«Не смей трогать Салли!» — глухо прорычал Бен, сгорая от гнева, но с места не сдвинулся.

Комментарий к 12. Калейдоскоп событий

Вот такая глава, где появляются мельком герои из игры. Вернее, показаны их действия. И побег главного героя, и убийство его брата, и продажа его друга. Но главные персонажи в этом фф, конечно, другие. Надеюсь, для разочаровавшихся Бен смог как-то оправдаться в этой главе. Еще Нору хотелось чуть лучше раскрыть.

Понимаю, что глава большая. Но автор решил, что будет 20 глав, значит, будет ровно 20.

Перевод эпиграфа:

Падаю в бездну,

Проскальзываю сквозь трещины,

Проваливаюсь в глубины… Вернусь ли я когда-нибудь?

Не молчите, ценю всех читателей, радуюсь любым отзывам. Всем удачи!

P.S. В следующей будет экшен и NC.

========== 13. Отвращение и восхищение ==========

I’ll follow you, wherever life goes,

But I’ll always be aside

In the shadow, in the light.

© Enigma «In the Shadow, in the Light»

Яркая тропическая бабочка неосторожно села на запыленный мелкий цветок, где ее и настигла рука бесцельного естествоведа. Салли схватила насекомое за изрядные резные крылья. Яркая! Переливающаяся! Свободная! Девушка восторженно рассматривала короткоживущее создание, смиренно сложившееся высушенным листом, какие обычно закрепляют в гербариях, предварительно расплющивая и распрямляя между страниц тяжелой книги. Но в этом экспонате теплилась жизнь, испуганно шевелились черные тростинки-лапки с цепкими ворсинками.

Девочка держала бабочку за крылья, сидя возле скелета недостроенной лодки. Она рассматривала добычу и тихо ненавидела весь свет, изредка дотрагиваясь до синяка на скуле, оставленного рабыней-ракьят еще утром. Ни за что. Просто так. От беспричинной зависти, будто она так жаждала, чтобы ее пытали по прихоти безумца. Хотя верно говорят, что психи не могут управлять людьми, а вот садистам нередко достаются бразды правления, и никто не защитит от них. Никто.

Уехали утром все, включая Нору. Та доказала, что может неплохо помогать Бену. Но ее обещали вернуть через пару дней. Ваас тоже укатил, не уточняя, куда и зачем. Если уж Гипа с собой потащили, значит, где-то далеко творилось что-то нехорошее. Полевой хирург при спокойной жизни не мог понадобиться. Отправились на запад в объезд горной гряды. А дальше — неизвестно. И лучше не думать. Оставили только нескольких раненых, думали, что делать с тем пиратом, который стал одноногим. Он не хотел умирать и пытался доказать, что сгодится на что-то, что может быть снайпером и схожий бред. Половину врал, конечно. Но что не скажет человек, который хочет жить? Даже если это вовсе не жизнь, а бессмысленная мука.

Бабочка в руке то замирала, то испуганно перебирала лапками, с ее крыльев осыпалась пыльца — Салли ненавидела даже это создание. Внезапно в ней пробудилось нечто, что хранилось за гранью сознания, «черный фрегат» с алой грудью, которая приобрела свой цвет, потому что в сердце у птицы торчал острый нож, и оно бессильно кровоточило. Но капли вязкой влаги обращались в яд. Девушка осклабилась, глядя на насекомое, жалкое и податливое. Вот над кем была ее власть!

Цепкие костлявые пальцы схватили яркие крылья и медленно, с наслаждением изверга, оторвали их от тонкого тела, смяв и искрошив папиросной бумагой. Вся красота осыпалась витражной пыльцой: вместо яркого зрелища оставался жалкий черный червяк с усиками и тонкой талией. Теперь девушка упивалась их сходством, отпуская обескрыленное творение природы, позволяя ему измученно ползти в пыли. Салли, сама не замечая когда, заплакала, тихо прерывисто вздыхая, глотая горечь, всматриваясь в причинение ущерба живому существу. Как же они были похожи! Они могли бы быть красивыми, нежными, будто сладостная греза. Но что же вместо того?! Подрубленные, обреченные, бессмысленно ползущие без цели и надежды.

Девушка подвинула ногу и медленно раздавила то, что осталось от бабочки, этого несчастного незаметного уродца. Без крыльев бабочка становится мерзким червяком. В кулаке все еще сжимались и едва слышно потрескивали остатки крыльев. Салли утирала слезы, размазывая по щекам остатки душистой пыльцы. Она причинила боль, она изувечила, чтобы кто-то стал похожим на нее, чтобы понял, каково это — жить, но ни для кого не существовать. Влачащие своей путь с ножом в груди или спине неосознанно желают умножать свои ряды от вечного выедающего их одиночества и непонимания. И неважно, что от этого не легче, и неважно, что зависть более счастливым не исчезает.

