— Конечно, похожа, я это сразу поняла.

И она притянула Динку к себе.

Юрась всеобщей радости не разделял.

— Чего это с Юрасем? — вышла на крылечко бабушка Тася.

— А! — отмахнулась Света и расцеловала бабушку Тасю в щеки. — Переходный возраст, наверное. Бабуль, кормить гостей будете? Мы торт привезли и бананы.

Завтрак был веселым. Со Светой все веселое.

“Это потому что она дяди-Сашина”, — поняла вдруг Динка. Света также заразительно хохотала, а рассказывая, обращалась ко всем сразу, никого не забывая, совсем как дядя Саша. И все истории у нее были такие захватывающие! Динка не сводила с нее глаз.

Когда мама сказала:

— Ну, вот, Динусь, это наша тетя Света.

Света фыркнула:

— Вот еще — “тетя”! Не путай ребенка, пожалуйста, мы с ней двоюродные сестры!

Это было так странно: получить в сестры такого человека! Это было так здорово! Динка ходила за Светой по пятам. На какое-то время она забыла даже про Юрася.

Света была совсем не красивая. Маленькая, угловатая, как мальчик-подросток, со спины она отличалась от своего сына только ростом. У нее был длинный нос, лягушачий рот, острый подбородок. Но что-то такое было в ней, что тянуло Динку, как на веревочке. Света все время что-нибудь рассказывала. И пока мыли посуду после завтрака, и пока пололи вместе морковку. Рассказывала, будто Динка была ее лучшей подружкой. Динка все время оглядывалась на Юрася, приглашая присоединиться, но он, как приехал, взял с полки книжку (и Динка видела: взял не глядя, первую попавшуюся), улегся на тахту и не отрывается.

— Ты чего такой хмурый, Юрась? — подсела к нему Динкина мама.

— Да нет, теть Кать, я нормально.

Мама подержала руку на его спине и отошла. Она тоже будто не знала, чем себя занять, но Динка не замечала этого, сегодня она видела только Свету.

Вечером Света и мама сели на крылечко, что выходило в огород. Динка приткнулась к маминому боку, поглядывала на Свету, на темнеющие в саду деревья, на заросли бурьяна у забора. Звенел сверчок под крыльцом, квакали у реки лягушки, зудели комары, и мама то и дело отгоняла их рукой от своего лица и от Динкиного. В доме Юрась смотрел телевизор. Бабушка Тася немножко посидела с ними и ушла спать. Она всегда ложится еще засветло, чтобы пораньше встать.

— Ну, — сказала мама Свете, — рассказывай!

Света, еще секунду назад задумчиво-рассеянно смотревшая вдаль, смутилась, вздохнула и вдруг вся просияла. Она зажмурилась, будто собираясь с духом, и прошептала:

— Я влюбилась!

Мама сделала круглые глаза, а Света засмеялась тихо-тихо, ласково-ласково:

— Он такой… необыкновенный. Настоящий, понимаешь? Я влюбилась просто сразу. И он. Он тоже говорит, что сразу. Я никогда такой счастливой не была, совсем голову потеряла…

— Никогда?

— Ну… может быть, когда Юрась родился, но это другое. Катя! Он на папу похож.

— На Сашу? — удивилась мама.

— Да, да! И лицом, и характером, да всем! И я все думаю: почему он не встретился мне раньше?

— Наверное, потому, что должен был родиться Юрась.

— Да, конечно… — Света свела брови, — Юрась злится.

— Ревнует.

— Я понимаю. Все не могу с ним поговорить. Не могу решиться. Слова подобрать не могу. Тебе нравится здесь?

— То есть? В Легких горах?

— В Легких горах, в Лесногорске?

— Ну… да. Это же… ну, родина.

— Конечно, — Света улыбнулась, будто обрадовалась, что мама подобрала верное слово. — Я уговорила его переехать в Лесногорск.

— Из Москвы?!

— Из Москвы! — тряхнула головой Света. — А что? Будем жить здесь, туда на выставки ездить… Осталось только Юрася уговорить.

— Как его зовут? — спросила мама.

— Сережа.

