Нет, это тоже не годится. Тот крохотный обрывок, лоскуток памяти, с трудом зафиксировавший ускользающий прочь тревожный момент, говорил - мы на пути к чему-то куда как более серьезному и неожиданному. И уже не свернуть, как ни пытайся. Остается подождать, насладиться последними счастливыми деньками, оклематься от подобного трансу оцепенения - нашего привычного ежедневного состояния.

  Уж простите за такой сумбур, просто тогда, в ту ночь, мысли так и наскакивали друг на друга, смешиваясь, сливаясь в мощные потоки и разбиваясь на тонкие ручейки, чтобы потом снова сойтись и закружиться в мутной воронке.

  Я вздохнул. И рассказать-то ведь некому, высмеют, не заметят, прогонят. Никому такие откровения, похожие на обычный бред, не интересны. Тогда я еще раз вздохнул, протяжнее и вдумчивее. Оставалось лишь вернуться в постель, сколько можно стоять и таращиться в окно.

  Как ни странно, заснул я быстро и проспал чуть ли не до полудня, на сей раз без каких-либо сновидений. Круговорот в голове утихомирился, и стало спокойно и легко. Проснувшись спустя два часа, я принял ночное видение за неприятный сон, не более того. Только сейчас я понимаю, как ошибался.

   1. Старые друзья

   Шел девятый день моего пребывания на малой родине, куда я не приезжал уже давненько, чуть ли не год. Решение было принято спонтанно, захотелось навестить семью и проведать друзей, как-то сам собой подобрался недорогой и удобный билет, и вот я дома. Тем более что в Польше меня в тот момент ничего не держало. На учебе небольшой перерыв, связанный с майскими праздниками, постоянной работой я пока не обзавелся, а написанный диплом лежит себе на жестком диске, ждет своего часа. Ну, почти написанный.

   Как это часто бывает у тех, кто возвращается домой из-за границы после долгой отлучки, первые пару дней меня переполняла эйфория - вот он, родной город, родной дом, плохие дороги и хорошие друзья и, конечно же, родители. С ними всегда так - скучаешь, а потом приезжаешь, проговоришь пару вечеров в семейном кругу, и все, больше и нет поводов соприкоснуться. Для них, наверное, просто важно само осознание факта, что я дома.

  Как и все прочие сильные переживания, эйфория не может длиться долго, и где-то на четвертый день пребывания в родных пенатах я вдруг осознал, что мне здесь решительно нечего делать. Но менять билеты на более ранний срок было накладно, а снова просить денег у родителей не хотелось, и я смирился. Чего там, посижу еще несколько дней, на учебе не хватятся - студентам свойственно расслабляться в преддверии лета.

   Поэтому, когда мне позвонил старый приятель Ваня и предложил отправиться на выходные к нему на огород, я сразу же согласился - все лучше, чем торчать в четырех стенах или бродить по городу, который за время моего отсутствия совершенно не изменился. Точнее, в центральной части все время что-то строили и перестраивали, лихо возводили торгово-развлекательные центры и кинотеатры, но в родном и тихом Ленинском районе все было точно так же, как и на фотографиях десятилетней давности. Время здесь будто замерло, и это то раздражало, то, напротив, вызывало самые теплые чувства. Тут и никакой машины времени не надо - пять остановок от центра, и ты в прошлом, на все про все восемнадцать рублей, ведь именно столько теперь стоит билет.

   Еще одним плюсом выезда на природу было также и то, что теперь мне не придется быть в городе в День Победы. Нет, я, конечно, люблю этот праздник и искренне горжусь победой нашей Родины, но вот от слоняющейся по городу нетрезвой публики я не в восторге. Георгиевские ленточки на таких товарищах, использующих великий праздник в качестве еще одного повода напиться, кажутся циничной насмешкой, вот только одноклеточные о таком понятии, как цинизм, и не догадываются. Но маргиналов не исправить и не изменить, их везде в достатке, так что лучше просто избегать встреч с ними. Пусть резвятся сами по себе, отдельно.

   Ванька пунктуально приехал за мной на своих стареньких 'жигулях' четвертой модели, которые некогда именовались идеальным автомобилем дачника, а сегодня доживали свой долгий век, жизнелюбиво дребезжа на кочках и сверкая ржавчиной на дверках и в колесных арках. Едва я уселся на продавленное пассажирское сиденье, как Ваня протянул мне початую банку пива.

