— Да. Она старая коммунистка, известная в Абхазии звеньевая, рекордные урожаи чая выращивает.

— Вот об этом ему и надо напомнить.

Младший сержант стал чаще заводить с солдатом разговор о долге перед Родиной и, между прочим, интересовался, что пишет Леволина Закировна, не уступила ли она своего первенства.

— Что вы! — обижался Циквитария. — Она у меня твердая, своей славы не уронит!

— А в письмах она опрашивает о ваших успехах по службе?

— Конечно. Но что ей ответить?

— Понимаю: неудобно писать о том, что у вас еще не все ладно с учебой. Ей, наверное, хочется, чтобы сын был отличником?

И Касьяненко заметил, что каждый раз после такого разговора солдат действует на занятиях с особым старанием.

Младший сержант подбадривал:

— У вас дела пошли лучше. Станете отличником, сам командир пошлет письмо вашей матери!

И как-то незаметно для всех рядовой Циквитария подтянулся, а затем стал и передовым. Он заслужил несколько поощрений. Достижения солдата в службе росли изо дня в день.

Становление солдата… Только тот, кто сам учил солдат военной науке, знает, сколько труда, искреннего порыва души, ума и воли надо затратить, чтобы вырастить настоящего воина! Это благородное дело требует от сержанта, чтобы он был одновременно и взыскательным наставником, и умным педагогом, строгим начальником и чутким товарищем.

Когда перед Касьяненко предстал рядовой Сидоров и доложил, что он явился «для прохождения дальнейшей службы», младший сержант, окинув солдата оценивающим взглядом, отметил про себя: немало придется повозиться.

И не ошибся. Сидоров на первых же занятиях в поле вызвал у сослуживцев иронические улыбки. Он выдохся, сделав несколько перебежек, лоб его покрылся крупными росинками пота. Однако, приглядевшись к новичку, Касьяненко заметил, что Сидоров хотя и слаб физически, но терпелив и настойчив. Он не жалуется на трудности и после каждой неудачи хмурится — сердится, видно, на себя.

Надо было в первую очередь помочь ему приобрести физическую закалку. Поэтому на занятиях по физической подготовке командир отделения уделял Сидорову особое внимание. Но, очевидно, не верил солдат в свои силы и занимался без особого старания. Командир настойчиво ему внушал: тренировка может сделать сильным любого солдата. Как-то он сослался на Суворова, который тоже в молодости был слаб физически, но сумел закалить себя и до самой старости переносил походы.

Разговор о Суворове или что-либо другое подействовало на Сидорова, но перемена, внезапно происшедшая с ним, бросилась в глаза Касьяненко. Бывает же так: не верит солдат в себя и вдруг наступит момент, и он обретает эту драгоценную веру. Так и с Сидоровым случилось. Однажды вечером, вернувшись из библиотеки, командир отделения заметил, что Сидоров куда-то исчез.

— Он на спортплощадке занимается, — сказал младшему сержанту рядовой Решетняк, оставшийся за командира.

Младший сержант пошел туда. Начинало уже темнеть. Касьяненко остановился у изгороди, огибающей площадку, и вдруг увидел, как в дальнем ее углу поднялся с земли Сидоров и повис на турнике. Подтянулся три раза, попробовал перекинуть через перекладину ногу, но, видно, устал, не смог. Потом, передохнув минуту, снова пошел к турнику.

«Молодчина!» — подумал Касьяненко и приблизился к нему.

— Правильно поступаете, — сказал он Сидорову. — Вижу, вы хотите стать хорошим солдатом и понимаете, что без физической закалки этого достичь нельзя. Но только одному вам будет трудно добиться успеха. Давайте вместе сюда ходить.

После этого разговора Касьяненко и Сидорова каждый вечер можно было видеть у гимнастических снарядов. Младший сержант, сам хороший спортсмен, помогал подчиненному осваивать одно упражнение за другим. Мускулы Сидорова день ото дня наливались силой, он окреп, подтянулся, сдал нормы на значок ГТО. Как-то здесь же, на спортплощадке, Касьяненко сказал Сидорову:

— Вам нужно крепче взяться и за огневую подготовку. Присмотритесь к нашим лучшим стрелкам Калашникову и Решетняку. Будете тренироваться вместе с ними. И ко мне не стесняйтесь обращаться с вопросами…

Шли дни напряженной учебы. Рядовой Сидоров занимался с душой, старательно. Боевая выучка воина заметно крепла. Он хорошо освоил пулемет, научился метко из него стрелять, сноровисто действовать на тактических занятиях. В журнале успеваемости против его фамилии все чаще стали появляться хорошие и отличные оценки.