— Сережа, — пробормотала мама растерянно, и Динка сквозь дрему почувствовала, как сжалось мамино сердце. И Динкино сжалось тоже: от тоски и страха. Света погладила маму по плечу и вдруг тихонечко запела:

Зорька алая,

Зорька алая, губы алые,

А в глазах твоих,

А в глазах твоих неба синь…

Ты любовь моя,

Долгожданная,

Не покинь меня, не покинь меня,

Не покинь…

Динке хотелось подпеть, но сон все глубже уводил ее, она только чувствовала, что мама стала подпевать, что обе они думают о своих Сережах, что мама тоскует о нем до сих пор, что она не забыла и не забудет, убеги они хоть на край света, и Динке стало жалко маму.

Спелым колосом,

Спелым колосом вьются волосы,

Только голову,

Только голову запрокинь.

Через сотни лет,

Через тысячи

Не покинь меня, не покинь меня,

Не покинь…

Песня поднималась над домом, где спала бабушка Тася и сердился Юрась, улетала она в вечереющее небо, расстилая над Легкими горами прозрачные, звонкие крылья.

Жених

И совсем он не был похож на дядю Сашу. Худой был и высоченный, Света ему едва до локтя доставала.

— Мы смешно смотримся? — спросила она у Кати.

— Вы смотритесь замечательно.

И Сергей был замечательный — так решили все взрослые. В Легких горах устроили пир на весь мир, приехали все: и Крымовы, и толстый дядя Петя с тетей Аней, их трое сыновей: Миша, Андрюша и Женька, рыжие, как папа, худые, как мама. Все обнимались, смеялись и не сводили друг с друга глаз, будто сто лет не виделись. Динка робела, жалась к маме, а та, будто нарочно, рассеянно ее отодвигала, отправляла к Юрасю, смеялась вместе со всеми. Больше всего Динка боялась Вики, второй дяди-Сашиной дочери. Она была такая красивая! Высокая, черноглазая, она поворачивала голову так высокомерно, будто она королева. Динке она мимоходом как-то улыбнулась и больше не обращала внимания, хотя и видела впервые. Конечно, здесь был новичок поинтереснее. Светин жених! Из Москвы! Художник! И где? У них дома, в Легких горах! Такой простой, спокойный… Света сияла.

Динка вышла из-под навеса, где все сидели. Давно-давно нигде не видно Юрася, а взрослые будто и не замечают. Динка нашла его у полуразвалившегося сарая, набитого сеном. Юрась, сдвинув брови, смотрел поверх забора.

— Вот увидишь, они заберут мою комнату, — сказал он.

— Кто они?

— Не понимаешь, что ли? Этот мамин… — он поморщился, скривился весь, будто даже на вкус мог почувствовать, какое это слово было противное, — хахаль!

— Почему заберут?

— А ты как думала? Прихожу сегодня домой, они там… Целовались, поди… Соскочили, ой, Юрочка, как ты рано! Я в комнату, чтобы без разговоров этих, и дверь закрыл. А он: “Какая замечательная все-таки у Юрки комната!” А она… — Юрась замолчал. Динка увидела, как у него внутри тонкой шеи прокатился твердый шарик.

— А она?

— Засмеялась.

За забором вставали в Юрасин рост травы. Там, за бурьяновой стеной, был овраг, оранжевый от глины и песка, а за оврагом — луг. Динка все это знала, и все равно ей казалось, что там, за оврагом, — море. От близкой реки веяло ветром и тиной.

Юрась пробормотал:

— Конечно, он же художник, ему нужна мастерская, а Юрась — никто, Юрась в зале поспит…

— Они так сказали? — распахнула Динка глаза и сразу вспомнила, как Света обняла ее при первой встрече. Юрась смутился и пробурчал:

— Нет, конечно, попробовали бы… Ну, сама подумай! Нарожают детей…

Динка вздохнула. Проковыряла пяткой ямку в земле.

— Мне бы хотелось, чтобы моя мама нарожала детей, — сказала она.

— Тетя Катя старая, она не нарожает.

Динка знала, что не нарожает. Дело не в возрасте. Мама объясняла, но Динка мало что поняла. Что-то там со здоровьем.