— Скоро конец, мой милый Жюльен, — пропела госпожа Петьо. — Надо вот только отвезти этот торт на Гимназическую улицу.

Это было недалеко. Мальчик вскочил на велосипед и покатил. На этот раз даже Безансонская улица была пуста. Редкие прохожие спешили в теплые дома. Многие лавки были уже заперты, немало окон прикрыто ставнями. Тепло и радость сосредоточились в домах. Теперь на улице господствовали ночь и зима.

Жюльен торопился. Это была его последняя поездка. Наконец-то он сможет поесть, а потом поскорее запрет кондитерскую и ляжет спать.

Вернувшись, он повесил велосипед на крюк под навесом. Все уже сидели за столом. Едва переступив порог, ученик встретился взглядом с хозяином. Тот улыбался. Жюльен скинул с головы шапочку. В столовой не было лишь госпожи Петьо. Мальчик мгновение колебался. На губах хозяина играла улыбка, не столь насмешливая, как в последние дни, его взгляд был менее жестким, и все же Жюльен испытывал какую-то тяжесть. В тарелках дымился суп. Мясной суп с фигурной лапшой. Жюльен взялся рукою за стул. Хозяин по-прежнему смотрел на него, тихонько дуя на пар, поднимавшийся над тарелкой. Мальчик потянулся за ложкой, но отведать супу ему не удалось.

— Ты уже подвесил велосипед? — спросил хозяин.

— Да, господин Петьо.

Хозяин осклабился.

— Ну что ж, придется снять его с крюка.

Жюльен не пошевелился. Господин Петьо продолжал улыбаться. Выждав несколько секунд, он, не повышая тона, но каким-то металлическим голосом спросил:

— Ты еще долго намерен прохлаждаться?

Мальчику показалось, что тяжелый груз пригибает его к земле. На этот раз хозяин заорал:

— В чем дело? Возьмешь ты наконец корзину? Или мне придется пнуть тебя в зад?.. Нет, вы только поглядите на этого кретина! Точно не с человеком говоришь, а с чурбаном! Ну, что ты выпучил на меня глаза? Да, придется отвезти еще заказ. Только что позвонили по телефону и попросили доставить праздничный торт.

Господин Петьо сделал паузу. Проглотил ложку супа и со смехом прибавил:

— Предпочитаю сразу же предупредить тебя, это не близко. Ехать придется в предместье Бедюг. Пока взберешься на откос, согреешься.

Из кондитерской возвратилась госпожа Петьо со свертком в руках.

— Бедняжка Жюльен, — защебетала она, — люди к вам нынче безжалостны, да?

Она улыбалась.

— Это его малость освежит, — заметил хозяин. — А то у него совсем сонный вид… Но и после этого поручения ему еще надо будет сегодня потрудиться.

Все молчали. Только Клодина и Колетта посмотрели на Жюльена, и ему показалось, что они хотели его немного подбодрить. Господин Петьо проглотил еще несколько ложек супа, а потом сказал:

— Дело в том, что я наконец-то раскусил эту птицу! Он с прохладцей развозит заказы, зная, что в это время другие моют за него бак.

Он посмотрел на Жюльена, перевел дух, а потом заорал во всю мочь:

— Так вот, мой милый! Этот фокус больше не пройдет! Когда вернешься, вымоешь бак в цеху. И пошевеливайся быстрее, ведь заказ все еще тут, а в полночь снова начнем работать. Так что, если хочешь поспать хотя бы час или два, советую тебе не волынить!

Мальчик понурился и вышел. Он с трудом снял с крюка велосипед. Улица была совершенно пустынна. Только ветер гнал по ней редкие хлопья снега.

Жюльен выехал на Безансонскую улицу, потом — на Большую. Он быстро катил по мостовой, и каждый толчок отдавался у него в голове. Иногда из неплотно прикрытого окна доносилась музыка или взрыв смеха.

Достигнув моста через реку Ду, мальчик остановился передохнуть перед подъемом в гору. Прислонив велосипед к выступу тротуара, он поставил корзину на каменный парапет моста и снял шапочку. Ощупал нывшее темя и тщательнее сложил платки.