Черный фрегат в душе девушки уже давно понимал Вааса, разгадал, что ему нравится причинять страдания, словно получил удар под ребра. Клинок не вытащили, рубец не образовывался, он гноился и отравлял яростным непониманием каждый день, каждый час, каждую минуту. Никто не видел этот меч, никто не догадывался, да и не пытался. Неспроста Ваас так отчаянно искал слушателей своего бреда, будто пытался что-то донести и доказать себе, но каждый раз его встречал обрыв вместо ответа. Как ни странно, монстр Салли не показывался в присутствии главаря, и от понимания возможных мотивов Вааса безобидная девушка меньше не страдала. Ваас же всегда был неизменным, агрессивным, непредсказуемым, порой отвратительным, а порой даже притягательным. Салли с удивлением поймала себя на этой мысли и невольно облизнула губы. Робкие зачатки приятных воспоминаний почти сразу заглушила волна страха. Нет, пытки — это невыносимо! И ничем не компенсируется, не оправдывается. Хорошо же быть мазохистской, впрочем, в таких унизительных играх чаще всего участвуют добровольно.

Впрочем, Ваас… был Ваасом, а не теми, кто бродили голодными псом вокруг нее. Девушка поглядывала на охрану аванпоста. Она опасалась встретиться с ней взглядом, чтобы не напороться на очередную пошлость, скабрезную шуточку или грязное оскорбление.

Хал перекинулся с Ченом парой словечек, неоднозначно глядя в сторону примостившейся у лодки рабыни. Она озлобленно подумала: «Шлюха! Вот кто я для них. И для большинства. Интересно, а там, далеко, меня так же стали бы обзывать? Ну, конечно, я же типичная шлюха. И неважно, что у меня всего один мужчина, а сколько они любовников меняют в своей жизни — это не суть, они же добровольно, они же продвинутых взглядов». Девушка саркастично поморщилась, невольно задумываясь, что вообще лучше. Расклад-то в любом случае отвратительный. Но все-таки лучше терпеть пытки Вааса, чем участвовать в оргиях с остальными, потому что главарь не всегда делал больно, иногда рассказывал интересные вещи (не к ней, конечно, обращаясь), иногда разрешал смотреть с ним кино, иногда перепадали вещи проданных рабынь. А этот сброд всегда одинаковый, жалкий, подневольный, озверевший.

Тогда иная волна страха окатывала холодным прибоем: когда вернется? Вернется ли? Куда поехал? Опасно ли там? А шальные пули не ведают, кто главарь, а кто рядовой. Страх исключительно за себя с течением времени перерастал в тревогу за него. Она надеялась, что в этот раз он приедет не для того, чтобы истязать, потому что он занимался этим от скуки, когда не находилось других дел, когда не попадались пленники. По наблюдениям Салли, мужчин пытать ему нравилось больше, видимо, потому что они дольше держались, он еще нередко удивлялся, что кто-то помер в прямом эфире. Чего он ожидал-то? Когда тяжелыми наркотиками накачивался, то иногда странные «заскоки» происходили. Ему весь мир казался подвластным, он ненормально радовался, улыбался, а новые смерти не осознавались вообще, ему, наверное, чудилось, что пленники получают такой же кайф, как он. Или нет, или он все понимал, потому что после взрывов дикого веселья на него накатывала невыносимая ненависть, он материл и ругал — не без оснований — весь свет: пиратов, босса, Цитру, исходя желчью слов, ломая мебель, ящики, расстреливая обоймы револьверов или пистолетов. А в расширенных зрачках плясали адские искры, и отражалась нечеловеческая и незвериная тоска.

Салли больше всего боялась, что он в таком состоянии на аванпост прибудет. Случались с ним периоды относительной адекватности, особенно, когда Хойт какие-то поручения давал или ракьят суетились. Салли отчетливо осознавала: без войны с племенем главарь долго не протянет, он и так давно встал на путь саморазрушения. Ненависть к Цитре являлась для него поводом существовать дальше. Кто знает, в кого бы он превратился после гибели жрицы? Может, довел бы себя до смертельной передозировки, может, окончательно сошел бы с ума. Деньги и богатства, кажется, вовсе не интересовали его, планов на будущее он тоже не строил.