Дядя Саша замолчал, и все молчали. Потом Юрась спросил:
— Как же она вас нашла?
— Откуда ж я знаю? Нет, ну как нашла, понятно, она же собака, но вот как она поняла, что с нами беда, вот что непонятно. И главное, мы же все проходы обследовали, а выхода не нашли, а она как-то нашла. В общем, спасительница.
— Саша, ты почему об этом не рассказывал никогда? — спросила Катя странным каким-то, чужим голосом.
— Ага, — усмехнулся дядя Саша, — чтобы вы надо мной кудахтали? — он помолчал, потом проговорил неловко: — Сейчас, вот видишь, рассказал. Только бабушке Тасе чур ни слова! А Юла у нас, видишь вот, какая оказалась…
И он провел ладонью по ее спине. Юла жмурилась на огонь и делала вид, что весь этот рассказ не имеет к ней никакого отношения.
Кукла Наташа
Динка плакала на чердаке. Она сама не помнила, как сюда попала. Бежала, бежала, карабкалась по лестнице, та гудела, вздрагивала, скрипела и дрожала, но Динка не чувствовала, ничего не чувствовала, только слышала до сих пор ее голос, все слова. А что она, Динка, сделала-то? Ну, не убрала со стола, как бабушка Тася велела, и убежала без спросу гулять, это, конечно, плохо, а еще мама увидела, что Динка в носу ковыряет и что стена у ее кровати разрисованная. А если ей засыпать скучно? А ручка на подоконнике лежала… Она и нарисовала-то всего дракона огнедышащего, про которого Юрась рассказывал, и как этот дракон захотел съесть Юлу, и как Динка Юлу от него спасает. Просто маме не нравится, как Динка рисует. Ей ничего не нравится! Динка терпела, а потом закричала:
— Ну и пусть! Я в лес уйду! Ты меня все равно не любишь!
Динка оттолкнула маму с прохода и бросилась бежать. И теперь вот ревет на чердаке. Здесь пыльно. Пахнет старым деревом, березовыми вениками, душицей. Динка легла на какой-то мешок, набитый, наверное, старой одеждой, и такая усталость навалилась на нее, что она вмиг уснула…
А проснулась оттого, что мама кричала ее всюду.
— Дина-а-а! — кричала она у реки.
— Дина-а-а! — кричала она в лес.
— Ди-и-ина-а-а! — кричала она во дворе.
— На чердаке она, — сказала бабушка Тася.
Заскрипела чердачная лестница.
— Дина! Вот ты где… А я тебя ищу, ищу… Ты разве не слышала? Как здесь пыльно! Зову, зову тебя, ты не идешь… Ну, Динка, хватит, что с тобой сегодня?
Динка села, протерла глаза, с каким-то отупением уставилась в одну точку — на разлохмаченный угол старой коробки.
Мама забралась на шаткий табурет и выглянула в узкое незастекленное окошко.
— Красота-то какая! Так на работу не хочется… Скоро ужинать пойдем, — она соскочила на пол, подняв облако пыли.
— Фу… ой, смотри, Динка! — и из-под кучи всякой рухляди вытащила за ногу куклу.
— Бедненькая моя… Динка, это Наташа.
Мама села рядом с Динкой на тюфяк, положила на колени куклу.
— Я даже как-то… совсем забыла про нее…
Кукла была древняя, у нее даже волосы были короткие и ненастоящие, а пластмассовые, и глаза не закрывались. Краски на лице почти совсем смылись или выцвели — ни бровей, ни ресниц, белые губы. По левой ноге шла глубокая трещина, а на правой руке не было пальцев. Кукла была голая и некрасивая.
— Вот я тебе расскажу, — начала мама и ласково стерла пыль с куклиного лица, — когда я была маленькая, как ты сейчас, мы были очень бедные. Бабушка Тася же нас одна растила. Ну и денег все время не хватало, хотя Саша уже работал, но у него своя семья уже была, Светочка маленькая… в общем, неважно! Денег не было, все время ни на что не хватало, а уж на игрушки тем более. Мама мне куклы из ниток делала, целую семью из ниток сделала, разноцветную, я их любила, конечно, но все время хотелось настоящую куклу. И вот как-то раз захожу я в “Малышок”, это у нас так игрушечный магазин называется, и вижу ее.
— Ее?
— Да. Она была в таком нарядном платье, голубом с белым, и в шляпе, представляешь, в настоящей шляпе! Я глаз от нее отвести не могла. Стоила она… в общем, столько, что я у бабушки Таси ни за что бы просить не посмела. Ох, Динка, я тебе и объяснить не могу, как же я эту куклу хотела! Каждый день в магазин приходила, встану у витрины и смотрю на нее. Продавцы меня уже узнавали, смеялись, наверное… А я все смотрю на нее, будто разговариваю. Ну, в общем, решила я не завтракать, чтобы ее купить.
