То ли проснулся он, то ли двигался в лабиринте кошмаров, когда не боялся подходить к пиратам, требовать, смеяться. Ваас со своей охраной отправился в форт. Значит, слежки не оставалось. Уровень проницательности остальных не позволял читать по лицам, улавливать мысли, пресекая полет любой птицы, словно атакой коршуна беззаконного.

Бен все бил на сходство имен, подскакивая к неосторожному спорщику, что снова по привычке торчал на причале, поглядывая на акул:

— Бенни, а не пойти ли нам в бордель?

Бенджамин «номер два» опешил, сдвигая набок пеструю бандану, протянув недоверчиво:

— Тебе-то зачем? У тебя рабыня есть, — глянул искоса, добавляя: — Вот был бы ты не жадный!.. Поделился бы.

— Ну, так ты идешь? — заминал несуразицу Бен, престранно ухмыляясь.

— Не на что, — обиженно вздохнул пират.

— А я тебя угощаю! И выпивкой, и девочками, — великодушно заявил доктор.

И не солгал: за время противостояния с ракьят он сделался достаточно уважаемым человеком в банде, его по-прежнему не отпускали в одиночку, но уже скорее, чтобы сберечь ценный кадр. Он оказывал помощь не только Алвину, но и другим командирам отрядов. Удалось отработать долг за Нору и получить сверх того. Легкое ранение самого главаря одарило щедрым вознаграждением. Правда и полуправда — лучшее оружие. И Бен решил испытать его в действии.

— Это в честь чего? — не доверял пират.

— У меня День Рождения! — уже открыто соврал мужчина, в целом, догадываясь, что «кореш» не откажется. Да кто ж за чужой счет отказывается! Все знали, что доктор не может причинить вреда. Его теперь опасались даже меньше, чем Салли, появление которой считали почти дурным знаком.

— Ну, Гип, делать тебе нечего, тут ракьят напирают, а ты транжиришь, — усмехнулся Бенни. — Но вообще… Давай!

Начало было положено, и Бен превращался в автомат в ином смысле этого слова. Адреналин в нем кипел и подсказывал лихорадочным биением в виске каждый следующий шаг. Вот уже Бенни-пират пошел заправлять джип. Командир аванпоста, которым с недавних пор стал Хал, отпустил, ведь подчиненные иногда отправлялись в Бэдтаун. Противостояние с ракьят словно затухало: поговаривали, что Ваас на днях утопил или лично пристрелил Джейсона Броди. Сопротивление племени накрыло угнетенное состояние, словно черная туча, которая по пути в дрянной городишко рисковала прорваться грозой.

Пока пират возился возле машины, доктор подошел к встревоженной Норе, которая спрашивала, стараясь размеренно дышать, давя сильный стресс:

— Бен, что ты задумал?

— Все получится, верь в меня, Нора, — погладил ее по щеке доктор, ничего не объясняя. Он слишком торопился.

Нора хмурила изогнутые темные брови:

— Уезжаешь… А Салли?

Салли… Снова о ней. Девушка тем временем не показывалась на глаза, точно пряталась. Бен ощущал, что ей стыдно и горько. Будь она настоящим циником, не стала бы скрываться. Казалось, он никогда так не понимал ее, практически чувствовал. И все осознание нахлынуло, когда он ее потерял, казалось, навсегда. А Нора… Он купил ее, он ее спас. Он увидел в ней ангела, но ведь с крылатыми не живут, их слушают, внимают их песням. Салли… С каждым мигом она ускользала, словно ночная тень. Вот мелькнула возле штаба и скрылась за развешанным на веревке тряпьем пиратов. Нет, она играла свой цинизм, потому что настоящая беспринципность не избегает чужих взглядов. Ваас вот всегда устраивал шоу, грандиозный концерт в честь кровавого исполнения его симфонии самоуничтожения.

— Ты боишься с ней оставаться? — испугался доктор, чувствуя, как рушится доверительная связь между женщинами. Ему-то казалось, что Нора стала для девочки заменой матери, старшей сестры. Может, он ошибался? Во всем.

— Теперь. Да, — дрогнул голос Норы. — Но я не об этом, — она вздохнула, неловко лохматя дреды. — Ты ей-то сказал?

— Она… Она меня не будет слушать, — прошла по телу доктора дрожь, неуместные слезы неискупимого снова подступили к глазам, но он твердо, даже жестко продолжал: — Я слишком долго обещал. И обманывал ее обещания.

