Потом мы долго рассуждали обо всем этом и пришли к выводу, что многие поступили бы также.

- Месть за смерть своих родителей такое же дело, как и пост для монахов, – сказал Оливер.

Этот разговор потушил во мне злость на цыганского мальчишку, я увидела факты произошедшего как бы со стороны.

Приспособиться к условиям того времени мне было сложно. Такой открытой душе, как Елизавета Кравченко, в XIV веке не было места, и мне об этом говорили окружающие. Значит, срочно надо было меняться.

Мой жених к концу этой болезни заметил, что у меня взгляд стал другим, и залегла складка между бровями:

-У меня тоже есть такая, - и Оливер смешно завел глаза под лоб, показывая ее месторасположение.

Я засмеялась. Иногда мой Оливер был таким милым. Такому мужчине, как он, красота была не нужна, он привлекал внимание своей покоряющей уверенностью и внутренней сосредоточенностью. И именно это делало Оливера особенным для меня. А уж когда он улыбался, словно, солнышко выходило из-за туч. Я просто обожала его улыбку! Только жаль, что она редко появлялась на его лице.

Однажды когда я засыпала, Оливер пересел на пол возле моей кровати и облокотился спиной о ее край. Он продолжал тихо и увлеченно рассказывать о своем последнем путешествии по морю во Францию, но мой сон сняло как рукой. Еще бы, мой любимый мужчина оказался так близко, что я могла разглядеть профиль и морщинки-лучики возле его глаз. Его волосы были прямыми и гладкими, отброшенными назад, для меня он был невероятно особенным. Наверное, я тогда улыбалась, как влюбленная восьмиклашка, отчего он даже замолчал.

Я протянула руку и нежно погладила его по голове, без слов показав свое отношение к нему. Он с серьезным видом взял мои пальцы и слегка поцеловал их, как в первый раз в монастыре. Затем отпустил мою руку, поднялся с пола и отошел к окну. Меня это немного задело, поскольку я привыкла касаться близких людей в своем времени – обнимать, трепать по плечу, по голове, и в этом не было ничего наглого или пошлого. Но Оливер, пожалуй, воспринимал мои «телячьи нежности» предосудительно. Сколько бы раз мы не прогуливались, он поддерживал меня под локоть только в крайних случаях, чтобы я не упала, в остальном же – свои руки он держал при себе. М-да, любая маман была бы довольна таким зятем…

Как-то раз я решила всех удивить и, одетая в свой новый брючный костюм из льна, бодрым шагом вышла из комнаты. Еще не спустившись с лестницы, я увидела, что рядом с моим женихом стоит молоденькая девчонка в белом фартуке и, манерно жестикулируя, что-то рассказывает ему. Я остановилась прямо посреди лестницы и стала внимательно наблюдать за этой парочкой, желая, чтобы меня увидели. И Оливер увидел. Он сразу подошел и, закрыв меня собою от посторонних глаз, строго спросил:

- Элизабет, что значит этот маскарад?

- Почему маскарад? Просто удобная для поездки форма одежды, – я внимательно изучала суровый взгляд его темных глаз, а потом обиженно спросила, - Вас, сэр Хэдли, так раздражает все, что я делаю?

Он крепко взял меня под локоть здоровой руки и заставил подняться с ним наверх. Сэр Хэдли говорил непререкаемо, как позволяет только хозяин по отношению к слуге, и завершил монолог с каменным выражением лица:

- Оденьтесь, как подобает женщине, Элизабет. Второй раз такого я не потерплю.

Меня это разозлило, и я повысила голос:

- Барон Хэдли, может Вам напомнить, что Вы мне еще не муж.

- Вас так тяготит наша помолвка, леди Элизабет? – он проговорил это врастяжку, самоуверенно улыбнувшись.

Вот и нашла коса на камень! Я не хотела отступать первой, но эта ссора могла довести и до разрыва отношений. Тогда я поступила иначе:

- По-моему, это Вы жалеете о сделанном мне предложении, - и я медленно опустила глаза, изобразив обиженную сиротку, - я хотела просить Вас, Оливер, научить меня метать нож. Я должна уметь защищать свою жизнь и честь.

Барона немного смутил такой поворот разговора, и он не сразу нашелся, что ответить:

- Если Вы, леди, стремитесь защищать собственную честь, то Вам не стоит появляться внизу среди всяких проходимцев в таком виде. Женщины не ходят в мужском облачении, тем более, в брюках, - на этот раз в его голосе не было агрессии, и я тихо ликовала.

