Я ехала в карете и замерзала до того, что готова была руками отогревать ступни ног. Ветер, гулял внутри моей кареты, и кожаные занавеси на окнах не спасали. Я невольно восхищалась стойкостью барона и его слуги, которые ехали верхом. Это были прирожденные воины, особенно мой Оливер. Единственное, меня мучило, что его с младенчества воспитывали воином, и он зачастую забывал, что он просто человек.

С наступлением сумерек мы, наконец, миновали болотистую равнину и, свернув направо, выехали на выложенную камнями дорогу. Я выглянула из окна и ужаснулась: дорога была узкой и извилистой, а по бокам она обрывалась и под прямым углом шла в ущелье.

Я разглядывала Берзхилл, мой будущий дом, к которому мы уже подъезжали. Как археолог, мне было интересно это строение, но, как женщине, мне не хотелось жить в этом холодном каменном замке. Это было здание военных времен, а не уютное гнездышко для влюбленных. Зубчатые галереи, словно, опоясывали три высокие башни. На парапете над воротами засуетились стражники, увидев приближающегося хозяина. Оливер как-то говорил, что отбыл отсюда больше года назад, представляю, какое это событие – возвращение их хозяина живым и невредимым.

Замок казался неприступным снаружи, вокруг него кольцом замыкался ров с водой. К нему нельзя было подступиться незаметно. Попасть в крепость можно было лишь по подъемному мосту, и у меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда заскрежетали цепи и окованный железом дубовый мост пошел вниз. Его конец с грохотом приземлился прямо перед нами, как бы приглашая заехать внутрь. Кони Оливера и Джека вскинули головы и нетерпеливо заплясали на месте. У меня было ощущение, что мы въезжаем в пасть к огромному киту из детской сказки.

Мы въехали под арку и остановились в первом внутреннем дворе замка. Наверное, все жители Берзхилла высыпали встречать своего господина. Вышла или, точнее, выплыла поприветствовать барона и его мать. Женщина выглядела великолепно и неприступно, словно балерина с погонами в отставке. Оливер поцеловал ее руку, затем с улыбкой что-то сказал, и тут она медленно повернула голову в мою сторону. Приблизившись, Оливер лично открыл дверь моей кареты и галантно помог выйти из нее, после чего, взяв за самые кончики пальцев, поднял мою руку перед присутствующими:

- Моя невеста, леди Элизабет Крауфт, - громко представил Оливер и взглянул на меня, - теперь все в замке знают, что ты моя будущая супруга, и ты, пожалуйста, не забывай об этом.

Меня покоробили его последние слова, но я промолчала. Он познакомил меня с матерью, и я присела в глубоком реверансе перед леди Марион. Будущая свекровь внимательно оглядела меня с ног до головы и приступила к расспросам. Оливер, взяв под руки нас обеих, повел через широкий двор к входу в замок.

- Я обещаю, леди Марион, - обратился он к матери с улыбкой, - рассказать Вам все о загадочной леди Элизабет, что идет по левую руку от меня, но сначала нам нужно отдохнуть после дальней дороги.

Леди Марион в итоге согласилась, что путь был далеким и отложила свое любопытство до более подходящего момента. Но, если честно, я бы отодвинула его как можно дальше, этот момент семейного знакомства. Я чувствовала себя с ней, как кролик – перед удавом. Она представила мне экономку замка по имени Джейн, а затем лично проводила в покои, отныне принадлежавшие мне, не оставляя наедине с Оливером.

- Эта молодая хрупкая девушка спасла мою жизнь, когда я уже распрощался с белым светом… - говорил Оливер матери, удаляясь с ней по коридору от моих дверей после этого.

Поразительно, но они были чем-то похожи, возможно, в манере держаться и говорить. Определенно, он был рад ее видеть после долгой разлуки, также как и она – своего сына, но никто из них даже не обнял друг друга. Теперь надежда, что Оливер в пылу любви и страсти как-нибудь решится обнять меня – просто погасла. «М-да, такое у них точно не заведено» - поняла я тогда.

В моей просторной комнате было чисто, но неуютно. Первое, что привлекло внимание, была огромная кровать вдвое больше человеческой длины, расположенная под пологом. Потолки комнаты были невероятно высокими, а полы голыми. Из мебели в покоях были столик на широкой резной ножке, стул с закругленной спинкой и подлокотниками, сундук возле кровати и низкая скамья. Над большим камином был выступ, где стояли два позолоченных канделябра. Здесь давно не проветривали, так что воздух в комнате казался затхлым. Оба окна были задернуты плотными темными шторами.

