Ваас, кажется, любил посмотреть кино, не особо различая жанры, но нередко он притаскивал откуда-то новые диски, поражая обитателей аванпоста, часть из которых такие чудеса прогресса видела достаточно редко, развевая вечную атмосферу повторения бессмысленных действий. Нередко посреди фильма, как и было в последний раз, пираты, казалось бы, без причины куда-то срывались небольшим отрядом, потом возвращались то с добычей, то с боеприпасами, иногда в чужой крови и, словно не прерываясь, продолжали просмотр, сопровождая действия героев живейшим обсуждением.
Гип не мог дать точную характеристику этим людям. Все известные ему слова вроде «дикий» или «скудоумный», разбивались о стену абсолютно непонятного культурного контекста, точно световые лучи проектора о грязную простынь, на которую переносились в потускневших красках картины из известных фильмов. Но чудились совершенно чуждыми, уродливыми в своем искажении.
Уже дня три Ваас не покидал аванпост, и каждый вечер-ночь удостаивал свободных от караулов пиратов «премии» в виде фильма, Салли больше не пускал с того раза, когда она сидела покорной рабыней у трона, который на время пребывания главного так и остался в штабе.
Пираты на аванпосте вечером, обычно в кругу из одних мужчин, в небольшой постройке курили марихуану, играли в карты, а теперь добыли проектор и, натянув порванную простыню, смотрели фильмы.
— Гляди! Че это? — восторженно восклицал филиппинец, рассматривая вдруг появившийся на экране портрет галактик и космоса, который прорезал некий летательный аппарат внушительных размеров. — Вот это громадина!
— Ого, «Звездные войны»! — узнал вдруг Кость, глупо захихикав, точно совершил невероятное открытие. Он, кстати, еще не успел понять, что в присутствии главаря лучше вести себя потише, отчего ему прочили недолгую жизнь. Впрочем, каждого из них могли запросто убить при нападении местных, да и наемники Хойта не истребляли непрофессиональное отрепье только потому, что Ваас обладал якобы абсолютной властью на северном острове, вернее, потому что босс позволил.
Недозволительным казался и голос, и морок, и хлад, и зной, когда сильные мира титанами поворачивались, точно ковыряя ножом в свежей ране, отчего исходила ночь на нет, отчего только и наставало утро, истекала краской алой розы покрашенной заря, сонные мысли в головах перебирая, в двух шагах от неба, только далеко от рая. Но темнота мотала минуты «Звездных войн» под переговоры завороженных спецэффектами пиратов.
Салли, не имея возможности попасть внутрь постройки, с беспокойным повизгиванием маленькой собачки, подпрыгивая, вертелась возле щели в стене, подглядывая за фильмом, там ее увидел Бен, бродивший бесцельно возле воды.
— Ого, смотри, смотри! Этот Император — ну вылитый Хойт! И тут темная сторона Силы! — неугомонно начала рассказывать девушка, подскочив к Бену, едва переводя дыхание от экзальтированного восторга. — Я в детстве смотрела, но тут… Как давно я кино нормального не видела!
— А кто тогда Дарт Вейдер? — чуть снисходительно улыбнулся Бен, надеясь так поддержать беседу, не воспринимая всерьез параллели.
Салли задумалась и нахмурилась, будто речь шла о чем-то невероятно серьезном:
— Получается, что Ваас… Нет, ну, а что? Он предал свое племя. И стал служить Хойту. Чем не Император и Вейдер?
Девушка выдала один из секретов главаря настолько непринужденно и безоценочно, что собеседник даже смутился, не зная, как реагировать на тот факт, что Ваас… тоже предатель, что, впрочем, ощущалось при каждом упоминании племени, когда горькая ненависть буквально ураганным шквалом накрывала его.
— Он вроде как испанец, нет? — неуверенно пробормотал Бен, то ли пытаясь перевести разговор в другое русло, то ли не понимая, что могло быть общего у этого смуглого, похожего на турка, человека с неразвитыми полинезийцами.