Он не добавил, что ныне вознамерился оправдать их. Словно требовалось достигнуть им всем самого дна, чтобы понять: принцип непротивления злу силой для Рук Айленда означал поглощение этим злом! «Быть или не быть» означало «сопротивляться» или «превращаться в безликую погань». Выбор.

Все решал выбор. Те, кого утащило болото, те, кто не видел больше ни искры света, устраивали представление своей душевной агонии. Бенджамин решил, что пора выбираться. У него только в голове вертелось: «Контрабандисты, контрабандисты. Если есть в этом мире справедливость, то я найду этого контрабандиста. А если нет — прекращу все наши мучения тремя ударами скальпеля. Хватит! Дальше некуда!».

И он отправился на поиски неведомого человека, который потерял свою добычу.

По дороге в Бэдтаун разразился ливень, лютый тропический шторм. В бурлящих реках, казалось, отражался истинный уродливый оскал ослепительно красочного архипелага. Но, несмотря на непогоду, пираты пользовались случаем оттянуться и направились по прибытию в сторону бара — единственного относительно нормального места в деревне пропащих душ. Там даже телевизор обретался, правда, по случаю грозы на экране только помехи шли. О громоотводах в здешних местах не слышали, но обесточивать что-либо даже не собирались. Угрюмый мужик отстраненно протирал грязной тряпкой сальные стаканы. Буквально на каждом столе и стуле, в каждой тарелке и рюмке читалось: «антисанитария». Но никого это не волновало. Все считали бар приличным местом для развлечений, играли в покер, тянули пиво, курили наркотики. Доктор оглядел посетителей: еще одна группа пиратов в красных майках притаилась за картами в углу. На вошедших внимания не обратили. У Гипа уже созрел примерный план, как отвязаться от сопровождающего.

К ночи Бен напоил своего караульщика до беспамятства, притащил его в публичный дом Бэдтауна и оставил якобы часа на два, зная, что после утех с дамочками «кореш» от того количества пойла, что удалось в него влить, проспит до утра. Доктор только удивлялся, как ему удалось столь убедительно изображать, будто он тоже пьет, как конь. Одно хорошо — ему теперь верили. После того, как он мастерски извлек осколок гранаты из плеча самого главаря, уважение к нему значительно повысилось, как и уверенность в его лояльности пиратам. Но все обстояло наоборот: его раньше не следовало сторожить, ибо он не ведал, к кому и зачем бежать, а теперь четко и хладнокровно просчитывал каждый свой шаг, пользуясь этим кредитом шаткого доверия.

Вскоре мужчина выскользнул в грозу, в самый ливень, растворяясь в хлестких каплях, точно человек-силуэт с дешевой картинки. Ноги увязали в грязи, что сочилась гноем необработанной раны через деревянную мостовую. Вода в водопаде за деревней срывалась с неимоверным гулом вниз, зато скала закрывала от ветра. Но в лицо все равно летели клоки соломы, сорванной с крыш и курятников, оторванные пальмовые листья, а в ушах гудел ветер. Бен едва различал силуэты домов, но чувствовал, что непогода может быть его шансом, дополнительно скрывающим его перемещения от промокших усталых пиратов. Однако он не знал, куда направиться в поисках контрабандиста. По воспоминаниям из прошлых визитов доктор пытался найти самый странный дом, что стоял на отшибе буквой «Г». Украшенное чучелом птицы над дверью, бронированное листами железа, обиталище некого субъекта с первого взгляда отличалось от обычных утлых лачуг, разбросанных вдоль запруженной реки.

Бенджамин слышал, что вроде бы именно там жил некий человек, который занимался чем-то темным, однако не принадлежал к банде пиратов. Почему его не трогали до сих пор, оставалось загадкой, разве только потому, что Бэдтаун являлся чем-то вроде нейтральной территории для заключения сделок в баре и плотских утех в публичном доме. Так что, по возможности не устраивали стрельбу в пределах городишки. Быть может, этим и пользовался контрабандист.

Сомнения мешали двигаться к двери. На что мог рассчитывать Бен? Да, утром он решил для себя начать сопротивляться, построить план побега… Решительность переполняла его, будто он вмиг по воле волшебства сделался колоссом. Колоссом-то колосом, только на глиняных ногах. А что существовало на самом деле? Шанс на миллион. Не более.