Экономка Джейн мне понравилась, она зашла со мной в комнату и сказала, видя мое разочарование:

- Миледи, не огорчайтесь, господин сказал, что в самое ближайшее время Ваши покои будут обустроены, как следует. Это одна из лучших комнат в замке, самая теплая, вот еще повесим кожаные шторы, как в покоях у леди Марион, чтобы и вовсе не дуло из окон.

Джейн была довольно приятной женщиной, единственное, что ее портило, это крупное телосложение и ранняя седина на висках. Она зажгла все свечи в покоях, распорядилась, чтобы немедленно растопили камин, расстелили свежую постель и принесли горячую воду в бадье.

Мне предстоял ужин в главной зале, и выглядеть на нем я должна безупречно. Я сделала все возможное, чтобы так оно и было. С помощью Джейн я собрала еще не до конца высохшие волосы в высокую прическу, очень не хватало фена и большого зеркала. Затем я надела темное, расшитое бисером бархатное платье с узкими рукавами и неглубоким вырезом. Джейн то суетилась возле меня, то бегала на кухню – проследить, как готовится ужин, поскольку ее должность не имела границ. Я была ей благодарна и одновременно сочувствовала ей. В последний раз она влетела в мою комнату с изящной теплой безрукавкой с бахромой из черных горностаевых хвостиков. Вскоре она проводила меня на второй этаж замка, где располагалась торжественная зала для приема гостей.

Все мое внимание было обращено на Оливера с того момента, как за мной закрылись огромные дубовые двери. Оливер, стоя, поприветствовал меня, и я ответила молчаливым реверансом, не особенно понимая, к чему вся эта чопорность после пережитого нами за эти недели. А затем догадалась – конечно, это было для его семьи! Сквозь разрезы его бархатного камзола виднелась идеально белая материя рубашки. Загорелый мужчина в светлом – всегда красив. Меня поначалу смущало то, что в XIV веке мужчины носили узкое трико, но потом я привыкла.

Его подстриженные волосы были зачесаны назад, а лицо выбрито настолько гладко, что он казался моложе на несколько лет. На мой взгляд, он выглядел крайне притягательно сегодня. В общем, три слова описали бы его полностью: учтив, прекрасен, благороден.

Мать моего жениха была одета богато и красиво, словно, желая поразить всех своим изысканным вкусом. Леди Марион была одета в парчовое платье изумрудного цвета, отделанное роскошной вышитой тесьмой по линии квадратного выреза. Ее заостренный головной убор был украшен мелким жемчугом, и тот же жемчуг в несколько рядов обвивал ее белую, словно, мрамор, шею. Подобные головные уборы были особенно распространены среди женщин с сединой, поскольку красить волосы еще не умели, а скрыть белеющую голову хотелось бы дамам всегда.

Также я познакомилась с сестрой барона – Анабеллой. Это была милая, весьма спокойная для своих одиннадцати лет девочка. У нее были толстые косы, перевитые светлыми шелковыми лентами и такого же цвета платье, опушенное белым горностаевым мехом.

Ужин, за который так переживала экономка Джейн, оказался на высшем уровне: тушеная капуста, жареная макрель, паштеты, легкое вино и наливка.

В камине жарко полыхал огонь, но слуги продолжали добавлять сосновые поленья, источающие удивительный запах леса. Я осторожно вела разговор с леди Марион и Оливером, следя за каждым своим словом. Оливер был доволен и спокоен, находясь в кругу своей семьи. Он помогал мне с некоторыми ответами на вопросы матери, ссылаясь на мои иноземные корни и возможные трудности с иностранным языком. Понемногу я тоже перестала нервничать в их обществе.

Ситуация изменилась, когда высокая дубовая дверь отворилась, и в узкий проем прошмыгнул шут по имени Пуфф. Он был маленького роста с горбом на спине, в сшитом из разноцветных лоскутов камзоле, рейтузах и капюшоне. Похоже, он был вместо юмористического канала для увеселения толпы во времена без телевизора. Я не расслышала части его шуток из-за звона маленьких колокольчиков, которыми он был сплошь обвешан. Он кривлялся, катался по полу, вился вокруг хозяев, и, видимо, это должно было быть смешным. Я вспомнила анекдот, где все смеются после слова лопата, и тоже изображала улыбку на лице после каждой забавы шута, чтобы не выделяться среди веселящейся семьи.