Больница Святого Евстахия находилась на западном берегу реки Анжан, примерно в миле к северу от того места, где она соединялась с Черной рекой. Самая старая часть комплекса представляла собой выцветшее кирпичное здание, в котором в основном размещались административные помещения. Полдюжины других, более новых строений выросли вокруг него за эти годы, придавая вид университетского городка, а не большой действующей больницы.

Такси высадило нас у главного входа. Впечатляющие стеклянные двери отражали утренний солнечный свет и скрывали внутреннюю активность. Я сделала два шага по бетонному тротуару и замерла. Волосы у меня на затылке встали дыбом.

— Что такое? — спросил Вайят, стоя плечом к плечу со мной.

— Мне это только что пришло в голову, — проговорила я, моргая на свое отражение в этих блестящих дверях. — В последний раз, когда была здесь, я сбежала из морга в огромных спортивных штанах, а потом угнала машину врача.

— Ты угнала машину?

Мне стоило опустить эту деталь? Возможно. Похоже, это единственное, на что он обратил внимание. — Что ещё важнее, Вайят, по крайней мере, двое из здешних докторов видели во мне холодный, замерзший труп, а затем ходячего, говорящего, живого человека.

— Тогда мы будем держаться подальше от морга.

— Легче сказать, чем сделать, если один из этих докторов решит прогуляться.

— Эви, это самая большая, самая загруженная больница на тридцать миль вокруг, и сотни людей приходят и уходят. Шансы нарваться на двух медиков посреди всего этого ничтожно малы.

Я застонала: — Только не сейчас, когда ты сглазил нас своими словами.

Он слегка подтолкнул меня локтем. — Пошли уже. Мы зря теряем время.

Моя настороженность не ослабевала, пока мы шли через вестибюль к ряду лифтов. Сильный запах дезинфицирующего средства преследовал нас повсюду, иногда смешиваясь с запахом чьего-то лосьона после бритья или тела. У лифтов мы присоединились к другой молодой паре, которая стояла, нервно вцепившись друг в друга. Подошла пожилая женщина и скрюченным пальцем нажала на уже зажженную кнопку. От нее исходил запах виски.

Лифт прибыл, и из него вышли с полдюжины пассажиров. Мы шагнули внутрь и продвинулись вперёд, чтобы остальные могли зайти. Вайат нажал на кнопку четвертого этажа, молодая пара — пятого. Любительница виски просто стояла, слегка сгорбившись. Когда двери начали закрываться, раздался голос из вестибюля: — Придержите лифт!

Молодой человек нажал кнопку «Открыть», и двери разъехались. Женщина, у которой я успела рассмотреть только голубой халат и рыжие волосы, остановилась рядом со старухой, прижимая к груди стопку медицинских карт.

— Спасибо, — поблагодарила опоздавшая.

Я вздрогнула. Разинув рот, смотрела на её наклоненный профиль, едва различая подбородок и нос. Но я никогда не забуду этот голос. Другой врач называл её Пэт. Вот тебе и ничтожные шансы Вайята.

Пэт повернула голову в нашу сторону. Дерьмо. Я схватила Вайята за плечо, развернула его лицом к себе, положила голову ему на грудь и начала притворно плакать. Он напрягся, вероятно, не понимая, что со мной происходит, и обнял меня за плечи. Я не обращала внимания на тепло его объятий и нежные поглаживания моей спины и вместо этого сосредоточилась на том, чтобы вызвать хорошие слезы. Просто чтобы добавить немного реализма в это действо.

Но никак не предполагала, что мои мысли будут об Алексе. Настоящие слезы обожгли мне глаза и сжало горло. Господи, неужели я ещё не выплакалась за десятерых человек? Нет, это больше, чем просто мое горе по Алексу. Чалис тоже скучала по нему.

— О боже, — произнес скрипучий голос, вероятно, пожилой женщины. — С ней все в порядке?

— Её… э-э… дядя умирает, — на ходу соврал Вайят. — Они были очень близки.

— Бедняжка. Это так печально, когда кто-то, кого мы любим, уходит. Бог забрал у меня моего Генри в прошлом году, и с тех пор я уже не та, что прежде.

— Ваш муж?

— Моя немецкая овчарка.

Смех прорывался сквозь мои рыдания, а потом вырвался сдавленным вздохом. Вайят ещё крепче прижал меня к себе. Лифт остановился и звякнул. Заскрежетали двери.

— Наш этаж, — сообщил он.

Я опустила голову и позволила ему вывести меня из лифта. — Да пребудет с вами обоими Господь, — проговорила старуха в наши удаляющиеся спины.

До сих пор он почти не появлялся, и я сомневалась, что появится сегодня.

Вайят потянул нас в сторону, к полированному фонтанчику с водой. Я сдерживала смех, вызванный комментарием этой глупой женщины о собаке, и использовала его, чтобы отогнать горе. Загоняла его в самый дальний угол моего сознания, где он останется еще на некоторое время. Вайят приподнял мой подбородок и заглянул в глаза.

— И что это было? — прошептал он.

— Это мой медэксперт, — тихо ответила я. — Та самая, которую я до смерти напугала. Это она.

Он побледнел: — Ого.

— Именно, поэтому мне пришлось поспешно разыграть спектакль, прежде чем она хорошенько не разглядела меня и снова начала изображать обморок.

