, то рабыня была готова и на смерть, но только после решения их духовного лидера.

Салли казалось, что ракьят — это не племя, а какая-то секта, уж очень странно вела себя та девушка, о которой она тоже кое-что знала. Откуда-то знала почти обо всех, наверное, от природы память была хорошая, а применить ее для получения знаний не удалось, и мозг, работая вхолостую, складировал случайные факты про незнакомых людей, многие из которых представляли для нее опасность. Например, тот же Хал или Кость, который пару раз пытался к ней подкатить, но ему втолковали, что именно к этой не стоит, есть три другие. Видимо, за это “три другие” ненавидели Салли, зато их не пытали, у них на теле не оставались шрамы от прикосновений клемм аккумулятора. По зубам могли дать спьяну, они и сами пили и покуривали марихуану, когда им давали, зато не подвешивали вниз головой.

И все-таки Салли им не завидовала, хотя она и принадлежала главному подонку всего северного острова, но ключевое слово — главному. Наверное, отвратительно сознавать все это, но она не пыталась забыться, кое-как приспосабливаясь. Она храбрилась, когда указывала Бену на пиратов, даже делала вид, что посмеивается над ними, хотя на самом деле страшно боялась, что однажды она может наскучить Ваасу, и он отдаст ее обитателям аванпоста. Но все-таки она не делила род человеческий, как добрый умный доктор, на людей и быдло:

“Да, лучше не попадаться им, они и правда выродки. И я тоже… Все верно, именно выродки — родились не там и не теми. А у тебя, Бен, что, великая миссия здесь, раз ты так легко судишь людей?”.

Комментарий к 7. О людях и не-людях

Судя по опросу в группе, новую главу все-таки ждали. Есть что сказать?

У меня там дальше кое-какое действие намечается, но не боевик.

Примерный перевод эпиграфа:

Мы родом из мира забвения и кошмарных снов.

Со мной всё, что мне нужно, я вооружен до зубов.

Я не просто ужасен, я соткан из зла.

========== 8. Акулий фильм ==========

Tu voudrais

D’un autre monde

Je te sens

La proie d’une ombre

Illusoire, il faut me croire.

© Mylene Farmer «Il N’y a Pas D’ailleurs»

Ночь падала неверной красой, как созвездия в глаза умерших, что сквозь времена углядели грядущие дни. Но смолчали живым, чтоб не нарушить обет, данный смертью перед жизнью. А в мире подлунном уныло качались петли на пальмах волей ветра, как маятник страшный. И чьи-то следы с песка слизывало море жадной ладонью, обрекая на забвенье. Если кто-то из обитателей аванпоста вообще существовал, заслужил жизнь…

День ото дня повторялось одно и то же: люди проходили мимо, словно тени. И только звезды метались по небосводу, стекая годовым кругом сочленений далеких миров.

Бен ощущал себя не злым, но озлобленным, пропитавшимся нарушением клятвы. Он желал, чтобы в рядах Вааса при грядущем нападении на ракьят случилось как можно больше жертв, не подлежавших лечению. Пусть гниют на палящем солнце, пусть крокодилы разрывают тухлые оболочки, выедая трубки потрохов.

Рассказы Салли не убедили Бена, что вокруг него вроде как просто сильно заплутавшие души. Ему все казалось, что каждый может изменить все, не сорваться в пропасть, просто не желает, но потом он ловил себя на мысли, что сам-то ничего не делает. И тут же оправдывал: он — это другая история, он не по своей воле попал в банду, да еще он решил заботиться о Салли, насколько позволяли ситуации. Только самому себе не верил «добрый доктор». Душа разучилась плакать и стенать, только выла немного ветром зимним меж проводов — а иначе нельзя, а иначе совсем отцветет, да останется садовый зеленый мак-колотушка, долговязый и бесполезный, как и весь образ Гипа, шелестевший меж пальмовых листьев. Меж прожаренных рыбьих тушек с оторванной чешуей, без плавников (стесали, чтоб нечем уплыть им, безногим, из ада костра).

И глаза их лопались от жара, наливались белыми бусинами в мутной пленке. То, что смотрело и направляло, делалось только полым пузырьком, который за ужином через гнилые зубы пиратов выплевывался вместе с перемолотыми костями. Ваас же приказывал доставать ему мясо, раз уж пришлось задержаться «его светлости» на аванпосте в преддверии стремительной атаки на запад. Кажется, они вознамерились взять храм Цитры, то есть обезглавить племя, уничтожив духовного лидера. Но так Бен понял, опираясь на слухи и обрывки разговоров пиратов, истинный план главаря оставался весьма туманным и зловещим. Однозначно: снова пролить чью-то кровь, напрасно или ненапрасно — немного другой вопрос. Бен даже не мог сказать точное направление, потому что к картам острова его не подпускали особо, как и к любым средствам связи.

От всей этой безысходности хотелось накуриться, тем более в лагере всегда витал конопляный дурманный дым, особенно по вечерам: спали обычно немного, подзаряжались как раз наркотиками. Сначала Бена даже пугало, какие у всех жутко красные глаза, точно у злобных ящеров-драконов из легенд, потом привык, заставляя себя не срываться до употребления запрещенных веществ, хотя давно пора было, наверное. Что еще делать, когда нет возврата назад, а впереди только жадные жвала созданий из темной бездны? Закурить и забыться, похоронить свою человечность, как сделал Ваас, не различать добра и зла, как поступала Салли. Но память пробуждала совесть, как волна песок разравнивала, уносила и приносила видения новые, мешая и накладывая на старые, точно пленки истертые, которые уж и на острове не использовались. Кассеты уходили в прошлое.