— Как это?
— Раньше в школах буфеты были, и родители нам каждый день деньги на завтрак давали, на кефир и на булочку с повидлом. И мне мама, конечно, давала. Вот эти деньги я и стала собирать, а в буфет больше не ходила. Четыре месяца не завтракала, — мама засмеялась тихонько. — И все в магазин бегала. Бегу, а у самой коленки дрожат — вдруг ее купил кто-нибудь?
— Не купил?
— Нет… Ну, накопила наконец-то. Ух, я счастливая была! — мама опять засмеялась. — Выхожу с ней из магазина и не знаю, как маме на глаза показаться. Что я скажу? Где куклу взяла?
— И что сказала?
— Сначала я ее прятала. Поиграю, пока мамы дома нет, и спрячу. Только однажды я с ней заснула, и бабушка Тася все узнала.
— Она тебя ругала?
— Совсем нет. Охала-ахала да вздыхала. Все говорила: “А я не пойму, чего ты такая бледная да худая у меня стала”… Эта булка с кефиром ведь самая вкусная еда была у меня за весь день. Дома только каша да картошка. А теперь она вот… — мама печально подняла беспалую куклину руку, — на чердаке пылится.
Мама посадила куклу Наташу на старую этажерку.
— Надо ее домой забрать, — сказала она тихо. — Пойдем, Динка, бабушка нас потеряет. И больше никогда не говори, что я тебя не люблю. Это неправда. И мне неприятно это слышать.
Динка опустила голову. Ей очень хотелось прижаться к маме и попросить прощения, и чтобы мама все поняла и простила, но что-то мешало Динке, что-то стояло у нее внутри колючкой, и она продолжала сидеть прямо и молчать.
К вечеру поднялся вдруг ветер, гнал на Ясенку тучи, тяжелые, пухлые, будто набитые пером подушки. Дождя не было, но в окна лезла мрачная темнота, тоненько и жалобно звенели стекла от ветра.
— Ох, гроза будет, — проворчала бабушка Тася, закрывая на ночь двери. — Хорошо, что Катя пораньше уехала, а то прихватило бы в дороге…
Среди ночи Динка вдруг проснулась. Стучали капли по крыше, но уже ровно, монотонно, и было ясно, что дождь затихает, а гроза прошла стороной. Динка лежала в кровати, слушала дождь и думала тяжело: как же мама оставила на чердаке свою Наташу? Сказала, что надо забрать, а сама оставила. Холодно там, на чердаке, ветер задувает в окошко. Страшно. Там, наверное, мыши.
Динка встала, поежилась и потихоньку пробралась в сени. На чердаке было темно и сыро от залетевшего в слуховое окно дождя. На ощупь Динка нашла скрипучую этажерку, схватила холодную, голую Наташу и бросилась вниз. Она уложила ее рядом с зайцем, у подушки. Погладила по пластмассовым волосам. И стала засыпать.
Третий день сидит Динка в кустах смородины. Она притащила сюда деревянный ящик, перевернула, получился столик. Рядом в коробке у Динки краски и кисточки. Динка любит рисовать, в детдоме у них была хорошая воспитательница, Мария Николаевна, она всегда Динку хвалила за рисунки. И в школе тоже, и мама даже записала Динку в изостудию. Особенно Динка любит рисовать карандашами. Но сейчас ей нужны краски, густые, акриловые, и тонкая кисточка № 2. Динка рисует мамину куклу. Вчера она собрала в овраге белой вязкой глины и вылепила Наташе пальцы, а еще раньше заклеила ногу и подкрасила волосы. А теперь самое трудное осталось — лицо. Динка очень волновалась, вдруг что-нибудь испортит? А потом еще надо сшить платье и шляпу, а вот шить Динка совсем не умеет, их не учили. Но она все придумала: она возьмет бабушкин телефон и попросит Свету. Скоро у мамы день рождения. Динка подарит ей куклу Наташу.
Саженцы
Бабушка Тася все видит и все знает. Вчера она крепко поругалась с Катей. У Кати был день рождения, и приехали гости, было шумно, весело, было тепло, и после застолья ходили купаться. Все хвалили Динку, какой она замечательный подарок маме сделала, и было так легко и хорошо. И только бабушка Тася видела, как смотрела Динка на Катю, когда та разговаривала чуть приглушенным голосом с кем-то по телефону, ласковым таким голосом, готовым в любую минуту рассыпаться смехом. И когда потом шепталась со Светой. Видела баба Тася, как далеко заплыла Динка после этого перешептывания и как не хотела возвращаться, а вернулась, баба Тася заметила: глаза красные. Вечером гости улеглись, а Света и Катя еще домывали посуду, разговаривали, и бабушка Тася вышла к ним.