Но Салли и это каким-то образом разузнала:
— Нет, то есть, да, испанец вроде, с этим туманно, а вот что точно… Он раньше с ракьят жил, долго. А их жрицу, Цитру, почему-то сестрой даже звал. Я не знаю, он не любит об этом рассказывать, будто неприятное что-то… Может, она его сестра и правда, — но Салли помедлила, как ни в чем не бывало продолжая: - А, может, любовница. Или и то, и другое, — девушка вздохнула, словно виня косвенно в своих бедствиях жрицу племени. — Будто все из-за этой женщины.
— Что все? — запнулся Бен, хлопая глазами разбуженным в полдень филином.
— Его жестокость, — Салли глянула сквозь щель в стене на Вааса, который восседал на троне и громко срывался бранной тирадой, видимо, как всегда, без причины то ли на Костя, то ли на Чена. — Его… безумие.
— Да с чего бы… — фыркнул скептически доктор, подогнав все под рациональные рамки, не желая даже немного понимать, что привело Вааса к такому звериному подобию человека. — Наверное, на наркоту подсел, да так и сбежал к Хойту.
— Ты так просто все объясняешь, — невесело улыбнулась девушка, в свете прожектора блеснули золотыми бликами ее глаза. — Да… Достаточно малого, чтобы подсесть, ну, а кто знает, с чего подсел… — она продолжала небрежно, как будто дурочка — показывала свою крутость. — Я вот почему теперь тоже курю, когда дают? Вроде выкурил немного, и все — забываешь. Все забываешь…
***
Бенджамин все улыбался, чем-то похожий на ту добрую дворнягу, с которой Салли довелось встретить однажды в детстве Рождество — такой же извиняющийся взгляд и даже так же услужливо приподнятые края губ. Только собака не смотрела со снисходительностью, в отличие от доктора.
Он, наверное, думал, будто Салли так приятно говорить о том, что она постепенно становится такой же наркоманкой, как все пираты. К счастью, на таких, как она, товар тратили редко, иногда перепадало «с барского плеча» от самого главаря, когда он вспоминал о личной вещи.
А остальные обитатели аванпоста хорошо, если еду не отнимали: домогаться или избивать ее боялись, а вот объявлять бойкот или иначе издеваться считали своим долгом. По этой причине девушка и была удивлена внезапному расположению к ней со стороны доктора и цеплялась за короткие минуты общения с ним, как утопающий за соломинку. Быть изгоем не по своей воле — это ее удел, она давно поняла, с детства, с самой игровой площадки, хотя она плохо помнила первые годы своей жизни. Память хотелось совсем утопить, стереть, поэтому и не отказывалась от наркотиков, но зависимость пока не проявлялась. И не говорила Бену, что желает забыть, чтобы не слышал он голос вопиющей отравленной озлобленности:
«Забыть… Эту тварь, которая звалась отцом! Эту жизнь, всю, от начала до конца. Лучше стать куклой и плыть по течению, быть тенью Вааса, чем дрожать от злобы при каждом воспоминании и этой бесконечной зависти перед теми, у кого все хорошо, тем, кого не бросали, не били, не продавали! Почему им повезло, а мне нет? Почему? Что в них лучше? Две головы? Четыре руки? Особая метка на лбу? Чего нет у меня, что есть у них? Почему они надежные, а я проблемная всегда была?»
***
Вскоре Бенджамин оставил Салли за ее неплодотворным и не совсем безопасным занятием по подглядыванию за фильмом. Из постройки доносилась музыка, знаменитая мелодия, лживая и приевшаяся своим пафосом. Всегда герой обладает какой-то силой, «джедай», избранный, а Гип хотел бы помочь всего одному существу, но не находилось даже примерных идей, как это осуществить. Выходит, жизнь делит людей на «главных героев» и «массовку»?
Быть может, по этой причине Бен кино не смотрел, или считал, что это ниже его достоинства, не хотел находиться в одном помещении с этим сбродом, зная, что такие же проигрыватели использовались при трансляции видео с казнями, пытками и пленниками.
Видео снимали на недешевой аппаратуре, Ваас ловил от этого кайф. Потом нередко сливали в Интернет, когда речь шла о казнях. Когда о пленниках — посылали родственникам с требованиями выкупа, только никто не возвращался с острова домой — пираты получали деньги, а потом продавали дальше в рабство. Любой фильм с некоторых пор отдавал для Бена тленом всей этой боли, а в джунглях, даже в свежих бутонах, чудился запах гнили, как от гноящейся раны или старого бинта, горелого мяса…