Я сказала, что для подобных занятий для меня будет удобней этот костюм, а во всех других случаях пообещала, что буду одеваться так, как это следует делать невесте барона Хэдли.

Теперь уже, немного изучив Оливера, я смогла взять правильный “курс” в разговоре с ним, что и привело нас к компромиссу. В итоге, я поехала на наши занятия в костюме, но завернувшись в свой длинный плащ от любопытных глаз.

Была выбрана небольшая поляна за городом, куда Оливер, я и Джек стали приезжать ежедневно. В принципе, я умела обращаться с охотничьими ножами, - в экспедициях не раз приходилось разделывать мясо и рыбу на всю команду. А особые навыки мне помогла приобрести кетовая путина в студенческие годы. Поэтому я быстро освоила, как метать нож в землю перед собой, сложнее было научиться отправлять его на расстояние семь-восемь метров, как показывал Оливер. Проблема состояла еще и в том, что у меня находилась на перевязи правая рука, и поэтому мне пришлось сначала научиться управляться с ножом левой. Я не ожидала, что у меня так будут болеть мышцы после занятий, но отступать было не в моих правилах. И уже в последний день, перед отъездом из этого города, Джек заметил:

-У Вас неплохо получается, леди. Вот только бы силы в руках побольше и навыка.

Мы выехали со следующим рассветом и с наступлением сумерек уже были в портовом городе Нант, грязном и очень шумном. Оливер охранял меня здесь больше прежнего, и я не возражала – одного похищения мне было предостаточно.

Из-за моей болезни мы не успели на шхуну, капитаном которой был военный приятель Оливера. Те несколько дней, когда барон с оруженосцем искали корабль, идущий в Англию, я ходила из угла в угол в своей комнате. Уделом моего слуха по ночам становились брань матросов, громкий смех продажных женщин и перекрывающий весь этот шум свисток полицейского патруля. Но это считался еще одним из самых спокойных районов города.

Меня мучили опасения, вдруг мой рыцарь решит пойти к какой-нибудь веселой девице, которых в этом портовом городе больше, чем акул в море. И потому я была рада, когда большая торговая шхуна “Гермес”, наконец-то, понесла нас к берегам Англии.

Глава 5. На морской шхуне «Гермес»

Это плавание представлялось мне романтичным: безбрежные просторы и возможность частого общения с Оливером. Это все, что требовалось влюбленной девушке.

За время плавания я продолжала совершенствовать свои навыки в метании ножа левой рукой и уже сняла перевязь с правой. Я помню, как сильно переживала и даже плакала из-за того, что у меня теперь навсегда останутся шрамы на груди и правой руке. У меня медленно двигались пальцы раненой руки, но я была полна решимости освоить метание холодного оружия обеими руками и в равной степени. Успокаивало меня лишь то, что у меня в момент борьбы будет превосходство: во-первых, от меня, как от большинства молодых девушек, не ожидают большого сопротивления, а во-вторых, я смогу использовать эффект неожиданности – точно нанести удар слева. Основным методам самообороны я была обучена перед отправлением в 14 век, но не предполагалось, что отправляя девушку в монастырь, мне понадобятся навыки, куда более серьезные.

Вечерами мы ужинали с капитаном «Гермеса» Кристофером Гронго. Это был крупный немолодой мужчина, хотя немного самоуверенный, но впечатление о себе он создавал вполне благоприятное.

Все шло своим чередом, пока мне не приснился странный сон, в котором я никак не могла найти свое кольцо со встроенным фотоаппаратом. Именно с помощью этой маленькой вещицы я смогла запечатлеть в монастыре нужные мне когда-то фрески, и теперь я вдруг заволновалась, не потеряла ли я его. Собственно, оно мне и не требовалось, просто я хотела убедиться в его наличии.

Я попросила Жака, младшего помощника капитана, помочь мне найти на корабле барона Хэдли. И, пока мы искали моего жениха, этот мужлан наглейшим образом обглядывал меня с ног до головы. Я несколько раз мысленно посылала его к черту, но вслух сказать боялась. Но потом Жак стал нести какую-то чушь о том, как Боги его любят, неизменно даруя удачу, и предложил научить меня, каким Богам надо молиться. Изображая страстную улыбку, он обнажил два единственных зуба с серым налетом, отчего бы, наверное, мне следовало тут же упасть в обморок.