— Не знал, что ты такая хорошая актриса.

Вытерла щеки, откашлялась и понадеялась, что не выгляжу сильно заплаканной. — Вовсе нет. — Я зашагала по коридору, сосредоточившись на палате 419.

Миновав пост медсестер, две зоны ожидания и по меньшей мере две дюжины палат, мы наконец добрались до 410-й… 411-й… 413-й. Ещё одна зона ожидания, наконец комната с окнами и опущенными жалюзи. По необъяснимой причине дверь распахнулась — внутрь, иначе она сильно и больно ударила бы меня по лицу — и оттуда вышла Джина Кисмет.

— Ты называешь это быстро? — спросила она, а потом, немного подумав, добавила: — Ты уже пришла в себя?

— Я в порядке, — ответила я. — Что за срочность?

Она отступила назад и впустила нас внутрь. В комнате находилось пять человек. Двое из них меня не удивили, так как там была Кисмет. Тибальт Монахан стоял прямо за дверью, прислонившись спиной к стене, как часовой. Его джинсы выпирали на середины правого бедра, скрывая бинты от ран, полученных во время утренней битвы. Он удостоил меня кивком, и я повторила его жест. Прямо напротив него сидел Феликс, один из его напарников по триаде — ещё одно молодое лицо с щенячьими глазами, он тоже сражался в то утро в Олсмиле. За последние несколько лет наши пути время от времени пересекались, особенно в тот раз, два года назад, когда я отчетливо помню, как ударила Тибальта кулаком по лицу.

Двое других людей, чье присутствие действительно удивило меня, сидели в креслах напротив двери. Амалия и её телохранитель Джарон, так непохожие на тех, кого я видела в Первом Пределе, вежливо улыбнулись. Они называли человеческие тела, в которых обитали на поверхности, «аватарами», то есть способом незаметно пройти среди людей — если Амалия, конечно, считает пребывание в теле высокой, длинноногой модели-аватаре незаметным. Кроме того, Джарон имел телосложение профессионального рестлера, что меня позабавило, поскольку феи (во всяком случае, в их истинной форме) выглядят определенно женственно. И ростом со среднего человеческого малыша.

Я видела их аватары дважды в своей жизни; если они здесь, значит, произошло что-то серьёзное.

Пятый был незнакомцем. Он сидел, вытянув перед собой скрещенные длинные ноги. Худого телосложения, с черными волосами с проседью, вытянутым узким лицом, похожим на лошадиное, он был одет в темно-синий костюм без галстука. Очень похож на полицейского в отставке.

— Я не должна была сомневаться в тебе, Эвангелина, — произнесла Амалия. Голос принадлежал фее, которую я встретила вчера, царственный и высокий, неподходящий большому телу, из которого он исходил. — Ты преуспела в защите Первого Предела.

Кисмет закрыла за нами дверь и встала рядом с настороженным выражением лица.

— Не люблю проигрывать, — сказала я.

— Никто этого не любит, — согласилась Амалия. — Но часто одержав победу, приходится идти на компромисс.

Я моргнула, не уверенная в её последних словах. Взглянула на Кисмет, чье внимание было приковано к дальней стене. Тибальт и Феликс тоже смотрели в другую сторону. Троица напротив меня на мгновение показалась мне похожей на расстрельную команду. — Мы остановили Товина и схватили Испорченного. — Крошечный всплеск паники ударил меня. — Ведь он не освободился, правда?

— Нет, не освободился. Мы создаем новое сдерживающее заклинание, чтобы укрепить старое. Испорченный — это не то, ради чего мы здесь.

Ладно, я почувствовала себя немного лучше. — Тогда в чем же тут компромисс? В том, кто получит лавры?

Амелия размеренно покачала головой. — Нет, твоя победа над Товином не подлежит сомнению, как и тот урон, что ты создала в рядах полукровок и гоблинов. Будь спокойна.

Покой — это все, что я хотела получить, только никто мне этого не позволял. Я отчаянно потянулась за другим объяснением. — Гоблины бунтуют? Требуют мою голову из-за Келсы?

Я готова поклясться, что Амалия почти улыбнулась. — Ходят слухи, что они очень расстроены потерей одной из своих королев, но нет. Они не представляют непосредственной угрозы.

Пока ещё нет, верно? — Ладно, тогда какого черта мы здесь делаем?

— Ещё один вопрос был доведен до сведения Совета фейри через Собрание старейшин кланов.

Старейшины кланов считай оборотни. Я пристально посмотрела на незнакомца, и все мои защитные инстинкты внезапно завопили. Почувствовала себя в западне. Этот человек слишком спокоен и самоуверен, чтобы быть кем-то другим.

— Это все из-за Уолкинов, не так ли? — спросил Вайят. Он шагнул вперед, сразу же оказавшись справа от меня. Слева шевельнулась Кисмет, сжимая кулаки по бокам. Её охотники оставались напряженными и настороженными.

— Да, — подтвердила Амалия.

— Кто ты такой? — спросила я у незнакомца.

Он наклонил голову, мельком взглянув на меня, прежде чем ответить: — Меня зовут Майкл Дженнер. Я говорю от имени Собрания старейшин кланов, а также от имени тех, кто не может говорить сам за себя. Молчаливые голоса, требующие справедливости.