Желая угодить правящей клике, дон Блас добился, чтобы половина дворца инквизиции, в котором он жил, была отдана монахиням ордена св. Клары. Монахини поселились во дворце и недавно закончили устройство своей церкви. Донья Инеса целые дни проводила там. Когда дона Бласа не бывало дома, ее наверняка можно было застать коленопреклоненной перед алтарем.

— Она любит дона Бласа, — повторил дон Фернандо.

— Накануне того дня, когда она меня выгнала, донья Инеса говорила со мной...

— Весела ли она? — прервал ее дон Фернандо.

— Не весела, но всегда в спокойном и ровном расположении духа. Совсем не та, какой вы ее знали. Нет больше приступов резвости и дурачества, как выражался наш священник.

— Подлая! — воскликнул дон Фернандо, взволнованно расхаживая по комнате. — Вот как она соблюдает клятвы, вот как она меня любит! Даже никакой печали! А я...

— Я уже объясняла вашей милости, — снова начала Санча, — накануне моего ухода донья Инеса говорила со мной так же ласково, так же дружески, как в былые дни в Альколоте. А на следующий день холодные слова «так хочет муж», вот все, что она мне сказала, вручая при этом подписанную ею бумагу, по которой мне назначалась пенсия в восемьсот реалов.

— Ах, дайте мне эту бумагу! — сказал дон Фернандо. Он покрыл поцелуями подпись Инесы.

— Говорила ли она обо мне?

— Никогда, — ответила Санча, — так что старый дон Хайме однажды в моем присутствии даже упрекнул ее за то, что она совсем позабыла их милого соседа. Она побледнела и ничего не ответила. Но, проводив отца до двери, тотчас же побежала в часовню и заперлась там.

— Я просто дурак, вот и все! — воскликнул дон Фернандо. — О, как я ее ненавижу! Не будем больше говорить о ней. Счастье, что я все-таки заглянул в Гранаду. Но еще большее счастье, что я встретил тебя... А ты как живешь?

— Я держу лавочку в деревушке Альбарасене, в полулье от Гранады. У меня есть прекрасные английские товары, — продолжала она, понизив голос, — которые мне приносят контрабандисты из Альпухарры. В моих сундуках тканей больше чем на десять тысяч реалов. Я счастлива.

— Понимаю, — сказал дон Фернандо, — у тебя возлюбленный среди этих молодцов из альпухаррских гор. Я никогда больше не увижу тебя. Вот возьми на память эти часы...

Санча собралась уходить; он снова остановил ее.

— А что, если я проникну к ней? — спросил он.

— Она убежит от вас, хотя бы для этого ей пришлось выпрыгнуть в окно. Будьте осторожны, — добавила Санча, приблизившись к Фернандо. — Как бы вы ни переоделись, сыщики, которые шныряют вокруг дома, арестуют вас.

Устыдясь своей слабости, Фернандо не произнес больше ни слова. «Завтра же, — решил он, — я уезжаю обратно на Майорку».

Через неделю он случайно проходил по деревушке Альбарасене. Разбойники только что захватили капитана О'Доннеля, которого заставили целый час пролежать на животе в грязи. Дон Фернандо увидел Санчу, которая спешила куда-то с озабоченным видом.

— Мне некогда с вами разговаривать, — сказала она. — Идите за мной.

Лавочка Санчи была закрыта. Она торопливо укладывала английские ткани в большой сундук из черного дуба.

— Быть может, на нас сегодня ночью будет нападение, — сказала она Фернандо. — Атаман разбойников — личный враг контрабандиста, моего друга, и мою лавочку они разграбят в первую очередь. Я только что из Гранады; донья Инеса, которая все же очень добра ко мне, позволила спрятать в ее спальне самые дорогие товары. Дон Блас не увидит этого сундука, набитого контрабандой. Если же на беду он и заметит его, то донья Инеса найдет какое-нибудь объяснение.

Она торопливо укладывала тюль и шали. Дон Фернандо смотрел на нее; вдруг он кинулся к сундуку, выбросил из него все шали и залез туда сам.

— Вы с ума сошли! — воскликнула испуганная Санча.

— Вот тебе пятьдесят унций, и убей меня бог, если я выйду из этого сундука раньше, чем он очутится во дворце инквизиции в Гранаде! Я хочу ее видеть!