   - Ты чего, ты же за рулем? - удивился я, вежливо отклонив предложение товарища.

   - Не хочешь - как хочешь, - обиженно буркнул Ванек и мотнул головой, откидывая длинную рыжую челку - все никак не пострижется, рок-звезда. - Сегодня ж девятое мая, все менты в центрах, за порядком следят! Тут никого нет, так что по барабану. Да и я наоборот, концентрируюсь так лучше. Ответственности прибавляется, что ли.

   - Ну, смотри, - я с сомнением покачал головой. - Сейчас с этим строго, права заберут, да еще, конопатого, заново сдавать заставят. Ты и так с восьмого раза права получил, что, снова год будешь под окнами ГАИ дежурить?

   Не удостоив меня ответом, Ванька резко вдавил педаль газа в хлипкий пол, и бедная 'четверка', взвизгнув шинами, пулей вылетела из двора. Вместо того чтобы свернуть на главную улицу нашего района, Ваня вдруг поехал дальше, в сторону трех недавно появившихся новостроек, по колдобинам и оставшимся после утреннего дождя лужам.

   - А там-то что? Или дорогу забыл?

   - Там, Димыч, Мария Ивановна. Отдыхать же едем, - хмыкнул Ванька. - А ты, кстати, почему это от пива отказался? Что, не нравится наше пивко после буржуйского?

   - Всему свое время, - уклончиво ответил я - на самом деле мне просто не хотелось пить дешевое пойло, тем более, что я заказал ждущим нас друзьям пару бутылок любимого темного. - Где Леху с Семеном подберем?

   - На выезде, как всегда.

   Мы некоторое время петляли по серому району, а затем, возле одной из пестрых оранжевых новостроек, Ванек выскочил из машины и скрылся в первом подъезде, ни сказав мне ни слова. Я же, посидев с минуту в салоне, тоже решил размять кости и заодно устроить себе перекур.

   Когда в августе я уезжал на учебу, эти дома еще не закончили строить. Сейчас здесь вовсю жили, о чем свидетельствовали красивые занавески на окнах и припаркованные машины - все сплошь иномарки. Три шестнадцатиэтажных 'свечки', новенькие и яркие, несколько странно выглядели на фоне простирающегося за ними типичного советского наследия в виде гаражного комплекса и ветхого частного сектора. Но это для нашей страны дело типичное, лепить новое и свежее рядом со старым и загнивающим. Даже во времена кризиса. Причем в кризис, пожалуй, безумие даже обостряется.

   Докурив сигарету, я поискал глазами урну, но в итоге счел, что она слишком далеко и небрежно бросил тлеющий окурок на асфальт. Новый, свежий, еще чистый.

  Как раз в этот момент из подъезда на свет Божий показался довольный Ванька. Фирменная ухмылка на хитром веснушчатом лице говорила об успехе операции - 'травка' у нас.

   - Ну и мажор, - затараторил Ванька, едва мы снова уселись в машину. - Ты бы видел его хату, Димыч, как в кино. Телек только на всю стену, а аудиосистема какая! Туда бы еще приставку, и все, песня, а не жизнь. Я б вот тогда из дома даже за куревом не выходил.

   - Так он что, серьезный дилер?

   - Если и так, то травка точно не его основной товар, - пожал плечами Ванька, сдавая назад и мотая головой то влево, то вправо, чтобы не задеть припаркованные машины. - Много на ней не заработаешь, по крайней мере, у нас. Да и я в первый раз вижу этого товарища. Мне его Толик посоветовал, сам-то он уже не торгует, в офис работать подался. Говорит, вот тут в новостройках человечек появился, можно к нему обратиться. Обратился вот. Дорого, правда, но трава, говорит, такая, что до Марса долетишь. Причем до того Марса, на котором еще жизнь была.

   - Еще бы он тебе что-то другое сказал, - хмыкнул я. - Снуп Догг недоделанный.

   Как всегда, по весне дороги были похожи на испещренную кратерами лунную поверхность, однако Ванька с удивительной ловкостью лавировал между ямами и выбоинами, одновременно потчуя меня бородатыми анекдотами и историями средней забавности, приключившимся с ним с момента нашей последней встречи в начале августа.