Вокруг было совершенно темно. Светилось только окошко мельницы, золотистый отблеск плясал на струях возле водослива, да где-то вдалеке мелькали слабые огоньки. А позади раскинулся город, все его фонари, казалось, сбились в кучу и мерцали под низко нависшим черным небом; ледяной ветер больно хлестал по щекам. Жюльен вздрогнул. Перед ним, по другую сторону реки, мигали огни предместья Бедюг, они казались еще более редкими и далекими, чем городские огни. Перед его глазами виднелся крутой откос, а там, позади домов, дорога уходила в ночь.

Вдоль дороги тянулись селения. И в каждом селении были дома, где накрывали праздничный стол; высились там и небольшие церкви, куда вскоре соберутся люди с самых отдаленных ферм; эти люди будут идти, напевая псалмы, они будут идти, освещая себе дорогу старыми фонарями.

А если проехать километров пятьдесят, то попадешь в другой город. Там посреди большого сада притаился маленький дом. Жюльен вспомнил, что он выехал из кондитерской в девять вечера. В этот час отец его всегда уже в постели. Мальчик представил себе мать: вот она сидит одна в уголке возле плиты, в крошечной, жарко натопленной кухне. Она вяжет или чинит одежду. Возможно, вяжет что-нибудь для него и думает о нем. Конечно, она думает о нем. На минуту он прикрыл глаза.

Жюльен стоял не шевелясь, придерживая корзину рукой. Ему нужно было сделать всего одно движение. Незаметное движение — и корзина полетит в воду. Он перегнулся через холодный парапет. Воды не было видно. Он только слышал, как она с ворчанием разбивается о мостовой бык. Он швырнет корзину в реку, опять сядет на велосипед и покатит по дороге. Пятьдесят километров… всего пятьдесят километров.

Мальчик снова закрыл глаза. И невольно прошептал:

— Или сделать так, или вернуться в кондитерскую и мыть бак…

Налетел порыв северного ветра. Мальчик вздохнул, поднял корзину, приладил ее на голове, уселся на седло и поехал дальше.

Покупательница жила на горе, позади церкви. Жюльен знал эту женщину, она всегда щедро давала на чай.

Тяжело дыша, он добрался до ее дома. Ему пришлось вытереть пот со лба.

Жюльена провели в большую комнату, где нарядно одетые люди встретили его радостными криками. Ребятишки кинулись ему навстречу.

— Вот мальчик с хорошим цветом лица, — заметила какая-то старая дама.

В углу комнаты стояла высокая елка, переливавшаяся огнями. Девушка, сидевшая за пианино, перестала играть и подошла полюбоваться рождественским тортом.

— Вам можно позавидовать. Какие вы вкусные вещи выпекаете! — проговорила она.

Людские голоса доносились до Жюльена откуда-то издалека, совсем издалека, и звучали они как-то странно. Огни в его глазах расплывались. И детский смех, казалось, замирал в этой огромной комнате, где плясали звезды.

Ему сунули в руку несколько монет. Прижимая к боку пустую корзину, он направился к выходу и услышал несшиеся вслед шутки и смех.

А потом его окружила тьма. Тишину нарушал только приглушенный шум — это негромко стонал и вздыхал северный ветер.

Жюльен сошел с тротуара, поставил корзину на багажник и вдруг заплакал, даже не стараясь сдержаться.

Жюльен получил почтовую открытку; в ней говорилось, что тетя Эжени и дядя Пьер вернутся в понедельник третьего января. «Мы ждем тебя во вторник утром», — писала тетя Эжени. И во вторник, в девять утра, мальчик пустился в дорогу.

Было очень холодно. Местами канал, соединяющий Рону и Рейн, замерз по всей ширине. Изборожденный мелкими трещинками лед сверкал на солнце; голые деревья отбрасывали кружевную тень на откосы, покрытые инеем. Тонная ледяная пленка, затянувшая лужи на дороге, лопалась и крошилась под колесами.

Жюльен никак не мог привыкнуть к тому, что снова едет на велосипеде, низко опустив руль и подняв седло. Время от времени он выпрямлялся, выпускал руль из рук, поворачивал голову то вправо, то влево и смотрел, как у него изо рта вырывается пар и быстро исчезает на ветру.

Мальчик до сих пор еще не совсем стряхнул сон, хотя в тот день после стольких почти бессонных ночей он спал долго. По мере того как он удалялся от города, ему казалось, что вокруг все светлеет, что воздух, который он вдыхает полной грудью, возвращает ему силы, что достаточно какое-то время поглядеть, как поблескивает на солнце вода, как убегает в сторону луг Ассо — и накопившаяся в теле усталость исчезнет.