Дон Фернандо остался глух ко всему, что говорила перепуганная Санча.

Она еще продолжала уговаривать дона Фернандо, когда вошел носильщик Санга, двоюродный брат Санчи, который должен был на муле отвезти сундук в Гранаду. Услышав шум приближающихся шагов, дон Фернандо быстро захлопнул над собой крышку сундука. Санча для верности заперла его на ключ. Оставить сундук открытым было бы слишком неосторожно.

Итак, в прекрасный июньский день, около одиннадцати часов утра, дон Фернандо в сундуке, на спине носильщика, вступил в Гранаду. Он чувствовал, что сейчас задохнется. Наконец они добрались до дворца инквизиции. Судя по времени, которое Санга употребил, чтобы подняться по лестнице, дон Фернандо рассчитал, что сундук внесли на третий этаж и, быть может, поставили в спальне Инесы.

Когда дверь закрылась и шум утих, он попытался с помощью кинжала сдвинуть с места язычок замка, запиравшего сундук. Ему это удалось. К своей неописуемой радости, он убедился, что действительно находится в спальне Инесы. Он увидел женские платья и около кровати — маленькое распятие, которое когда-то висело в ее комнатке в Альколоте. Однажды, после бурной сцены, она повела его туда и перед этим распятием поклялась ему в вечной любви.

Стояла удушливая жара, в спальне было темно. Жалюзи были спущены, так же как и длинные занавески из тончайшего индийского муслина, собранного в складки. Глубокая тишина нарушалась только легким журчанием струйки воды, бившей на несколько футов вверх из маленького фонтана в углу комнаты и стекавшей в черную мраморную раковину.

Слабый звук струящейся воды привел в трепет дона Фернандо, хотя ему случалось раз двадцать в жизни проявлять отчаянную храбрость. Очутившись в комнате Инесы, он отнюдь не испытывал того блаженства, о котором так часто мечтал на Майорке, строя всевозможные планы встречи с возлюбленной. Страстная любовь, дошедшая до безумия от безысходного однообразия тоскливой жизни, заполнила душу дона Фернандо, изгнанного, несчастного, разлученного со всеми близкими.

Теперь единственным чувством, волновавшим его, был страх вызвать неудовольствие Инесы, чистота и робость которой были ему хорошо известны

Если бы я не надеялся, что читатель немного знаком с причудливым и страстным характером южан, я устыдился бы за своего героя: дон Фернандо едва не лишился чувств, когда вдруг, вскоре после того как на монастырских часах пробило два, он услышал легкие шаги на мраморной лестнице. Они приближались к дверям спальни; он узнал походку Инесы и, боясь первого взрыва негодования женщины, преданной своему долгу, спрятался в сундук.

В комнате было жарко и темно. Инеса легла на кровать, и вскоре по ее ровному дыханию дон Фернандо понял, что она заснула. Тогда только он посмел подойти к ней; он увидел Инесу, которая в течение нескольких лет была его единственной мечтой. Очутившись наедине с ней, распростертой перед ним в невинном сне, он почувствовал страх. Это странное ощущение еще усилилось, когда он заметил, что за два года разлуки ее черты приобрели отпечаток холодного достоинства, которого он раньше никогда в ней не замечал.

И все же, глядя на нее, он проникся нежностью; легкий беспорядок летней одежды составлял такой очаровательный контраст с полным достоинства, почти строгим выражением лица!

Он понимал, что первым движением Инесы, когда она увидит его, будет попытка убежать. Он запер дверь на ключ и положил его в карман.

Наконец наступил тот миг, от которого зависела вся его жизнь. Инеса слегка пошевелилась, вот-вот она должна была проснуться. Его осенила мысль стать на колени перед распятием, которое в Альколоте висело в ее комнате. Подняв отяжелевшие от сна веки, Инеса вообразила, что Фернандо умер в изгнании и что она видит перед собой его призрак.

Она застыла в кровати, выпрямившись и сложив руки.

— Несчастный, — тихо промолвила она дрожащим голосом.

Дон Фернандо, недвижно стоя на коленях вполоборота, чтобы видеть ее, указывал протянутой рукою на распятие; но от волнения он вдруг пошевелился. Инеса, совсем уже очнувшись от сна, внезапно постигла истину и кинулась к двери, которая оказалась запертой.