…Окопчик, в котором замаскировался младший сержант Касьяненко, оказался знакомым ему.

Ранней весной вот на этой самой высотке, заросшей диким орешником, он окапывался с отделением и вырыл ячейку в мягкой, набухшей весенними соками земле. Младший сержант отбрасывал тогда саперной лопаткой жирные комья земли к молодому кустику орешника, что робко и неуверенно протягивал свои тонкие ветви к солнцу.

А теперь! Куст вымахал до пояса, стоит гордо и прочно. Жесткий осенний ветер срывает с разросшихся ветвей оранжевые листья, но орешник стоит неколебимо. Ему уже не страшны ни ветры, ни бури, ни зной. Он крепко держится за землю.

Касьяненко повел взглядом по высотке и улыбнулся. В нескольких шагах от него лежали в своих ячейках Сидоров и Циквитария, немного подальше — Калашников, Решетняк и другие солдаты. Не так ли, как окреп этот куст, возмужали они с весны! Теперь это стойкие, закаленные солдаты. Не страшны им любые испытания.

Поправив пилотку быстрым движением руки, Касьяненко поднялся во весь рост, громко подал команду. И сразу же все его отделение ринулось вперед. Касьяненко увидел серьезные, обветренные лица своих солдат, их грозную стремительность — будто они и в самом деле идут в настоящий бой.

Вот, вырвавшись вперед, бежит с пулеметом Циквитария, следом за ним поспевает приземистый и ловкий Сидоров, а дальше промелькнула плечистая фигура Решетняка. Хорошо поднялись! Такие, если кликнет Родина, пойдут на врага без страха, и никакая преграда не сможет остановить их боевого натиска.

Вот они все стоят перед ним: широкоплечий крепыш Шапаев, черноглазый Хусаинов, стройные подтянутые Коленов, Петров, Булатов. Каждого из них младший сержант Сметанин изучил «наизусть», знает, у кого какой характер и привычки, достоинства и недостатки.

Степан Сметанин проходит перед строем отделения, пристально всматривается в необычно серьезные лица солдат, Проверяя снаряжение, оружие, наличие боеприпасов, он негромко бросает на ходу замечания: «Скатку поправьте», «Подтяните ремень», «Не забудьте — огонь вести только по команде!»

Так, бывало, на фронте командир наставлял солдат перед боем.

Накрапывает дождь, ветер крепчает. Сметанин спешит на вызов командира взвода. Под ногами стелется только что пробившаяся нежная трава. Сапоги ступают неслышно, словно по ковру.

Сметанин худощав, невысок, пожалуй, ниже всех в отделении. Издали он похож на подростка, а приглядишься поближе — нет, это уже не тот робкий паренек, что, впервые перешагнув порог казармы, неловко переминался с ноги на ногу, неуверенно смотрел по сторонам, вздрагивал от громкой команды старшины.

На всем облике Степана Сметанина уже лежит печать зрелости. Лицо — волевое. Упрямо сдвинуты брови. Глаза смотрят прямо, спокойно. Походка твердая, уверенная. Нет, как ни говори, мужает на службе человек!

Выслушав рапорт, командир взвода спросил:

— Как Хусаинов? Не подведет?

— Не должен бы. Мне кажется, перелом у него наступил.

— Это верно. И все-таки не надо упускать из виду…

Возвращаясь к отделению, Сметанин усмехнулся: «Не упускать из виду!» Сколько внимания было уделено Хусаинову, а все, казалось, без толку. И только две недели назад на этом же стрельбище Хусаинов впервые порадовал всех. Выполняли тогда одиночные стрельбы. Все солдаты отделения отстрелялись на «отлично». Последним вышел на огневой рубеж Хусаинов и выполнил упражнение с хорошей оценкой. Но не это взволновало Сметанина, хотя он немало «повозился» с Хусаиновым на тренировках и рад был его успеху, а одна фраза, оброненная солдатом как бы невзначай. Когда объявили результаты стрельбы, Хусаинов воскликнул: